Ощущения Гордона воспринимались так ясно, словно произносились вслух. За время разговора профессор постепенно проникся убеждением. Но тут возникла опасливая мысль, что если это изложить в печати, коллеги, чего доброго, поднимут на смех. В эту секунду Гордон решил для себя, что в вампиров все же не верит. «Что ж, за это едва ли можно винить», – подумал Карлсен, спускаясь по лестнице.
Хорват оказался длинным и тощим. На носу клюве – старомодные очочки без оправы. Манеры сухие, под стать комплекции, так что Карлсен сразу почувствовал, что разговор будет недолгим. Тем не менее, стул был предложен с безупречной учтивостью.
– Доктор Гордон говорит, что вы хотите побеседовать со мной о вампиризме. Чем могу быть полезен?
Понятно. Пока он шел к Вулворт Билдинг, Гордон успел еще раз набрать Хорвата и сообщить, что Карлсену нужно. Потому то Хорват видит сейчас перед собой эдакого упертого фаната и зануду.
– Доктор Гордон сказал, что вы – автор книги по вампиризму.
– Верно. Называется «Вампиризм и другие сексуальные аномалии». О клинических больных с манией крови.
Карлсен поднялся со стула.
– В таком случае боюсь, что даром трачу ваше время, а доктор Гордон обоих нас мило разыгрывает.
Хорват не ожидал такой реакции.
– То есть, как? – ему не терпелось поскорее отделаться, но не так же сразу.
– Меня интересовали отдельные утверждения моего деда насчет вампиров психики, никак не сексуальные извращения, – Карлсен как бы повернулся уходить.
– Но ведь вы же криминолог – в порыве волнения Хорват невольно выдал, что второй телефонный звонок все же был. Теперь надо было как то прикрыть Гордона.
– Я консультирую в трех тюрьмах на Среднем Западе. Но это никак не относится к моему интересу насчет деда, – теперь Карлсену действительно хотелось уйти, на этой победной психологической ноте.
– Тогда у нас есть что то общее. Моя книга содержит новую теорию насчет сексуальных преступников.
– А а, ясно (хотя на самом деле все равно, но хлопать дверью тоже неловко). Да, мне много приходится общаться с сексуальными преступниками. – В книге развивается мысль, что это все связано с чувством обоняния, с запахом.
– С запахом? – Карлсен действительно опешил.
– Совершенно верно. Вам известно, что у животных сексуальность основана на запахе самки в период гона, в то время как у людей она базируется на зрении и воображении? Это эволюционное развитие. У человека обонятельная мембрана составляет четыре квадратных сантиметра. У собаки – сто пятьдесят сантиметров.
Карлсен неожиданно проникся интересом.
– А сексуальные преступники?
– Я установил, – губы Хорвата тронула улыбка, – что у всех сексуальных преступников обонятельная мембрана несколько больше, в некоторых случаях крупнее нормальной в два раза.
– Изумительно. – А ведь и вправду, вампиризм тоже имеет сходство с обонянием. Люди обладают психическими «запахами». Молоденькие девушки «пахнут» определенными цветами.
Медлительная сексуальность той таксистки напоминала чем то мед. Да и Хорват теперь, в спокойном состоянии, имел запах, напоминающий лекарственные травы. Карлсен снова опустился на, оставленный было, стул.
– Но и это не все, – Хорват выдвинул ящик стола и достал книгу с красной обложкой; прежде чем он ее открыл, Карлсен успел ухватить взглядом логотип респектабельного научного издания. – Я также провел исследование по лямбда ритмам, отвечающим за сексуальность. («Лямбда ритмы» – интересно было вспомнить полузабытый теперь термин, описывающий то, что Карлсен бы назвал «жизненным полем»). Хорват отыскал страницу с какими то графиками и толкнул книгу по глади стола Карлсену.
– Вот здесь вверху лямбда ритмы собаки во время случки, – колебания шли через всю страницу.
– Вот здесь вверху лямбда ритмы собаки во время случки, – колебания шли через всю страницу. – Обратите внимание: ритм на редкость стабилен, но возрастает в амплитуде по мере приближения к оргазму. А вот здесь, – он приложил внизу палец, – ритмы мужчины во время секса. Как видите, рисунок очень напоминает предыдущий. Приближается оргазм – амплитуда возрастает, но становится неровной. У собаки то же самое, только мельче. – Оргазм на графике выделялся резким вертикальным зубцом. – А вот вам ритм сексуального преступника, проходящего по делу о растлении малолетних. Разница бросается в глаза сразу же. – Действительно: ритм мельче, и какой то более организованный, марширует по странице вполне в ногу. – И тут, смотрите, вскидывается вдруг раза в два. И оргазм, когда подступает, просто катапультирует вверх.
Хорват торжествующе улыбнулся. Куда девалась вся враждебность, сидит и гордится, что завоевал интерес коллеги. Карлсен зачарованно разглядывал кривые.
– Вот здесь колебания явно пригашены.
– Все верно, маньяк, в сравнении с нормальным мужчиной, способен растягивать процесс в три четыре раза. Какой вывод напрашивается?
– Что сексуальный преступник гораздо сильнее владеет своим половым возбуждением.
– Точно! А почему? Потому что оно происходит в его собственной голове. Вы замечаете, что, несмотря на рост, возбуждение странным образом контролируется. Это наталкивает на мысль, что сексуальный преступник возбуждается посредством воображения, – Хорват взмахнул рукой как фокусник, выудивший из цилиндра кролика. – Он развил форму секса, происходящего в основном у него в уме, без особой отдачи от сексуального партнера. Результат – гораздо большие контроль и интенсивность.
Карлсен поднял на коллегу восторженный взгляд.
– Замечательно.
– Да. Поэтому воображение, вместо того, чтобы лишь сопутствовать сексу, как у большинства людей, становится доминирующей силой, а сексуальному партнеру отводится роль придатка! Вот почему такие люди убивают без всякого сожаления. Партнер по сексу, получается – не человек, а так, нечто одноразовое, средство для мастурбации.
– Ну, а вампиры?
– Ах да, вампиры. По вампиризму я изучил двенадцать случаев – люди, одержимые желанием пить кровь и причинять боль. Изучение показало, что у вампиров необычайно большая обонятельная область сочетается с необычайно сильным воображением. Вот, – Хорват отыскал еще одну вставку с графиками, во многом схожую с показаниями детского растлителя.
– Что то не совсем понятно, – сосредоточенно нахмурился Карлсен.
– Что именно?
– Вампир – это откат к животному с крупной обонятельной областью. Тем не менее, и у них в сексе присутствует воображение, как будто все происходит в уме. Разве не противоречие?
– Нет. Вы забываете. У сексуального преступника партнер – просто придаток воображения. Физический секс интенсивнее в два раза из за обширной обонятельной зоны, но он используется, чтобы обострялось воображение. Иными словами, у вампира, так сказать, мастурбация достигла нового уровня интенсивности!
– Уму непостижимо. Стыдно сказать, я с этим и не знаком. Об этом каждому криминологу надо знать. Хорват, тускло улыбнувшись, пожал плечами. – Моя работа не в моде. Потому, что сочетает психологию и физиологические измерения. Последователям Харрингтона нужно либо одно, либо другое. Один обозреватель так и спросил: «И к чему это все? Что это доказывает?» – воспоминание, видимо, возродило чувство горечи. – Как криминолог скажу: доказывает многое.
– Спасибо. – Хорват разродился неожиданно чарующей улыбкой. – Этот экземпляр я вам дарю, – пододвинув книгу к себе, он изукрасил угол титульного листа невнятными каракулями.
– Очень любезно с вашей стороны, – смущенно проговорил Карлсен.