Глаза водянисто-карие, подбородок слишком узок, уши чересчур велики, ногти обкусаны.
- Вот этого парнишку ты и будешь учить Первобытной истории, - продолжал Твиссел.
- Разрази меня Время! - воскликнул Харлан. И как только он мог забыть? В нем сразу проснулся интерес к посетителю.
- Здравствуйте! - повторил он с большим жаром, чем прежде.
- Составь с ним расписание занятий, - сказал Твиссел, - было бы неплохо, если бы ты смог уделить ему два дня в неделю. Учи его сам, как знаешь. В этом я полностью полагаюсь на тебя. Если тебе понадобятся книги, пленки или старинные документы, которые можно найти в Вечности или достижимом для нас Времени, ты только скажи мне, и тебе их доставят. Ну как, справишься?
Как всегда, он вдруг неизвестно откуда выудил зажженную сигарету, и воздух наполнился табачным дымом. Харлан закашлялся и, заметив, как судорожно скривился рот Ученика, понял, что тот охотно сделал бы то же самое, но не смеет. После ухода Твиссела Харлан заговорил:
- Ну что ж, присаживайся... - он на мгновенье запнулся и затем решительно добавил:
- Сынок. Присаживайся, сынок. Мой кабинет невелик, но он в твоем полном распоряжении.
Харлану не терпелось поскорее приступить к занятиям. Подумать только, что он будет работать совершенно самостоятельно! Первобытная история всегда была для него чем-то вроде личной собственности.
Ученик поднял глаза (кажется, впервые за все время) и, заикаясь, спросил:
- Так, значит, вы - Техник?
От доброжелательности и возбуждения, переполнявших Харлана, не осталось и следа. - Ну и что с того?
- Нет, ничего, - пробормотал Купер, - просто я...
- Разве вы не слышали, как Вычислитель Твиссел назвал меня Техником?
- Д-да, сэр.
- Решили, что это была обмолвка? Собственным ушам не поверили?
- Н-нет, сэр.
- Что вы там заикаетесь? Разучились говорить? - жестко спросил Харлан и почувствовал в глубине души укол совести. Купер мучительно покраснел. - Я не очень хорошо владею Единым межвременным языком, сэр?
- Это еще почему? Сколько времени вы учитесь?
- Меньше года, сэр.
- Меньше года? Сколько же вам лет?
- Двадцать четыре биогода, сэр.
Харлан посмотрел на него широко раскрытыми глазами:
- То есть вы хотите сказать, что вас взяли в Вечность в возрасте двадцати трех лет?
- Да, сэр.
Харлан опустился на стул и сжал руки. Такие вещи попросту не делались. Самым подходящим для вступления в Вечность считался возраст в пятнадцать-шестнадцать лет. Что все это значит? Может быть, Твиссел придумал новый способ испытать его?
- Садись и давай приступим. Твое полное имя и номер твоего Столетия?
- Бринсли Шеридан Купер из 78-го, сэр, - заикаясь, ответил Ученик.
Харлан немного смягчился. Это было близко, почти рядом. Всего на семнадцать веков раньше его собственного Столетия. Можно сказать, соседи во Времени.
- Тебя интересует Первобытная история?
- Я почти ничего о ней не знаю. Меня просил ею заняться Вычислитель Твиссел.
- А чем ты еще занимаешься?
- Математикой. Механикой Времени. Пока что я познакомился только с самыми основами.
У себя в 78-м я чинил спидиваки.
Харлан даже не поинтересовался, что такое спидиваки. Они могли оказаться чем угодно - от пылесоса до счетной машины. Ему это было безразлично.
- А историю ты никогда не изучал?
- Я проходил историю Европы.
- Ты, наверно, из тех мест?
- Да, я родился в Европе. Нам, конечно, в основном преподавали современную историю. Начиная с революции 54-го, то есть я имел в виду 7554-го года.
- Отлично. Для начала выкинь все это из головы. История, которую учат Времяне, лишена всякого смысла; она меняется с каждым Изменением Реальности. Сами они, разумеется, даже не подозревают об этом. Для каждой Реальности ее история кажется единственной. С Первобытной историей дело обстоит совершенно иначе. Собственно, в этом-то и заключается вся ее прелесть. Что бы мы ни делали. Первобытная история всегда остается неизменной. Колумб и Вашингтон, Шекспир и Герефорд - все они существуют. Купер нерешительно улыбнулся. Он провел мизинцем по верхней губе, и Харлан заметил на ней темную полоску, словно Ученик отращивал усы.
- Скоро год, как я здесь, а все никак не могу... вполне привыкнуть.
- К чему именно?
- К тому, что меня отделяют от дома пятьсот веков. - Я и сам немногим ближе. Я ведь из 95-го.
- Вот и это тоже. Вы старше меня, но в другом смысле я старше вас на семнадцать веков. Я вполне могу оказаться вашим прапрапрапра- и так далее - дедушкой.
- Какое это имеет значение? Допустим, так оно и есть.
- Ну, уж знаете... с этим еще надо свыкнуться. - В голосе Купера зазвучали мятежные нотки.
- Мы все в одинаковом положении, - сухо заметил Харлан и приступил к уроку.
Три часа занятий истекли, а Харлан все еще растолковывал Куперу, как это получилось, что до 1-го Столетия существовали еще и другие.
- Но разве 1-е Столетие не было действительно первым? - жалобным голосом спросил Купер. На прощание Харлан вручил Ученику книгу, не самую лучшую, но вполне пригодную для первого знакомства с предметом.
- Позднее я подберу тебе что-нибудь посерьезнее, - пообещал он.
К концу недели темная полоска на губе Купера превратилась в маленькие, хорошо заметные усики, которые подчеркивали узость его подбородка и старили его лет на десять. Не очень-то они тебя красят, подумал Харлан.
- Я прочел вашу книгу, - сказал Купер.
- Что ты о ней думаешь?
- Как бы это сказать... - Последовала длительная пауза, после чего Купер начал снова:
- Последние Первобытные Столетия немного похожи на 78-е. Я никак не мог отделаться от воспоминаний о доме. Два раза я видел во сне свою жену...
- Жену?! - взорвался Харлан.
- Я был женат, прежде чем попал сюда.
- Разрази меня Время! Неужели твою жену тоже взяли сюда?
Купер отрицательно покачал головой:
- Я даже не знаю, не затронуло ли ее прошлогоднее Изменение? Если так, то возможно, что она уже и не жена мне.
Харлан постепенно собрался с мыслями. Конечно, если Ученика берут в Вечность в возрасте двадцати трех лет, то вполне может оказаться, что он женат. Один беспрецедентный факт влечет за собой другой.
Что творится на свете? Начни только менять законы, не успеешь и оглянуться, как наступит хаос.
- Надеюсь, ты не собираешься прогуляться в 78-е и выяснить, чья она теперь жена? - Он не хотел быть грубым, но слишком уж велико оказалось его беспокойство за судьбу Вечности.