— А потом, если ноги унесешь, произведешь исследование.
— Да она в танк снова залезла, чува-ак, — сказал Аспирин, что-то жуя на ходу. — Хрен ее знает, по какому принципу она из него вылазит. Я лично,
например, на броне там сидел буквально жопой несколько раз, и ничего не вылазило. А тут — поди ж ты…
— А вот эта псевдоплоть, — продолжал профессор свои умствования. — Они ведь умеют говорить, не так ли? Но откуда у них такие любопытные
лингвистические построения? Мне что-то явно напоминает…
— Тупые они, чува-ак, — пустился в объяснения Аспирин, решивший, видимо, приобщиться к науке. — Наслушаются человеческих слов, а потом в башке
они у них запутываются, вот и получается абракадабра.
— Абракадабра! — крикнуло из кустов, и псевдоплоть — давешняя, что ли? Может, кралась за нами? — кинулась наутек, хрустя ветвями. Издевается,
сволочь? Я хотел пальнуть ей вслед, но мутант и без того улепетывал очень резво.
— Ату ее! Ату! — азартно заорал Соболь.
— Вот, видал, прохвессор?! — обрадовался Аспирин. — А через полчаса забудет, если не раньше.
— Любопытно, — сказал профессор. — Было бы интересно проверить, какой первоначальный объем речи она может запоминать…
— Догони, чува-ак, — предложил Аспирин. — И поговори.
— Так, — сказал я. — На самом деле мы все крупно облажались — псевдоплоть шла рядом с нами, а мы рты разинули, ничего не заметили… Грош нам
цена как сталкерам. Шутники, блин…
— Не мороси. Это ж псевдоплоть всего-навсего, — буркнул Пауль.
— И что? Или ты мало знаешь сталкеров, которых псевдоплоть завалила? Тут никого нельзя недооценивать, брат.
— Учить он меня будет, — обиделся Пауль и отвернулся. Ответом ему стали очередные проделки озорной псевдоплоти, которая убежала недалеко и тут
же вернулась. Укрывшись за валяющимся под склоном обгоревшим корпусом микроавтобуса, она принялась задорно вопить:
— Мрокофь!!! Закурак!!!
— Веселая какая тварь попалась, — заключил Соболь, снимая с плеча «зауэр». — И дружелюбная. Только я не люблю подобного юмора, да и приятелей у
меня хватает.
— Черт с ней, — сказал я. — Покричит и отстанет. Да и Бармаглот бы не одобрил.
— Бармаглота с нами нету, — резонно заметил Соболь, но ружье убрал. С видимым сожалением.
Я осмотрелся. На самом деле обстановка мне совершенно не нравилась. Тишиной своей, пусть и нарушаемой ораторствующей псевдоплотью… Покоем,
пасторальностью этой чертовой: солнышко, травка зеленая, цветочки какие-то…
Снова приблазнился пастушок с беленькими козочками или овечками, как в прошлый раз на пикнике…
В чем-то я даже был благодарен проказливой псевдоплоти, которая своими воплями напоминала, что я вовсе не в гостях у друзей под Харьковом на
даче, а в самой заднице мира. Как-то я прочел в некой книге, названия уже не помню, такую фразу: «Если бы мир имел форму задницы, то мы находились
бы в самой ее дырке».
Как-то я прочел в некой книге, названия уже не помню, такую фразу: «Если бы мир имел форму задницы, то мы находились
бы в самой ее дырке». За дословность тоже не ручаюсь, но находились мы именно там.
— Пожрать бы, — сказал Аспирин, потирая брюхо. — Место хорошее, обзор вокруг… А то неизвестно, что там дальше будет. Вдруг полный офсайт.
— Ты ж только что жрал?! — поразился Пауль.
— А вы-то нет, — парировал Аспирин. — А потом пробежка эта по пересеченной местности, а пока Бармаглота волокли… Организму требуется энергия,
чува-ак! А в Зоне — особенно.
Профессор всем видом выражал солидарность с Аспирином. Они вообще, кажется, малость спелись, и я решил именно Аспирину поручить присматривать
за Петраковым-Доброголовиным. Заодно и отдаст дань науке, если ему захочется.
— Давайте перекусим, — согласился я. — Соболь — подежурь, брат, чтоб нас никто за задницу не ухватил за обедом.
Соболь пожал плечами и стал для развлечения целиться из «зауэра» в руины микроавтобуса, за которым пряталась псевдоплоть. Она не унялась и
периодически блекотала в разной тональности:
— Небанбанба… Пермадули…
— Как будто матом кроет, — с уважением заметил Аспирин, откупоривая флягу.
Под аккомпанемент изобретательной псевдоплоти мы выпили по сто пятьдесят водки, сжевали саморазогревающееся мясо с обычными солеными огурцами и
залили все это дело водой. Аспирин рассказал о том, как он, будучи в Крыму, кажется, в очередной раз вышел откуда-то с во-от таким пузом.
Профессор тоже повеселел.
— А пробовал кто-нибудь с псевдоплотью разговаривать? — поинтересовался он.
— Пробовали сто раз. Только она не соображает ни хрена. Даже если и отвечает вроде бы впопад… Попугай, короче, — сказал я и встал. Нужно было
справить большую нужду, и я, отмотав шматок туалетной бумаги, отошел в кусты. Недалеко — так, чтобы видеть своих, а они видели меня. Профессор
деликатно отвернулся, а сменивший Соболя, который торопливо поедал свою долю, Пауль, наоборот, внимательно за мной следил. Когда в Зоне сидишь орлом
с голой жопой, очень важно, чтобы за тобой кто-то присматривал. Эту самую жопу прикрывал. В обычной жизни для отправления естественных надобностей
нужны всякие там ватерклозеты, биде и прочая сантехника, а тут — чем больше вокруг народу и меньше всякой фигни, тем приятнее гадить. Ибо —
безопасность.
Делая свои дела, я прикидывал, стоит ли все же нам идти через горелый лес. Хотелось, конечно, развязаться с чертовыми бюрерами поскорее,
вернуться домой и на зависть братве прогуливать полученные денежки. А еще лучше — махнуть на курорт, благо сумма позволяет. Вот Аспирина с собой
взять, например, для веселья. Будем отовсюду с во-от такими пузами выходить… Он, правда, затеется постоянно драки учинять, но это тоже своего рода
веселье. Не все же время в соленой водичке купаться и девок клеить, в конце концов, надо и о культурной программе подумать.
Перед тем как я завершил свои большие дела, ПДА сообщил, что Семецкий погиб на Агропроме, придавленный упавшей железякой.
Вернувшись, я донес до спутников эту радостную весть и сказал:
— Если кому еще нужно оправиться, давайте по-быстрому, и двигаемся дальше.