– Когда ты не полностью настроен на Камень? Тебе понадобится Лабиринт, чтобы завершить процесс настройки. А Лабиринт, как ты говоришь, уничтожен. Что же это дает?
– Я же сказал, что мне понадобится твоя помощь, – заявил он. – Есть еще один способ настроить личность на Камень. Для этого требуется помощь того, кто уже настроен. Тебе придется снова спроецировать себя сквозь Камень Правосудия, и взять с собой меня – в путь через первоначальный Лабиринт Дворкина, и в то, что лежит за его пределами.
Я не удержался и спросил возбужденного Бранда:
– И тогда?
Он на секунду запнулся, досадливо посмотрел на меня, а затем продолжил:
– Я… этого никогда не проделывал раньше. Откуда я знаю?
– Хотел бы я знать, – произнес я, – не можешь ли ты таким образом добиться своей собственной версии реальности? Не может ли она представлять собой отколовшуюся новую вселенную – Эмбер и Отражения только для тебя? Может ли она отрицать нашу? Или будут какие‑то взаимоотношения? Как ты думаешь, допустив такую ситуацию?
Он пожал плечами.
– Я уже ответил на это. Этого раньше никогда не проделывали. Откуда мне знать?
– Но я думаю, что ты знаешь, или можешь сделать на этот счет очень хорошую догадку. Я думаю, что именно это‑то ты и планируешь. Именно это ты и хочешь попробовать – потому что это все, что тебе теперь осталось. Я воспринимаю такие действия с твоей стороны, как указание, что отец преуспел и что ты дошел до своей последней карты. Вот для этого тебе нужен я и нужен Камень. Ты не сможешь получить ни того, ни другого.
Он вздохнул.
– Я ожидал от тебя большего. Ты неправ, но оставим это. Выслушай. Чем потерять все, я предпочту поделить королевство с тобой.
– Пропади ты пропадом, Бранд, – вежливо ответил ему я. – Ты лжешь!
– Да, ясно, когда это тяжелое испытание будет пройдено, я буду настроен. Ты дашь мне Камень, я начертаю новый Лабиринт, и мы снова у дел. Ничего не разваливается, все держится, жизнь продолжается.
– А что насчет Хаоса?
– Новый Лабиринт будет неиспорченным. У них больше не будет дороги, дающей им доступ к Эмберу.
– Раз отец умер, как будет управляться Эмбер?
Он криво улыбнулся.
– Мне полагается кое‑что получить за свои муки, не так ли? Я буду в этом рисковать своей жизнью, а шансы не так уж и хороши.
Я улыбнулся ему в ответ.
– Учитывая куш, что помешает мне сыграть самому? – осведомился я.
– То же самое, что помешало преуспеть отцу – все силы Хаоса. Они созываются своего рода космическим рефлексом, когда начинается такой акт. У меня было больше опыта с ними, чем у тебя. У тебя не будет ни единого шанса, а у меня может быть.
– А теперь давай допустим, что ты мне лжешь, Бранд. Или давай будем добрыми и допустим, что ты видел сквозь всю эту сумятицу нечетко. Что, если отец преуспел? Что, если новый Лабиринт существует прямо сейчас? Что произойдет, если ты сделаешь еще один, здесь, сейчас?
– Ты боишься, – заявил он. – Боишься меня. Я не виню тебя за нежелание доверять мне. Но ты совершаешь ошибку. Я сейчас нужен тебе.
– Тем не менее, я свой выбор сделал.
Он сделал шаг ко мне. Еще один…
– Все, что ты хочешь, Корвин. Я дам тебе все, что ты потрудишься назвать.
– Я был с Бенедиктом в Тир‑на Ног‑те, – сказал я. – Глядя его глазами, слушая его ушами, когда ты сделал ему такое же предложение. Подавись им, Бранд. Я собираюсь продолжить свой путь и выполнить свою задачу, Если ты думаешь, что сможешь меня остановить, то сейчас такое же подходящее время, как и любое другое.
Я начал идти к нему. Я знал, что убью его, если доберусь до него. Я также чувствовал, что не доберусь до него.
Он повторил:
– Ты совершаешь большую ошибку, Корвин.
Я ответил ему:
– Подумаю. По‑моему, я делаю именно то, что надо.
– Я не буду с тобой драться, – поспешно заявил он. – Не здесь. Не над бездной. Ты, однако, имел свой шанс. Когда мы встретимся с тобой в следующий раз, я отниму у тебя Камень.
– Какая тебе от него польза, ненастроенному?
– Может, есть еще способ для меня суметь это сделать. Более трудный, но возможный. Ты имел свой шанс. Прощай.
Он отступил в лес. Я последовал за ним, но он исчез.
Я покинул это место и поскакал дальше, по дороге над ничем. Мне не нравилось думать о возможности того, что Бранд мог говорить правду. Или, по крайней мере, часть ее. Но сказанное им продолжало возвращаться и досаждать мне. Что, если отец потерпел неудачу? Тогда я занимался бесполезным делом. Все уже было кончено, и это было просто делом времени. Я не любил оглядываться назад, просто на случай, что меня кто‑то догоняет. Я перешел на умеренную скорость скачки через Отражения. Я хотел попасть к остальным, прежде чем волны Хаоса доберутся до такой дали, просто чтобы дать им знать, что я сохранил веру, и дать им увидеть, что, в конечном итоге, я попытался сделать все, что в моих силах.
Тут я задумался, как там шла настоящая битва. Или началась ли она в пределах тех временных рамок?
Я пронесся по мосту, который теперь расширялся под светлеющим небом. Когда он принял аспект золотистой равнины, я подумал об угрозе Бранда. Сказал ли он, что сказал, просто для того, чтобы вызвать сомнения, увеличить мою неуютность и повредить моей эффективности? Возможно. И все же, если ему требовался Камень, он должен был устроить мне засаду. А я питал уважение к той странной власти, что он приобрел над Отражениями. Казалось почти невозможным подготовиться к нападению того, кто мог следить за каждым моим ходом и мгновенно перемещаться в место, дававшее ему наибольшие преимущества. Как скоро это может произойти? Не слишком скоро, полагал я. Сперва он захочет потрепать мне нервы, а я и так уже устал и был более, чем малость запален. Раньше или позже. Мне было невозможно проскакать такое огромное расстояние в один переход, как бы я не ускорял скачку через Отражения. Мимо пролетали кружась вокруг меня и заполняя мир розовые, оранжевые и зеленые туманы. Земля под нами звенела, как металл.
Иногда музыкальные тона, словно звон хрусталя над головой. Мысли мои плясали. Воспоминания о многих мирах приходили и уходили без порядка. Ганелон, мой друг‑враг, и мой отец, враг‑друг, сливались и распадались, распадались и сливались. Где‑то один из них спросил меня, имею ли я право на трон. Я думаю, что это был Ганелон, желающий знать наши различные оправдания. Теперь я знал, что это был отец, желавший знать мои чувства. Он рассудил, он принял свое решение. Я отказался. Было ли тут виновато остановившееся развитие, желание быть свободным от такого бремени, или дело было во внезапном просвещении, основанном на всем, что я испытал в последние годы, медленно растущем во мне, дающем мне более зрелый взгляд на роль монарха помимо ее мгновенной славы, я не знаю.
Я вспоминал свою жизнь на отражении Земля, как выполнял приказы, как отдавал их. Передо мной проплывали лица людей, которых я узнал за века – друзей, врагов, жен, любовниц, родственников. Лорена, казалось, подзывала меня, Мойра смеялась, Дейдра плакала. Я снова сражался с Эриком. Я вспоминал свой первый проход через Лабиринт, мальчишкой, и позже, когда шаг за шагом мне возвращали все мои воспоминания.
Убийства, кражи, мошенничества, соблазнения вернулись потому, что, как говорил Мэллори, они были там. Я даже не способен был их всех правильно разместить, в смысле времени. Не было никакого особого беспокойства, потому что не было никакой особой вины.