Дорога была пыльной и колдобистой, космодром давно растаял за бесконечными плоскими полями и рядами маслин, высаженных по обочине специально, чтобы на них оседала пыль и они быстрее спели. Они прошли километров сорок, не меньше, это не считая утреннего осмотра космодрома. Бемиш устал хуже собаки и тихо бесился: что, в конце концов, хочет доказать ему Киссур? Что он лучше Бемиша ходит пешком? Велика важность для человека, воевавшего в стране, в которой вся бронетехника была мощностью в одну лошадиную силу! Бемиша так и подмывало выложить все это Киссуру. Но он вместо этого молчал и плелся за бывшим министром, как хвост за собакой.
К вечеру Бемиш и Киссур явились в одну из окрестных деревень и зашли в харчевню. Оба путника были по уши в грязи и имели настолько сомнительный вид, что хозяин даже не шевельнулся, увидев их на пороге, и только когда Киссур сел за стол и гаркнул как следует, вразвалку подошел к посетителям. Киссур осмотрел гусей, которых предложил хозяин, велел одного зажарить и заказал к гусю грибную подливу, закуски и вино.
Вскоре гусь появился перед путниками в жареном виде, и его нельзя было узнать: такая аппетитная на нем была корочка— и с таким веселым шипеньем стекал с него жир в дымящееся блюдо с рисом. Путники принялись за еду, и, хотя Бемиш очень проголодался, он скоро заметил, что ему не угнаться за Киссуром. Оба они разговаривали по-английски. Бемиш вдруг заметил, что Киссур старается не стучать ложкой и прислушивается к разговору двух бедно одетых крестьян, которые, втянув голову в плечи, поспешно выбирали из своих тарелок рис. Наконец Киссур не выдержал, поманил их за свой стол, угостил гусем и принялся расспрашивать. Бемиш, едва понимавший отдельные слова, полюбопытствовал, о чем речь.
— Эти крестьяне из второй деревни, — сказал Киссур, — а идут к управляющему усадьбой. Два года назад у них захворал отец, и они заняли у управляющего деньги сначала на лечение, а потом на достойные похороны. Вышло так, что за эти два года проценты сравнялись с долгом, и, как только это случилось, управляющий послал своих слуг в деревню и забрал в уплату долга их сестру. Парни поехали к своим родственникам, чтобы занять деньги, но так ничего и не добились, и вот теперь едут к управляющему. Они помолчали.
— А акции, — поинтересовался Бемиш, — вы спрашивали про акции?
— Они не знают, что такое акции, — ответил Киссур. — Если это те красные бумажки, которые им выдали вместо земли, то они подарили их управляющему на именины.
— Но они даже сейчас стоят десять ишевиков штука! — невольно вскричал Бемиш, совершенно забыв про плетушку водки.
Крестьянин с беспокойством вертел головой, прислушиваясь к речи оборванцев: оба явно говорили на воровском жаргоне, ничего не понять! Киссур полез за пазуху, вытащил оттуда пачку денег, отсчитал двести ишевиков и отдал старшему парню.
— Держи, — сказал, — это тебе на выкуп сестры. Крестьянин выпучил глаза на оборванца, а потом упал на колени и стал целовать перед Киссуром землю, пока Киссур не выкинул его за дверь.
— Куда мы теперь? — спросил Бемиш, когда крестьяне ушли.
Киссур отогнул полу грязной куртки, убедился, что пистолет под курткой на месте, и сказал:
— Переночуем в поместье, куда увели сестру.
Был уже поздний вечер, когда Бемиш, усталый как собака, доплелся вслед за Киссуром на вершину холма, увенчанную зубастым просмоленным забором. При виде путников в заборе образовалась калитка, а в ней — слуга с фонарем и с автоматом.
— Объясняйся, — пихнул Бемиша в бок Киссур.
— Я… наша…. переночевать, — начал Бемиш.
Слуга поднял повыше фонарь, сообразил, что имеет дело с иностранцами, которые по-человечески понимают меньше собаки, и впустил их в усадьбу без особых разговоров.
Слуга поднял повыше фонарь, сообразил, что имеет дело с иностранцами, которые по-человечески понимают меньше собаки, и впустил их в усадьбу без особых разговоров.
* * *
Теперь надо сказать, что управляющий поместьем, в которое они пришли, был очень дурной человек. Он беспощадно обирал крестьян, торговал девушками, скупал краденое и содержал целую шайку, которая вымогала у людей деньги. С районным начальством он был в прекрасных отношениях. При всем этом он напускал на себя благородный вид. Обирая крестьян, он всегда старался свалить ответственность на безжалостные распоряжения хозяина усадьбы. Так как крестьяне в этой местности были очень глупы, им и в голову не приходило пожаловаться владельцу усадьбы, который жил в столице и не подозревал о творящихся безобразиях. Таким нехитрым способом управляющий добивался, что крестьяне считали его своим заступником.
Итак, Киссур и Бемиш разместились в копне сена на скотном дворе, а крестьяне пришли в приемный зал. Управляющий даже вышел им навстречу.
— Мне-то вас очень жалко, — заявил он, — но я уже переслал вашу сестру господину в столицу, так что и разговора никакого нет, чтобы потребовать ее обратно. Если она понравится господину, то вам повезло: может, он и согласится не требовать с вас остаток долга.
— Но нам удалось раздобыть деньги! — радостно сказал крестьянин и протянул ассигнации.
Но кто же мог знать, что вчера управляющий повздорил с одним из своих слуг и убил его ударом палки по голове. После этого он запихнул тело в багажник, вывез его из усадьбы и бросил в кусты неподалеку от стройки. Утром он сказал, что отправил слугу за покупками в столицу. Впоследствии он надеялся заявить о бегстве слуги, но сейчас, при виде денег, у него возник великолепный план. Он просмотрел еще раз ассигнации и вдруг вытащил из них одну, достоинством в двадцать ишевиков, на которой имелась сделанная чернилами банковская пометка «200».
— Хватайте их, — закричал он слугам, — эти двадцать ишевиков я отдал моему слуге Анаю, которого вчера послал в район! Анай должен был вернуться сегодня утром, наверняка они его ограбили и убили. Иначе откуда у них взялись деньги?
Слуги схватили растерявшихся крестьян.
— Где вы взяли эти деньги? — напустился на них управляющий.
— Ваша милость, — взмолился старший, — деньги дал нам бродяга, который как будто пошел за нами: сейчас он спит на сеновале! Откуда мы знали, что он кого-то ограбил?
Управляющий велел слугам посмотреть, и в скором времени ему донесли, что действительно на сеновале спит крепкий бродяга, а другой зарылся в сено. Управляющий обрадовался. «Рыба, можно сказать, сама плывет в руки, — решил он, — арестую этих бродяг и обвиню их в убийстве! — Но потом он передумал. — Еще неизвестно, откуда эти бродяги взялись! Только бандиты носят при себе такие деньги, и они, конечно, не обрадуются, если я обвиню члена известной шайки в убийстве и грабеже! После этого мне придет конец! И наоборот, бандиты оценят мою скромность, если я не стану впутывать их в это дело».
И напустился на крестьян:
— Что за вздор! Откуда у бродяг такие деньги? Вы на все идете, чтобы обвинить случайных попутчиков! И приказал принести плети и розги.
* * *
Киссур вовсе не спал в это время на сеновале. Ему очень хотелось посмотреть на результаты своего благодеяния. Чтобы не привлекать внимания, он снял с себя сапоги, воткнул их в сено, так что их можно было принять за ноги спящего в стогу человека, неслышно взобрался на крышу сеновала и перепрыгнул оттуда на главный дом. Там он снял с себя пояс с крюком, зацепил крюк за выступ на крыше, и спустился по крюку на карниз, огибающий дом.