Граф остановился у кресла и выжидал, когда я сяду, однако я, уже как заправский работник передвижного цирка, повернул к нему лицом темный
столбик в плаще и начал поднимать капюшон.
Изаэль смотрит вниз, наклонив голову, и граф сперва ахнул, увидел роскошное золото волос, затем охнул, когда эльфийка медленно подняла лицо
и посмотрела на него сказочно прекрасными глазами, во всем полутемном и сером зале это единственно яркие цвета сверкающей глубокой синевы.
– Ваша светлость, – прошептал он благоговейно. – Это… что?.. Ангел небесный?
Я оглянулся на Изаэль:
– Где?.. Ах, это… Подобрал по дороге. Вижу, бежит, скулит, есть просит, лапу зашибло… Мы же добрые где-то внутри, всегда во что-то да
вляпываемся, не так ли?
Я усадил Изаэль за стол, она осталась и там послушным столбиком, только глазищами водит по сторонам, но притронуться ни к чему не решается.
Граф опустился следом за мной, я сказал деловито:
– Граф, я приехал просто проведать. Должны же быть у государственного человека минуты отдыха?..
Он с трудом оторвал жадный взгляд от прекрасного лица тихой эльфийки, блестящие глаза его сразу потускнели.
– Ваша светлость, – сказал он с сердцем, – вы наверняка успели увидеть, что у нас творится!
– Ну, – протянул я, – что-то успел, что-то нет…
Он проговорил с нажимом:
– Мы остро нуждаемся в вашей помощи!
Я вздохнул, развел руками.
– Да-да, интересы королевства, а то и вовсе всего человечества, но я такой умник, сразу вспоминаю насчет того, что каждый человек – целая
вселенная, а это даже вроде бы больше, чем королевство, если не врут… То есть я не готов совать голову в петлю только для того, чтобы в
Варт Генце прекратились некоторые безобразия.
– Некоторые? Ваша светлость!
Он даже откинулся на спинку кресла и вытаращил глаза, не находя слов, я тоже убрал локти, но только для того, чтобы слуги поставили чаши,
наполнили вином, а потом не мешать им раскладывать закуски и фрукты.
– Дорогой друг, – сказал я с глубоким сочувствием, – это вроде бы звучит несколько цинично, понимаю, однако… допустим, что с моим
вмешательством вы как-то получите прекращение гражданской войны…
– Это наша мечта! – воскликнул он.
Я покачал головой.
– А что получу я, кроме неприятностей?
Он воскликнул патетически:
– Ваша светлость, а трон? А корона?.. Да сколько за них крови пролито, а вам прямо в руки пихают!
– Да хоть в сумку, – сказал я твердо. – Отбивался, отбиваюсь и буду отбиваться. И вы знаете почему.
– Почему?
– Через год, – сказал я знающе, – а то и раньше, пойдут разговоры, что зачем на троне сидит не просто чужак, это бы еще стерпели, любой
чужак становится своим, но человек, который правит одновременно частью Турнедо, Армландией и Сен-Мари?.. А не гребет ли он часть наших
ресурсов туда, а не берет ли слишком много налогов из Варт Генца, которые вкладывает за Большой Хребет…
Он вскрикнул оскорбленно:
– Ваша светлость!
Я отмахнулся:
– Начнется то же самое, но уже против меня.
– Не начнется! Мы не такие!
Я покачал головой:
– Да ладно, вы же не ребенок. Я, кстати, тоже потерял девственность, а так жалко, хоть плачь, будто все еще помню, что это. Теперь все вижу
таким, какое есть, а это так противно, впору вешаться… или других вешать, что, вообще-то, временами как-то скрашивает серые будни, которые
сотворил Господь и велел нам раскрасить. В общем, за счастье недолго посидеть на троне и ощутить корону короля на челе я должен отдать
нечто гораздо большее, чем трон!
Он помолчал, хмуро наблюдая, как я пробую вино, лицо мое непроницаемо, а прекрасная эльфийка, явно подражая мне, так же методично
осматривает спелую грушу, словно не понимает, как такое люди могут есть.
В общем, за счастье недолго посидеть на троне и ощутить корону короля на челе я должен отдать
нечто гораздо большее, чем трон!
Он помолчал, хмуро наблюдая, как я пробую вино, лицо мое непроницаемо, а прекрасная эльфийка, явно подражая мне, так же методично
осматривает спелую грушу, словно не понимает, как такое люди могут есть.
Наконец Меганвэйл тяжело вздохнул, в его глазах – растущее уважение, а заговорил он совсем невесело:
– Ваша светлость, прошу мне поверить, я так далеко не заглядываю. Я ж не политик, я военачальник.
– Достойнейшая профессия, – сказал я.
– Если все так, – произнес он, – как вы говорите, а я начинаю верить, то да, вы правы, потеряете больше, чем приобретете… Но как же наша
страна, наш бедный народ?
Я ответил в тон:
– Я очень люблю вартгенцев, ибо король Фальстронг был мне как отец.
Он сказал с надеждой:
– Все помнят слова короля, когда он сказал, что хотел бы вас иметь сыном… Это еще один камушек на чашу весов, что вам нужно принять трон.
После гибели его сыновей вы – его единственный наследник, так считают многие!
– Я слишком уважаю, – сказал я, – и, можно даже сказать, без особого так уж преувеличения, люблю ваше королевство, чтобы пытаться сесть на
трон ради каких-то эгоистических целей…
– Сэр Ричард! Но таким образом вы спасете нас от династических войн!
– Ненадолго, увы.
– Но сейчас претенденты сразу утихомирятся, увидев, что ни один из соперников не сумел ухватить корону!
– А потом?
– Вы что-нибудь придумаете, – сказал он убеждающе. – На этот раз ее вам вручат не потому, что не хотят дать сопернику, а потому, что вы тем
самым прекратите гражданскую войну.
– Как?
– Она сама возьмет и прекратится!
– Нет, – сказал я. – То ваше всего лишь королевство, а то моя шкура! Понятно, что дороже.
Он покосился в окно, за которым уже темная ночь, перекликаются совы, а в небе зажглись звезды.
– Ваша светлость, вы наверняка устали с дороги. Я велел приготовить лучшие покои. Отныне они будут носить ваше имя!
Я поклонился, поднялся:
– Спасибо, граф. Эй, черпак… виночерпий, подъем!.. Будешь услаждать меня песнями.
Граф самолично отвел нас в наши покои, в самом деле роскошнейшие, чувствуется вкус в украшении стен гобеленами и дорогим оружием, ни одного
простого меча или топора, а все именное, со сложными рисунками на клинках или замысловатыми рунами, намертво врезанными в металл.
Бобика ничто не удивило, но громадные глаза Изаэль стали совсем вполлица, уж и не знаю, как они у нее получаются такими, даже я
засмотрелся, а потрясенный граф судорожно вздохнул и пробормотал заплетающимся языком:
– Спокойных снов, ваша светлость!
– Спасибо, дорогой друг, – сказал я с чувством. – Я в самом деле чувствую себя здесь как дома.
Он поклонился и вышел, Изаэль прошептала:
– Чего он тебе прислуживает?
– Проявляет вежливость, – объяснил я. – Чуткость.
– Чуткость?
– Ну да, – сказал я. – Как я к тебе. Не заметила, мелкая свинюшка?
– От тебя дождешься, – заявила она, даже не догадываясь, что угадала. – Ты весь, гад чешуйчатый, хитрый!
Я прошел к столу, сел, задумался. Изаэль тем временем робко почучундрила по комнате, шарахаясь от неподвижных железных рыцарей на невысоких
постаментах, долго старалась убедиться, что они в самом деле не дышат, поскребла ногтем гобелены, удивляясь, почему ничего не меняется, а
вот у них в замечательном Лесу так сразу бы…
Посреди стола большого формата книга страниц в тысячу, переплет из красной меди, прямо по центру надменно высится череп коричневого цвета,
настолько корявый, что я сперва решил, что вылеплен из сырой глины, потрогал пальцем, нет, натуральный, но вид такой, как если бы пролежал
в земле века, если не тысячелетия.