Зилов рассмеялся.
- Разрешите напомнить вам, Инспектор, что музыкальные инструменты в Зоне Развлечений не запрещены, - сказал он.
- Если, конечно, у вас есть на них разрешение, в чем я сомневаюсь.
- Кажется, он видит нас насквозь! - воскликнул Эбен. - Инспектор, он же Спартанец, проделал весь этот путь в Зону Развлечений только для
того, чтобы напомнить нам о законах. Здорово же вы вывалялись в грязи, Инспектор. Значит, так следят за собой славные Спартанцы или это только
ваше личное представление об аккуратности?
Дерринджер непроизвольно потянулся за бластером, но рука Элеи удержала его.
- Он шутит, Дерринджер, - успокоила девушка.
- Довольно грубая шутка.
- Разве она дает вам право убить его за это? Посмотрите, у него нет оружия. Убедитесь сами.
Дерринджер смутился. Он невольно потянулся за оружием, такая уж у него привычка - хвататься за бластер, когда кто-то пытается безнаказанно
пройтись по его адресу. Но он совсем не собирался стрелять. Спартанец, даже если ему по чину дано такое право, предпочитает бороться на равных,
и готов отказаться от применения оружия, пусть и личного. Сейчас он находится в Зоне Развлечений, и эта шутка, хоть и грубая, здесь, вероятно,
является своего рода развлечением.
Кроме того, как это ни странно, этот рыжеволосый торговец с его чувством юмора был ему по душе.
Следовало, однако, помнить, что он в Зоне Развлечений. Записываются ли тут все разговоры? Дерринджер обвел быстрым взглядом комнату и
тотчас встретил подмигивающий глазок видеокамеры, укрытой под потолком среди балок. Он представил себе, сколько же здесь микрофонов в каждом
углу.
- Да, мы ведем трансляцию, - подтвердил Зилов, хозяин дома, и положил на стол ксилофон. - Вон там наша главная телекамера. - Он указал в
конец комнаты, туда, где был очаг, а над ним на стене - большой круглый и плоский предмет из блестящего металла. Две черные точки на его
поверхности свидетельствовали о количестве невидимых зрителей по другую сторону.
- Правда, зрителей у нас маловато, - сознался Зилов. - Да и откуда им взяться? В этом доме - кулисы и актерские уборные. Иногда к нам
забредает случайный ковбой из глубинки, ищущий кусочек настоящей жизни, чтобы позабыть о комедиях и трагедиях в нашем Секторе № 1.
Дерринджер почувствовал себя перед телекамерой. Лицо его мгновенно одеревенело, руки стали неловкими и мешали. Он испытывал настоящий страх
сцены. Ранее, в нормальной жизни, с ним никогда такого не случалось. Разумеется, Зона Развлечений, с ее вездесущими камерами и микрофонами, не
являлась нормальным миром. Дерринджер подумал, что вот таким был некогда Голливуд, где позволяли снимать фильмы только потому, что так всем
хотелось.
- Итак, как я понимаю, вы останетесь здесь на какое-то время? - справился Эбен у Инспектора.
- Это целиком зависит от мисс Элеи, - сдержанно ответил Дерринджер. - Как я уже говорил, я взялся сопровождать мисс до места назначения,
поэтому все решения принимает она. Потом я немедленно вернусь в свою казарму.
- К чему такая официальность? - сердито вмешалась Элея и повернулась к Эбену и Зилову. - Мы будем рады разделить с вами ваш обед.
- Отлично. Но прежде я осмотрю ваши раны, может, надо наложить повязку, - ответил Зилов.
- Отлично. Но прежде я осмотрю ваши раны, может, надо наложить повязку, - ответил Зилов. - Вам повезло, что не придется накладывать швы.
Среди нас нет настоящего лекаря. Как это вы так поранились?
- Леопард, - коротко ответила Элея и этим ограничилась.
- А что касается вас, Инспектор Дерринджер, то могу предложить вам переодеться, если, конечно, шутовской наряд не оскорбит вас.
- Было бы неплохо, - обрадовался Дерринджер. - Как только моя униформа просохнет, я тут же верну вашу одежду.
Ему действительно предложили костюм шута. Дерринджер сразу догадался. Комбинезон: белые ромбы на черном фоне с одной стороны и черные ромбы
на белом фоне - с другой. Дерринджера смутил этот костюм, он не хотел в него облачаться. Негоже Инспектору вызывать смех и улыбки. Однако выхода
не было. "Это ненадолго, - утешал он себя. - Скоро я получу назад свою высушенную и чистую униформу".
Зилов поставил на стол миски с тушеным мясом из котла, в котором что-то продолжало булькать. На столе появились буханка крестьянского хлеба
и несколько бутылок темного пива. На экране телепередатчика возникло еще несколько темных точек. Дерринджера удивило, что число зрителей,
наблюдающих за тем, как они едят, выросло по сравнению с количеством следивших за их ссорой. Но он ничего не сказал.
После ужина Элея поинтересовалась:
- А музыка будет?
- Если Инспектор не возражает, - ехидно ответил Зилов. - Делайте, что хотите, - буркнул Дерринджер. - Я всего лишь ваш гость.
Зилов и Эбен играли что-то медленное, но ритмичное. Элее мелодия, должно быть, была знакома, ибо она тихонько подпевала. Все, кажется,
остались довольны, ибо сами себе поаплодировали.
- Я знаю, Инспектор, такая музыка не по вкусу Спартанцам, но вы должны согласиться, что это приятная мелодия, - заявил Эбен.
- Такого я не скажу, - возразил Дерринджер. - Для моего уха она как жалобное мяуканье, прерываемое интервалами.
- Весьма неоригинальное сравнение. Вы туги на ухо с детства или по долгу службы? - не уступал Эбен.
- Не знаю, - признался Дерринджер. - Я понятия не имел о музыке, пока не прошел обучения в Оздоровительных Отрядах Вишну. По окончании
курса учебы мне пришлось слушать музыку по долгу службы. Я поражался, что такая музыка может кому-то нравиться.
- У вас никогда не появлялось желания развить свой музыкальный вкус? - спросила Элея.
- Нет, а зачем? Глупо и противоестественно прививать себе вкус к тому, что тебе не нравится.
- Вы такой правильный, Инспектор, и напичканы законами, - рассмеялся Эбен. - Неужели вам не хочется узнать, чего вам не хватает, и
восполнить этот пробел, хотя бы из любопытства?
Дерринджер не нашел ничего смешного в словах Эбена, хотя всех остальных они позабавили.
- Нет, не хочется. Суть основного догмата Обновленного Платонизма, а это наша философия, в том, что в мире много вещей, пробуждающих в
людях интерес и кажущихся привлекательными, но не все они являются желанными. Надлежащее воспитание души помогает пренебречь плотскими
вожделениями, принижающими ее.
- Значит, вы еще и философ, - заметила Элея. Дерринджер покраснел, потому что Спартанцы презирали книжную учебу и гордились отсутствием
какой-либо философии в своих воззрениях.