А как он ведет себя в срамных домах!
Бемиш покраснел. Как Шаваш ведет себя в срамных домах, он знал по личным наблюдениям. И вряд ли сам Бемиш в это время вел себя намного лучше.
— И комиссии по защите прав человека, — закивал чиновник. — Я не хочу ставить вас в неудобное положение, господин директор. Уверяю вас, отец Инис заслуживает веревки — вот здесь у меня лежит его дело. Ужасное дело — все те пакости, которые может совершить мелкий, глупый и очень жадный взяточник, пакости, которые кончались гибелью. и бесчестием. Верите ли, что он, за взятку, переменял имена в ордерах на арест после конца Чахарского восстания, принял, как целую, дамбу, которая обрушилась через месяц и погубила целую деревню? Уверяю вас — если вы нажалуетесь государю, отца ее казнят непременно…
— Отдайте мне мою жену, — закричал Бемиш.
Чиновник неторопливо поднялся с кресла, обошел стол и очутился совсем рядом с землянином. Бемиш увидел близко-близко его внимательные золотистые глаза и длинные, чуть накрашенные ресницы.
— Что вы хотите от меня, — сказал Бемиш, — контрактов? Взяток?
Шаваш, не отвечая, улыбнулся землянину. Шаваш был еще очень красив, разве что самую малость полноват для своего роста, и Бемиш с удивлением заметил в его волосах несколько седых нитей.
Шаваш медленно поднял руку и вдруг стал расстегивать пиджак Теренса. Бемиш обомлел и закрыл глаза. Жаркие руки скользнули ему под рубашку, и совсем рядом послышался мягкий голос:
— Кто хочет напиться, не ссорится с ручьем, землянин.
Бемиш не испытывал отвращения. Но он несомненно испытывал ужас. Губы Шаваша оказались возле его губ, и прошла, наверное, минута, прежде чем Теренс понял, что они целуются. Потом где-то вдали зазвонил телефон.
Бемиш очнулся.
Пиджак его был расстегнут, а рубашка смешно топорщилась поверх брюк, и в самих брюках тоже что-то топырилось. Маленький чиновник стоял перед ним и смотрел на землянина смеющимися глазами.
Бемиш, как неживой, поднял руку и вытер ладонью рот.
— Катись отсюда, — сказал Шаваш, — бери свою наложницу и катись. Она мне надоела. Она всю ночь в постели скулила.
Бемиш бочком-бочком попятился к двери, повернулся и полетел наружу.
— Ты хоть застегнись, — издевательски закричал вслед чиновник.
Бемиш, оборвав ручку кабинета, выскочил в предбанник. Что-то свистнуло в воздухе, и к ногам Бемиша, растопырив разноцветные страницы, хлопнулась пластиковая папка. Это была папка с делом отца Инис. Бемиш подхватил ее и побежал дальше.
* * *
Никто не верил, что Киссур подружится с землянином. Гринмейлер, выскочка, хапуга, съевший недавно с помощью ЛСВ небольшую компанию по производству автоматических дверей и использовавший ее только как ступеньку для того, чтобы съесть что-то побольше, один из тех молодых людей, через которых Тревис делал свои деньги, пустое место без Тревиса. Этот человек и на Уолл-стрит имел самую паршивую репутацию. «Самый голодный из негодяев Тревиса», — сказал про него директор компании по производству автоматических дверей, будучи уволен со своего места. И чтобы Киссур, который даже благовоспитанного президента какого-нибудь «Морган Джеймс» считал ростовщиком и висельником, — чтобы Киссур подружился с этим финансовым конокрадом?
Дружба между землянином и Киссуром служила предметом довольно беззлобных сплетен: все как-то ожидали, что либо землянин назовет Киссура бандитом с родословной, либо Киссур попрекнет землянина страстью к стяжательству.
Но когда Киссур подарил Бемишу усадьбу, — в пяти главных управах задумались и переглянулись.
Как-то Бемиш был у префекта столичной полиции, подписывал какую-то бумагу с синей полосой. Префект поздравил его с усадьбой, вздохнул и сказал:
— Вы напрасно слишком близко стоите к Киссуру. Знаете, как он начал свою карьеру? Он ограбил, с семью товарищами, правительственный караван. Они убили тридцать шесть стражников, и голову начальника каравана Киссур насадил на шест, хотя этот человек не был ни в чем виноват, кроме как в том, что у него были дети и старуха мать, которых ему надо было содержать. А потом Киссур поссорился с разбойниками, потому что главарь не хотел уступать ему первое место, и зажарил главаря в земляной печи.
— Но теперь-то, — заметил Бемиш, — Киссуру нет нужды грабить караваны.
Префект провел рукой по щеке.
— Вокруг Киссура, увы, десятки людей. Эти люди умеют обращаться с оружием, презирают взяточников и торговцев, считают грабеж единственным достойным способом стяжания. Думаете, страна бедна из-за взяточников и больших налогов? Увы, налогов правительству наши предприниматели не платят, зато платят налог бандитам, которые охраняют их от других бандитов.
— С меня, — сказал Бемиш, — никто не требовал платы за охрану.
— Вот именно, — сказал префект полиций.
Бемиш хотел взять проклятого чиновника за шкирку и спросить, уж не намекает ли тот, что Киссур стоит во главе столичных бандитов. Поблагодарил, однако, за подпись и вышел. А ведь в самом деле: водил, водил его Киссур в одну из самых знаменитых воровских харчевен города и был там принят, как свой, — а потом Бемишу рассказали, что если бы он забрел в эту харчевню без спроса, то его не только что убили бы, — скормили бы посетителям харчевни в борще, был там такой милый обычай избавляться от трупа.
* * *
А днем Бемиш был в министерстве финансов, у Шаваша. На входе в его кабинет он столкнулся с бледным, расстроенным человеком в стандартной одежде, но с мягкой повадкой вейца.
Шаваш повел его в сад, где щебетали фонтаны и птицы, велел подать столик с закусками. Как-то так незаметно разговор зашел об Идари, жене Киссура. Шаваш сказал, что, если бы не она, Киссур давно сломал бы себе голову.
— Он ее очень любит, — со вздохом сказал Шаваш. — Три месяца назад, в день ее именин, угощал народ, раздал на три миллиона.
Помолчал и прибавил:
— Как вы думаете, откуда у Киссура столько денег, если он не берет взятки и не занимается бизнесом?
— Это дело налоговой инспекции, а не мое, — знать, откуда у него деньги, — сказал Бемиш. — И государя, который каждый месяц дарит ему то усадьбу, то нефтяную скважину.
Шаваш махнул рукой и принялся пить чай. Вдруг, спустя пять минут, внезапно сказал:
— Знаете, кто тот человек, что ушел от меня перед вами? Директор Дамасской страховой компании. Ограбили вчера компанию. Двадцать миллионов утащили. Денарами.
Бемиш удивился: про ограбление еще ничего не было в газетах.
— Для чего же они держали такую сумму наличными? — полюбопытствовал Бемиш.
— В том-то оно и дело, — вздохнул Шаваш, — спрашивается, кому и зачем собиралась компания платить такую сумму наличными, да еще в праздничный вечер?
Помолчал.
— Дела этого не будет в газетах. А компанию все-таки ограбили.
— А в полиции это дело будет?
— Да, — сказал Шаваш, — ведь полиция наша, если попросишь, не задает вопросов, для чего компании были нужны эти деньги.
Бемиш допил свой кофе и спросил:
— Слушайте, Шаваш, — вы мне что, хотите сказать, что Киссур грабит по ночам банки или что вы, по крайней мере, приложите все силы, чтобы убедить в этом государя?
— Помилуйте, господин Бемиш, — смутился чиновник, — да с чего вы… — И вдруг взъерошил волосы: — Но ведь это безумный человек! Если он идет мимо дома, который горит, — он полезет туда, чтобы вытащить ребеночка, а если он идет мимо дома, который не горит, — так он его подожжет.