– И пошел вон. Я сегодня не в настроении.К такому повороту событий Валет меня не готовил. Пришлось в срочном
порядке осваивать искусство импровизации.– Э-э… – замямлил я, не решаясь принять вознаграждение. – Так не годится.– Что? –
Хашим округлил глаза.– Если вернусь, не отработав, хозяин побьет.– Ты чего несешь, сопляк? Бери, – он схватил мою правую руку
и насыпал серебро в ладонь. – А теперь катись отсюда.– Господин Хашим, – не оставлял я попыток, суча ногами и трепыхаясь,
ухваченный за шиворот, – мне нужно вам кое-что сказать. Пожалуйста.– Ну, – движение к двери остановилось, Хашим встряхнул меня
и повернул лицом к себе. – Говори живее, что хотел.– Я… я… – мысли сбились в кучу, закипающая от адреналина кровь пульсировала
в ушах. – Я. Ваш. Сын, – вымолвил наконец окостеневший от напряжения язык.– Чего?!– Сын, сын, – повторил я, словно это было
заклинание, способное остановить время и дающее возможность перевести дух.– Ты, пацан, в своем уме? – Хашим сделал шаг назад и
внимательно ко мне присмотрелся. – Кто тебе сказал такую чушь?– Мама, – ответил я, не раздумывая.– Да какая, к хуям, мама?!–
Босс, у вас все нормально? – донесся из-за чуть приоткрытой двери голос охранника.– Пшел вон!– Слушаюсь.– Сколько тебе лет?
Кто мать? – вернулся Хашим к прерванному разговору.– Мне девять лет. Маму звали Жанной.– Жанной, – повторил Хашим задумчиво. –
Черт. По именам-то я их не очень… Кликуху знаешь?Я отрицательно покачал головой и вздохнул.– Вроде была у меня какая-то Жанна.
Девять лет, говоришь? Н-да… Она живая еще?– Умерла, – шмыгнул я носом. – Месяц назад, от лихорадки.– Вот, блядь, всегда так, –
хлопнул себя Хашим по ляжке. – Чуть что, ответственного не найти. Ну-ка, – он ухватил меня за подбородок и присмотрелся,
насупившись. – Что-то не похож ты ни хуя. Хотя…– Мама говорила, вы – добрый человек, – попытался я сделать максимально
проникновенный взгляд. – Она хотела, чтобы я вырос таким же умным, чтобы далеко пошел.– Правда? – Губы «отца» скривились в
подобие улыбки. – Что она еще говорила?– Мама не часто об этом рассказывала, только перед смертью. Плакала все время. Жалела,
что не сказала раньше. Думаю, она любила вас.– Хм, – Хашим развернулся и, качая головой, прошел к бару, чтобы наполнить
опустевший стакан. – А знаешь, – начал он, звеня бутылками, – у меня ведь пять дочерей. Ну, насколько известно. Прямо
проклятье какое-то, сука за сукой. Видеть их не могу. Работа, она, как ни крути, накладывает отпечаток. Сына я хотел в свое
время, очень хотел, но не судьба, – он неожиданно остановился и посмотрел на меня серьезно. – Ты здоров?– Только краснухой
болел.– Славно. А с глазами что?– Не знаю, – изобразил я улыбку. – Мама говорила: «Это солнечные лучики заблудились».– Лу-
учики, – протянул Хашим, наливая очередную порцию спиртного. – Хех. Видишь-то нормально?– Отлично вижу.
– Хех. Видишь-то нормально?– Отлично вижу. Даже в темноте.– Вот
как? Славно-славно. Еще мутации есть?– Больше нету.– Почти что лац?Такое оскорбление мне тяжело было вынести даже от «отца».–
Я не лац! – Рука сама собой дернулась в направлении ножа, едва не сведя все старания к нулю.– О-о! – Хашим поставил стакан и,
хохоча, захлопал в ладоши. – Вот теперь вижу фамильное сходство, – он подошел и еще раз смерил меня взглядом. – А чего
спектакль разыгрывал, будто прислан? И откуда ты узнал вообще? У меня ведь сегодня и впрямь назначено.– Это не спектакль, –
потупил я глазенки. – Мне знакомый помог. Он у господина Кучадела работает. Я целый месяц ждал, когда его к вам пошлют.
Заплатил девять серебряных – все, что после мамы осталось – и поменялся с ним.– Хех. Смышленый. Стало быть, все на карту
поставил?– Мне мама велела обязательно с вами встретиться.– Да еще и исполнительный. Хорошо. Только что же ты с пидорами
дружбу водишь? Сам-то не по этой части?– Что вы! – изобразил я сдержанное возмущение. – Никогда. Да и не друг он мне, я же
говорю – знакомый. Был бы другом, разве стал бы деньги просить?– Запомни, парень, – Хашим принял серьезный вид и указал на
меня пальцем, – пидоры – не люди. Они хуже баб. Шлюхи с рождения. Общаться с ними можно только одним способом. Подрастешь,
расскажу, – он сделал два больших глотка, опустился на корточки и положил правую руку мне на левое плечо. – Сын, значит?–
Сын, – ответил я.– Хм. Ладно, время покажет.Рука потянула меня вперед и тут же ослабла. Согнутые в коленях ноги зашатались.
Мертвое тело конвульсивно дернулось и повалилось на спину. Из-под утонувшего в глазнице по самую гарду клинка побежала кровь,
залила веки и тонким ручейком устремилась вниз по щеке.Я постоял над трупом секунд десять, наблюдая за конвульсиями, тронул
Хашима ногой, ответной реакции не последовало, на всякий случай проверил пульс – глухо.Помню, первое, что почувствовал, –
дикая злоба на себя. Безумная. До зубной ломоты. В голове сформировалось осознание масштаба трагедии. Я только что
собственными руками загубил свое будущее. Вот оно, лежит у моих ног и не дышит, только смотрит в пустоту единственным
немигающим глазом. Голова закружилась. Роскошные апартаменты вдруг потеряли четкость, поплыли, отдаляясь все дальше и
дальше.– Бляяядь…Я опустился на пол и сел, вытянув ноги.Не знаю, сколько времени прошло до того, как ясность рассудка
вернулась. Когда сидишь и тупо смотришь в одну точку, а голова гудит от пустоты, счет минутам теряется. Разум оставляет пост
и, махнув на все рукой, идет отдыхать. Наверное, это такой защитный механизм. Ведь в противном случае легко разбить свой
безмозглый чалдан с досады о стену. По крайней мере, в первые секунды подобная идея не кажется лишенной смысла.Немного
оклемавшись, я натянул ботинки, окинул напоследок печальным взором уплывшее из рук счастье и вышел за дверь.– Стоп, – рука
охранника ухватила меня сзади за капюшон. – Босс, мальчишка уходит. Отпустить? – пробасил он в трубку.– Тщщщ, – поднес я к
губам указательный палец. – Господин Хашим просил не беспокоить его. Он сильно расстроен. Очень сильно.– Опять, что ли, не
фурычит? – шепотом поинтересовался охранник, указывая взглядом себе в район паха.