Он не был... Нет, он был! Но чем? Необходимо найти нужное слово. Как трудно не знать, кто ты. Ничто не может быть хуже.
Женщина ударила по больному месту.
- Как твое имя, чужестранец? - спросила Навсикая.
- Ирвинг Спагетти, к вашим услугам, - немедленно ответил Одиссей.
Герой готов был язык себе откусить. Но от привычки лгать не так просто избавиться. Даже сейчас, говоря с этой милой, искренней девушкой, он
не мог сказать правду. Глупо, конечно, хотя, может, оно и к лучшему.
И Одиссей опять подумал, что сама по себе игра не так и сложна. Вот только играть в нее снова и снова, не в силах вспомнить, что было в
первый раз... Что же тогда случилось, в первый-то раз? Допустим, он правильно понимает условия игры, хотя вспомнить их все равно не может. Да,
более или менее правильно...
Или это было во второй раз?
Навсикая. Все еще стоит тут и все так же хороша. И что он, интересно, должен с ней делать?
Воспоминания о жизни с Навсикаей нахлынули внезапно. Маленькая, со вкусом обставленная квартирка в деловом центре Феакии. Разрешение
пользоваться папочкиной колесницей - не парадной, конечно, не той, что для торжественных выездов... Вероятно, все остальное придет позднее. Во
всяком случае, обычно так и получается. Как он, к примеру, за Навсикаей ухаживал? У них, наверное, были свидания? Какие слова он ей говорил? И
как быть с Пенелопой?
Внезапно Одиссей ощутил тревогу. Да, здесь он в безопасности. Здесь, в теплой, уютной квартирке, рядом с Навсикаей... Однако платили ему
вовсе не за это. Где-то герой сошел с истинного пути.
И все это, разумеется, было до того, как в городе появился чужеземец. Ибо когда он появился - о, эта зловещая фигура с волынкой, с
кошмарной волынкой (извините, я хочу быть беспристрастным рассказчиком, но кровь моя вскипает при одной только мысли о чужеземце, и я не стыжусь
того, что сказал, - иначе нарушится ход моих мыслей) - и все изменилось, никогда ничего уже больше не было, как прежде. Не сказать, чтобы мы
этого ждали. Особенно после проклятия лесных карликов... Впрочем, я забегаю вперед.
Вначале был Одиссей, давайте не забывать - что не так-то просто здесь, в вонючей яме, среди гниющих рыбьих голов и вони разлагающихся
трупов. Но мы выдержим, мы и наши товарищи, должен же кто-то рассказать эту историю, ибо молчание наше вопиет к небесам. Почти никто не знает,
что Навсикая была матерью Одиссея. Собственно, именно поэтому из их романа так ничего и не вышло. И тут все заслоняет фигура Эдипа. Одиссей
вовсе не так умен, как гласит молва. Да и Афина никогда не отличалась тем аскетизмом, который ей приписывают. Люди просто не осмеливались
болтать о ней. Важнее всех на самом деле Харон. Большую часть времени люди проводят с ним.
- Харон! Ты здесь?
- Я здесь. Вижу, что и ты все еще здесь. По-прежнему пытаешься разоблачить богов?
- А кто сказал, что я не должен этого делать?
- Ты волен поступать, как пожелаешь. Тут никаких сомнений быть не может. Но и сомнения бывают разными. Одни нам полезны, в других и вовсе
нет проку.
- А как быть с тем, что я сомневаюсь в богах?
- Они сами того хотят.
- Боги?
- Разумеется. Боги - олицетворения самосознания.
Боги - олицетворения самосознания. Они ищут скрытые мотивы твоих поступков. И не верят, что ты знаешь, кто ты и что ты. А мы
сомневаемся, что они о себе-то хоть что-нибудь знают. Боги - кучка безработных чужаков. Вот они и ищут, чем бы заняться.
Есть что-то бесконечно притягательное в земле мертвых, не правда ли? Как приятно изнывать от скуки в каком-нибудь очаровательном унылом
уголке. Или даже безобразном.
- Тон твой должен изображать иронию?
- Да нет, зачем. Когда живешь в античном мире, нет даже телевизора, чтобы убить время. На нашей барке - той, на которой мы перевозим
умерших, - телевизор есть. В салоне. Но показывают там только сцены у смертного ложа. Самые знаменитые кончины.
Основная драма жизни умершего заключается в том, как он умер. Эта тема волнует всех и каждого. Вы легко привлечете внимание покойника,
рассказав, как вы умирали, - ему это более чем любопытно. Однако сильнее всего интересует усопших их собственная смерть. Ирония судьбы: умершие
никогда ее не помнят. Не помнят своего последнего вздоха. Они забыли, каково это вообще - дышать...
Но к чему я, собственно? Все, что сказано выше, - бессмыслица. Мы хотим поговорить о любви и ревности. Это, наверное, ближе к делу. Разве
нас интересует, что будет после смерти? Забавно, не правда ли? Может, мы должны вместе с умершими перевозить и паломников? В одной барке, рядом,
и Харон у руля.
Я - наблюдатель. Я наблюдаю за погодой. Сначала погода приходит ко мне и лишь потом - к остатку моих людей. К остатку, к останкам - здесь
эти понятия смешиваются, но, по-моему, я понимаю, о чем говорю. Я хочу сказать, что наблюдатель - первый, кто видит настроение. Видит условия
для грядущей смены настроения. Присутствует при появлении элементов, создающих настроение.
Он видит, как ниоткуда налетает сухой горячий ветер, принося с собой скуку и опустошенность. Поговорите о дерзости гордых! Задача
наблюдателя наблюдать и отстукивать новости ключом коротковолнового передатчика. Передавать их миру, своему миру, собственному «я», которое он
ищет и не находит.
Одиссей спрятался в кустах на берегу, когда началось японское вторжение в юго-восточную Азию. Из своего лагеря герой легко мог видеть весь
пролив. И когда японский флот продефилировал мимо, он схватил передатчик:
- Беда идет! Там четыре линкора и куча других кораблей.
Наблюдатель поднимает тревогу в случае опасности, а когда опасности нет, он, возможно, отстукивает тем же ключом свои мысли. Быть может,
даже отключает питание, чтобы не расходовать энергию зря. Поскольку обращается только к себе.
Но если говоришь сам с собой, зачем тогда передавать про эти корабли? Да затем, что надо держаться за какое-то подобие реальности. Одиссей
поклялся не сдаваться судьбе.
Представьте себе божественного наблюдателя, следящего за погодой. Точнее, даже не за погодой, а за сопровождающими ее видениями. Как будто
он - последний в мире живой человек и ведет разведку для тех, кто придет потом. Но так ли это?
Есть и еще одна возможность. Вдруг он просто остался один и спятил от одиночества, как Кевин Костнер на заброшенной западной заставе <Р.
Шекли имеет в виду фильм «Танцы с волками» с Кевином Костнером в главной роли.>? Армия не прислала ему подмоги, ведь, насколько нам известно,
никакой армии нет, нет никого, кроме К.