Обычно жирная смерть истязала человека с неделю. К исходу недели больной либо умирал, либо выздоравливал, к нему возвращалось обычное сознание –
но тело менялось. Шокерандит следил за мучениями Торес Лахл, подмечал, как меняется ее тело. Пытаясь снять цепи, Торес Лахл в клочья рвала на
себе одежду, часто просто зубами, и грызла столб, к которому была прикована. Ее рот превратился в кровавое месиво. Шокерандит глядел на нее с
любовью.
Пришло время, и в ее взгляде снова появилась осмысленность. Она улыбнулась ему.
Потом она несколько часов проспала, и ее состояние заметно улучшилось, ибо все, кто вы-живает после жирной смерти, чудесно себя чувствуют.
Шокерандит расковал ее руки и ноги, принес губку и несколько ведер соленой воды и помог вымыться в тазу. Когда он поддержал Торес Лахл за талию,
чтобы женщина не упала, она поцеловала его. Потом оглядела свое нагое тело и разрыдалась.
– Я стала похожа на бочонок. А была такая стройная.
– Это естественно. Посмотри на меня.
Она взглянула на него и рассмеялась сквозь слезы.
Потом они смеялись вместе. Он смотрел на чудесное строение ее нового тела, блестящего от воды, на ее прекрасные плечи, грудь, живот, ноги.
– Таковы люди нового мира, Лутерин, – сказала Торес Лахл, впервые назвав его по имени.
Он потер свои еще не зажившие костяшки пальцев.
– Я рад, что ты выжила.
– Потому, что ты позаботился о своей пленнице.
И совершенно естественно было то, что он обнял ее, поцеловал в истерзанный рот и увлек ее на кровать, где еще недавно сам корчился в агонии
болезни. Теперь они слились там в агонии сексуального наслаждения.
Потом он сказал:
– Ты больше не моя пленница, Торес Лахл. Ты первая из женщин, кого я полюбил. Теперь мы оба пленники друг друга. Я заберу тебя в Шивенинк, и мы
поднимемся в горы, где живет мой отец. Ты должна увидеть чудо – Великое Колесо Харнабхара.
Она уже начала забывать о том, что случилось, поэтому ответила равнодушно:
– Даже у нас, в Олдорандо, слышали о Великом Колесе. Если ты хочешь, я отправлюсь с тобой. Но на корабле очень тихо. Может быть, стоит подняться
и посмотреть, что с остальными? Может быть, они еще страдают от чумы – Одим, и его многочисленное семейство, и команда?
– Побудь со мной еще немного.
Обнимая Торес, он заглянул в ее темные глаза, словно не решаясь разрушить чары этого мгновения. Сейчас он просто не мог почувствовать разницу
между любовью и возвращением здоровья.
– В Олдорандо я была врачом, – быстро проговорила Торес. – Мой долг – лечить больных.
Она отвернулась от Лутерина.
– Откуда берется болезнь? От фагоров?
– Да, мы считаем, что от фагоров.
– Значит, наш отважный капитан говорил правду. Наша армия не должна была вернуться в Сиборнал, ее следовало удержать силой, иначе мы разнесли бы
чуму; чума была среди нас. Приказ олигарха был скорее мудрым, чем жестоким.
Торес Лахл покачала головой. Она принялась медленно укладывать свои роскошные волосы, глядя в маленькое зеркало и не оборачиваясь к Шокерандиту.
И сказала:
– Это слишком простое решение. Приказ олигарха поистине был само зло. Приказ уничто-жить жизнь всегда несет в себе зло. То, что он сделал, может
оказаться не просто злом – совер-шенно бесполезным злом. Я знаю кое-что об истинной природе жирной смерти, хотя большую часть Великого Года
болезнь находится в спячке и ее трудно изучать. Знания, полученные дорогой ценой в одни времена, легко забываются в другие.
Шокерандит приготовился слушать, но Торес Лахл замолчала и продолжала рассматривать свое лицо, уже закончив прическу.
Она послюнявила палец и
пригладила брови.
– Поосторожней насчет олигарха. Он знает гораздо больше нас.
Тогда она повернулась и взглянула на него. И веско ответила:
– У меня нет оснований относиться к вашему олигарху с уважением. В отличие от олигар-хии жирная смерть все же допускает милосердие. От болезни
умирают в основном старики и дети: большинство взрослых выживает – больше половины. Их тела меняются необходимым образом, как это произошло с
нами.
Она в шутку ткнула его в живот еще мокрым пальцем.
– Наши новые, более коренастые тела суть необходимая дань уважения к природе, Лутерин.
– Но половина населения умрет... общество будет разрушено... Олигархия не допустит, чтобы такое случилось с Сиборналом. Олигарх примет
необходимые меры...
Торес махнула рукой.
– В пору, когда гибнет урожай и всем угрожает голод, столь резкое уменьшение населения – скорее благо, чем бедствие. Зато те, кто выжил, –
здоровые и сильные люди, они смогут жить и дальше. Жизнь все равно будет продолжаться.
Шокерандит рассмеялся.
– Через пень-колоду...
Торес внезапно нетерпеливо тряхнула головой.
– Нужно подняться на палубу и проверить, кто еще уцелел на корабле. Мне совсем не нра-вится эта тишина.
– Надеюсь, Эедап Мун Одим выжил, ведь он добрый человек.
– Я узнаю это только тогда, когда сама увижу.
Они поднялись с кровати и в тесноте каюты еще раз оглядели друг друга при скудном свете. Шокерандит потянулся поцеловать ее, но в последний миг
Торес убрала губы. Молодые люди вышли в коридор.
То, что произошло, вспомнилось Лутерину чуть позже. Если не тогда, то позднее он понял, чем именно Торес Лахл так привлекала его. Она была
желанна ему физически; но более всего – он это не сразу понял – его привлекала ее манера держаться независимо. И только когда по про-шествии
времени эту независимость постепенно разрушило течение жизни, они пришли к настоящему пониманию.
Но истинное понимание происходящего не могло прийти к Шокерандиту сейчас – только не сейчас, когда его взгляд на мир основывался на прежнем
знании мира, психической незащи-щенности, эмоциональной незрелости, которые в будущем жизнь должна была разрушить и изменить. Между ним и
зрелостью еще стояла невинность.
Шокерандит шел первым. Прежде чем подняться на палубу, им предстояло миновать трюм, в котором размещалось многочисленное семейство Одима.
Остановившись перед дверью трюма, Лутерин прислушался и различил внутри тихое движение. В каютах по обе стороны коридора стояла полная тишина.
Шокерандит попробовал открыть дверь трюма; та была заперта изнутри, и им с Торес никто не ответил.
Когда они поднялись на палубу, он впереди, Торес Лахл следом, три совершено нагих человека в страхе кинулись от них наутек. Эти трое бросили под
бизань-мачтой объеденный труп женщины. У трупа были частично оторваны руки и ноги. Торес Лахл подошла взглянуть на мертвую.
– Выбросим ее за борт, – предложил Шокерандит.
– Нет. Она все равно мертва. Оставим ее здесь. Этим нужна еда, чтобы жить.
Они обратили внимание на то, что происходит с кораблем. «Новый сезон», как подсказали им их чувства, больше не двигался. Океанское течение
медленно увлекло его к берегу и он сел на мель. Корабль стоял, упершись носом в песчаный язык, отходивший от берега.
К корме судна прибилось несколько мелких айсбергов. Спрыгнуть с носа и пешком до-браться до берега, даже не замочив ног, не составляло особого
труда. У основания этой длинной песчаной косы, загораживая берег от морских приливов словно стражи, стояли две большие ска-лы, одна из них
высотой, с мачту корабля.