Тут нужна не только преданность, они должны уметь морочить людям голову. Я этому научился, когда был хобо. А Алекс не умеет, он слишком честный. Но я уже почти завербовал одного, его фамилия Джонсон.
— — Да? А что это за человек?
— — Раньше торговал недвижимостью и хорошо умеет уговаривать людей. Его бизнес паназиаты, конечно, прикрыли, а в трудовой лагерь он не хочет. Сейчас я его прощупываю.
— — Если решите, что подходит, присылайте его сюда. А может быть, сначала я посмотрю на него сам.
— — Что‑что?
— — Я слушал вас и думал, — Джефф, я ведь плохо представляю себе обстановку. Надо бы приехать к вам и увидеть все своими глазами. Раз уж мне предстоит командовать парадом, я должен понимать, что к чему. А сидя в этой норе, я отрываюсь от жизни.
— — Но я думал, что у нас с вами этот вопрос давно решен, сэр.
— — То есть?
— — Кого вы оставите исполнять обязанности командира — Кэлхуна?
Ардмор несколько секунд помолчал, потом сказал:
— — Идите вы к черту, Джефф!
— — А все‑таки?
— — Ну ладно, давайте об этом не будем.
— — Не обижайтесь, командир. Я хотел, чтобы вам все стало ясно, поэтому и говорил так долго.
— — Вы правильно сделали. Я хочу, чтобы вы все это повторили, и как можно подробнее. Я посажу Эстеллу и велю ей записать все, что вы скажете. А потом мы из этой вашей лекции сделаем инструкцию для кандидатов в «священники».
— — Хорошо, но давайте немного позже, у меня через десять минут служба.
— — Неужели Алекс не может даже провести службу?
— — Да нет, у него не так уж плохо получается. Его проповеди даже лучше моих. Но это самое удобное время для вербовки, майор: я присматриваюсь к людям, а потом беседую с каждым по отдельности.
— — Ладно, ладно, отключаюсь.
— — Пока!
На богослужения в храме теперь собиралось множество народу. Томас не обольщался мыслью, что причина этого — особая привлекательность учения о Великом Боге Мотаа: уже во время службы вдоль стен накрывали столы, и на них появлялась обильная еда, приобретенная на золото Шира. Тем не менее Алекс справлялся неплохо. На его проповедях Джеффу иногда казалось, что старому горцу в конце концов удалось примирить свою совесть со столь необычной работой, и теперь он как будто проповедовал собственную веру — так убедительно у него получалось.
«Если он будет продолжать в том же духе, — сказал себе Джефф, — женщины того и гляди начнут падать в обморок. Надо бы сказать ему, чтобы не так нажимал».
Однако обошлось без неожиданностей, и вот уже зазвучал заключительный гимн. Прихожане пропели его с большим увлечением, после чего дружно направились к столам. Подобрать подходящие мелодии для гимнов долго не удавалось, пока Джеффа не осенила идея написать новые слова к самым обычным патриотическим песням Америки. Теперь стоило прислушаться повнимательнее, и можно было услышать, как те, кто посмелее, повторяют прежние, подлинные слова.
Пока прихожане были заняты едой, Джефф расхаживал среди них, гладя по головке детей, благословляя всех налево и направо и слушая, о чем они говорят. Когда он проходил мимо одного из столов, какой‑то человек встал и остановил его. Это был Джонсон, бывший торговец недвижимостью.
— — Можно вас на два слова, святой отец?
— — Я слушаю, сын мой.
Джонсон дал понять, что хотел бы поговорить наедине. Они выбрались из толпы и остановились у алтаря.
— — Святой отец, я сегодня не могу вернуться домой.
— — Почему, сын мой?
— — Я так и не смог перерегистрировать свою карточку.
— — Почему, сын мой?
— — Я так и не смог перерегистрировать свою карточку. Сегодня мой последний льготный день. Если я покажусь дома, мне не миновать лагеря.
Джефф строго посмотрел на него.
— — Ты ведь знаешь, что слуги Мотаа не подстрекают к неповиновению светским властям.
— — Но вы же не дадите им меня арестовать!
— — Мы не отказываем в убежище. Может быть, дело не так плохо, как тебе кажется, сын мой. Если сегодня ты переночуешь здесь, завтра кто‑нибудь может взять тебя на работу и перерегистрировать твою карточку.
— — Значит, я могу остаться?
— — Можешь.
Томас решил, что Джонсона уже можно оставить навсегда. Если подойдет, поедет в Цитадель для окончательной проверки, а если нет, — останется служкой при храме: помощников с каждым днем требовалось все больше, особенно на кухню. Когда прихожане разошлись, Джефф запер двери и проверил все помещение — не остался ли в храме кто‑нибудь кроме постоянных помощников и тех, кому разрешили остаться на ночь. Таких набралось человек шесть; к некоторым из них Джефф присматривался, надеясь впоследствии их завербовать.
Когда осмотр был закончен, а храм убран, Джефф выпроводил всех на второй этаж, в спальни, и запер за ними дверь. Он делал так каждый вечер. Алтарю со всеми спрятанными в нем чудесными приспособлениями непрошенное любопытство не грозило — он был защищен отдельным экраном, который включался из подвала, но на всякий случай Джефф хотел быть уверен. что никто к нему не подойдет. Ежевечернее запирание дверей, конечно, сопровождалось священнодействием, смысл которого сводился к тому, что нижний этаж — место святое и находиться там никому не дозволено.
Алекс и Джефф спустились в подвал, заперев за собой тяжелую, окованную железом дверь. Там в большой комнате стояли силовая установка алтаря, аппарат связи с базой и те самые две койки, которые Малыш Дженкинс раздобыл в их первый день в Денвере. Алекс разделся, принял душ и улегся в постель. Джефф тоже скинул мантию и тюрбан, оставив только бороду — теперь она была у него собственная, — надел комбинезон. сунул в зубы сигару и вызвал базу.
Следующие три часа он диктовал под храп Алекса, а потом тоже лег спать.
Проснулся Джефф с каким‑то тревожным чувством. Свет не горел, значит, разбудила его не утренняя побудка. Несколько минут он лежал неподвижно, потом протянул руку и взял с пола посох.
Кроме него и Алекса, мирно храпевшего на своей койке, в комнате кто‑то был. Джефф был в этом убежден, хотя не слышал ни одного подозрительного звука. Он на ощупь отрегулировал посох, чтобы обе койки оказались внутри защитного экрана, и включил свет.
У аппарата связи стоял Джонсон в каких‑то необычных очках сложной конструкции и с инфракрасным фонарем в руке.
— — Стой и не двигайся, — тихо сказал Джефф. Джонсон резко повернулся, сдвинул очки на лоб и несколько секунд стоял, щурясь от яркого света. Внезапно у него в руке появился вихревой пистолет.
— — Лежи спокойно, дед, — огрызнулся он. — Имей в виду, это не игрушка.
— — Алекс! — позвал Джефф. — Алекс! Проснись! Алекс сел на койке, готовый действовать, и схватил свой посох.
— — Мы оба под экраном, — быстро сказал Джефф. — Возьми его, но не убивай.
— — Только шевельнитесь, плохо будет, — предостерег их Джонсон.
— — Не делай глупостей, сын мой, — ответил Джефф. — Великий Бог Мотаа хранит своих слуг. Положи пистолет на пол.
Алекс, не тратя времени на разговоры, крутил ручки на своем посохе. У него никак не получалось то, что нужно: до сих пор Джефф провел с ним всего несколько тренировочных занятий.