Например, совсем недавно, рассказывала Морская
Дама, один капитан парусника, совсем свихнувшись от навязчивой рекламы в "Тайме" и "Дейли мейл", приобрел не только подержанный экземпляр
выпущенного "Тайме" переиздания "Британской энциклопедии", но и ту бездарную мешанину литературных обрезков, ту всеобъемлющую литературную
колбасу, которую туго набил (и утоптал ногами) ее составитель и редактор доктор Ричард Гарнет. (Гарнет Ричард (1835-1906) - английский писатель,
поэт, литературовед и историк литературы, главный библиограф, а впоследствии главный хранитель Британского музея). Давно известно, что даже
величайшие умы прошлого отличались чрезвычайным многословием и запутанностью своих рассуждений. Доктор Гарнет, как принято считать, ухватил
самую их суть и представил ее в столь кратком виде, что теперь чуть ли не всякий деловой человек имеет возможность усвоить самое главное в
литературе, практически не отвлекаясь от более серьезных занятий. Тот несчастный одураченный моряк, видимо, взял на борт своего судна все это
собрание с очевидным намерением сойти на берег в Сиднее мудрейшим человеком на свете - затея, которая могла прийти в голову разве что индусу.
Результат можно было предвидеть. Посреди ночи эта книжная махина сдвинулась с места, вся наука середины XIX века и вся литература всех времен и
народов в опасно концентрированном виде навалились своим объединенным весом на один борт его суденышка, и оно мгновенно перевернулось... Морская
Дама говорила, что судно погружалось в пучину так, словно было нагружено свинцом, а команда и другое движимое имущество прибыли вслед за ним
лишь к концу дня. Первым, по словам Морской Дамы, появился капитан, и любопытно, что он - возможно, из-за того, что уже успел заглянуть в свое
приобретение, - погружался головой вниз, а не как обычно, ногами вперед и растопырив конечности...
Впрочем, подобные редкие подарки судьбы вряд ли способны перевесить тот ливень легкого чтива, который постоянно обрушивается на дно. Романы
и газеты - вот что читает весь мир, даже подводный. Как свидетельствуют последующие события, по-видимому, именно из наиболее популярных модных
романов и из газет должна была Морская Дама почерпнуть свои представления о жизни людей и мысль посетить их. И если иногда она, видимо,
недооценивала наиболее благородные побуждения человеческого духа, если временами проявляла склонность относиться к Эделин Глендауэр и к многим
наиболее серьезным вещам с некоторым скептическим легкомыслием, если в конце концов, бесспорно, подчинила рассудок и надлежащие чувства своей
неистовой страсти, то будет справедливо отнести ее заблуждения на счет их подлинной причины...
II
У моего троюродного брата Мелвила, как я уже говорил, понемногу складывалось некоторое, крайне туманное представление о подводном мире.
Правда, не беру на себя смелость судить о том, насколько это его представление соответствует истине. Из его рассказов вырисовывается в высшей
степени странный мир - зеленая, пронизанная светом текучая среда, где парят эти существа, освещаемые огромными сверкающими чудищами, которые
проплывают мимо, и раскачивающимися зарослями, которые излучают свет, подобно небесным туманностям, а в чаще их мелькают крохотные рыбки,
похожие на запутавшиеся в сетях звездочки. Это мир, где не сидят, не стоят, не приходят и не уходят, а лишь парят, как мы парим и плаваем по
воздуху во сне. А их образ жизни? "Боже мой, - говорил Мелвил, - это что-то похожее на росписи на потолках!.."
Я даже не уверен, что именно в море следует искать тот мир, откуда пришла Морская Дама.
."
Я даже не уверен, что именно в море следует искать тот мир, откуда пришла Морская Дама. "А как же эти пропитанные водой книги и утонувшие
газеты?" - спросите вы. Но внешность часто бывает обманчива, и не надо забывать, что все это она рассказала ему лишь однажды, и притом
посмеиваясь.
Временами, говорит он, она могла выглядеть столь же реальной, как и мы с вами, а временами ее окутывала глубокая тайна Иногда ему казалось,
что ее можно ранить или убить, как всякого человека - перочинным ножом, например, - а иногда представлялось, что, даже если исчезнет вся
материальная вселенная, она будет улыбаться по-прежнему. Но о таинственной стороне этой дамы нам еще предстоит поговорить позже. Существуют
такие безбрежные моря, которые еще не рассекал ни один киль, и такие бездонные глубины, которые никогда не измерит брошенный человеком лот. В
конечном счете я должен признать, что ничего не знаю, ничего не могу утверждать с уверенностью. Я могу лишь сослаться на Мелвила и на тот жалкий
набор фактов, которым располагаю.
Первое время все, кто имел дело с Морской Дамой, видели в ней на удивление мало необычного. Она была ощутимо вещественной, материальной -
просто дамой, вышедшей из моря. В нашем современном мире самые поразительные веши в высшей степени банальны, мы воспитаны так, что всегда
сохраняем невозмутимость и ничему не удивляемся, и почему мы должны видеть что-то необыкновенное в материализовавшейся русалке, когда Дьюары
превращают в твердые тела всевозможные неощутимые субстанции, а вокруг нас все пронизывают лучи Маркони? Бантингам она представлялась столь же
прозаичной, ее побуждения - столь же недвусмысленными и благоразумными, а чувства - столь же прочными и основательными, как и все остальное в
мире, где живут Бантинги. Такой она была для них с самого начала, такой остается в их памяти и по сей день.
III
О том, что говорила Морская Дама миссис Бантинг в то памятное утро, когда лежала, совсем мокрая и все еще довольно-таки непонятная, на
кушетке в будуаре миссис Бантинг, я тоже могу рассказать более или менее подробно, потому что миссис Бантинг несколько раз пересказывала этот
разговор, разыгрывая в лицах особенно драматичные его эпизоды, моему троюродному брату Мелвилу во время долгих задушевных бесед, которые в те
счастливые дни оба они - и особенно миссис Бантинг - так любили вести. Судя по всему, Морская Дама с самых первых слов поставила перед собой
цель завоевать великодушное и заботливое сердце миссис Бантинг. Она села на кушетке, скромно прикрыла ее чехлом свой физический недостаток и,
иногда опуская глаза, а иногда открыто и доверчиво глядя в лицо миссис Бантинг, заговорила негромко, отчетливо и безукоризненно правильно, так
что сразу было видно, что она не какая-нибудь простая русалка, а благовоспитанная Морская Дама. По словам миссис Бантинг, она "открылась ей" и
отдалась в ее руки "искренне и от всей души".
"Миссис Бантинг, - рассказывала миссис Бантинг моему троюродному брату Мелвилу, изображая Морскую Даму, - прошу вас, позвольте мне принести
извинения за свое непрошеное посещение, потому что я прекрасно понимаю, что никак иначе это назвать нельзя. Но дело в том, что я была, можно
сказать, вынуждена так поступить, и, если только вы, миссис Бантинг, выслушаете мой рассказ, я думаю, вы согласитесь, что у меня есть если не
полное - ибо я понимаю, насколько строги ваши взгляды, - то хотя бы частичное оправдание тому, что я сделала, - тому, как я, должна признаться,
ввела вас в заблуждение, миссис Бантинг.