Не было никакого особого беспокойства, потому что не было никакой особой вины. Время, время и еще раз время смягчило грани того, что порезче, сделало во мне свои изменения. Я смотрел на свои прежние «Я» как на других людей, знакомых, которых я перерос. Я дивился, как это когда‑нибудь я мог быть кем‑нибудь из них. Когда я мчался вперед, сцены из моего прошлого, казалось, материализовывались в тумане вокруг меня. Тут нет никакого поэтического преувеличения. Битвы, в которых я участвовал, принимали осязаемую фирму, если не считать, конечно, полного отсутствия звука – блеск оружия, цвета мундиров, знамена и кровь. И люди – большинство из них умерло – двинулись из моей памяти вокруг меня в немом мультфильме. Никто из них не был членом моей семьи, но все они были людьми, некогда что‑то значащими для меня. И все же в этом не было никакой особой системы. Тут были благородные деяния, равно как и постыдные, враги, равно как и друзья – и никто из участвовавших персон не замечал моего присутствия, все было захвачено в какой‑то давно прошедшей последовательности действий.
Я тогда гадал о природе места, через которое проезжал. Не было ли оно какой‑то разбавленной версией Тир‑на Ног‑та, с какой‑то чувствительной к мысли субстанцией поблизости, что вытягивала из меня эту панораму. «Вот это и есть твоя жизнь?» Или я просто начал галлюцинировать? Я был утомлен, обеспокоен, встревожен, расстроен и проезжая по пути, обеспечивающему монотонной мягкой стимуляцией такого рода чувств, что велит грезить наяву… Фактически, я понял, что потерял где‑то ранее контроль над Отражениями и теперь просто продолжал следовать прямолинейно через этот ландшафт, пойманный этим спектаклем в капкан своего рода наружного нарциссиэма…
Тут я понял, что должен остановиться и отдохнуть – вероятно, даже немного поспать – хотя я боялся это делать в таком месте. Мне придется вырваться на волю и продолжать путь до более спокойного, пустынного местечка…
Я исказил свое окружение. Я выворачивал все кругом. Я вырвался на волю.
Вскоре я скакал по неровной, гористой местности, а после быстро добрался до пещеры, что я пожелал.
Мы въехали в нее и я позаботился о Звезде. Я поел и выпил ровно столько, чтобы притупить чувство голода. Костра я не развел. Я завернулся в свой плащ и в прихваченное с собой одеяло. Грейсвандир я держал в правой руке. Я лежал во тьме у входа в пещеру.
Я чувствовал себя немного дурно. Я знал, что Бранд лжец, но его слова все равно беспокоили меня. Но я всегда хорошо умел засыпать, я закрыл глаза и отключился.
5
Меня пробудило ощущение присутствия, или, может быть, это был шум и ощущение присутствия. Что бы там ни было, я проснулся и был уверен, что я не один. Я сжал покрепче Грейсвандир и открыл глаза. Помимо этого я не шелохнулся.
Мягкий свет, вроде лунного, лился через вход в пещеру. Как раз у входа стояла фигура, возможно, человеческая. Освещение было таким, что я не мог сказать: стояла ли она лицом ко мне, или лицом наружу. Но затем она сделала шаг ко мне.
Я очутился на ногах и острие моего меча уперлось ему в грудь. Фигура остановилась.
– Мир, – произнес мужской голос на тари. – Я просто укрылся от грозы. Нельзя ли мне с вами разделить пещеру?
– Какой грозы? – спросил я.
Словно в ответ донесся раскат грома, за которым последовал порыв ветра, пахнущего дождем.
– Ладно, это, во всяком случае, правда, – сказал я. – Располагайтесь поудобнее.
Он сел, полностью зайдя спиной к правой стенке пещеры. Я сложил свое одеяло, чтобы было помягче, и уселся напротив его. Нас разделяло метра четыре. Я нашел свою трубку, набил ее, а затем попробовал чиркнуть спичкой, бывшей со мной с Отражения Земля. Она зажглась, сберегая мне массу трудов. Табак имел хороший запах, смешанный с влажным ветерком.
Табак имел хороший запах, смешанный с влажным ветерком. Я прислушивался к звукам дождя и разглядывал силуэт своего безымянного спутника. Я обдумывал несколько возможных опасностей, но обращался ко мне отнюдь не голос Бранда.
– Это не естественная гроза, – сказал он.
– О? Как это так?
– Хотя бы потому, что она идет с севера. Они здесь никогда не приходят с севера, в это время года.
– Вот так‑то и ставятся рекорды.
– И еще потому, что я никогда не видел, чтобы гроза вела себя подобным образом. Весь день я наблюдал за ее наступлением – просто твердая линия, медленно двигающаяся, с фронтом, словно лист стекла. Молний столько, что она выглядит словно чудовищное насекомое с сотней сверкающих ног. Крайне неестественно. А за ней все становится очень искаженным.
– При дожде такое случается?
– Не так, все, кажется, меняет свой облик. Плывет. Словно мир тает – или…
Я содрогнулся. Я думал, что достаточно далеко опередил темные волны, чтобы немного отдохнуть. И все же он мог быть неправ и это могло быть просто необычной грозой. Но я не хотел рисковать и повернулся к глубине пещеры, свистнул. Ни ответа, ни привета. Я вошел туда и пошарил наощупь.
– Что нибудь случилось?
– Пропал мой конь.
– Он не мог уйти?
– Должно быть, ушел. Я, однако, думал, что у Звезды больше здравого смысла.
Я подошел ко входу в пещеру, но ничего не смог увидеть. За миг, что я пробыл там, я наполовину вымок. Я вернулся на свое место у левой стены.
– Мне это кажется достаточно заурядной грозой, – сказал я. – В горах они иногда бывают очень сильными.
– Наверное, вы знаете эту местность лучше меня?
– Нет, я просто путешествую – дело, которое мне лучше продолжить.
Я коснулся Камня, мысленно втянулся в него, почувствовал грозу вокруг себя и приказал ей убраться, красными пульсациями энергии, соответствующими ударам моего сердца.
Затем я привалился спиной к стенке пещеры, нашел еще одну спичку и снова раскурил трубку. Силам, которыми я манипулировал, потребуется еще некоторое время, чтобы выполнить свою работу против грозового фронта таких размеров.
– Она будет длиться не слишком долго, – сказал я…
– Откуда вы знаете?
– Привилегированная информация.
Он тихо рассмеялся.
– По некоторым версиям именно так наступает конец света – начавшись со страшной грозы, пришедшей с севера.
– Это верно, – сказал я. – И тут все так. Беспокоиться, однако, не о чем. В самом скором времени все так или иначе кончится.
– Это камень, что у вас на шее… Он испускает свет?
– Да.
– Вы, однако, шутили, что это – конец. Не правда ли?
– Нет.
– Вы заставляете меня думать о той строке Священной Книги: «Архангел Корвин проследует перед грозой, с молнией на груди…» Вас ведь звать не Корвин, не так ли?
– А как там звучит остальное?
– «… Когда спросят, куда он путь держит, скажет он: „К концам Земли“, куда идет он, не зная, какой враг поможет ему против другого врага, ни кого коснется Рог».
– Это все?
– Все, что есть об архангеле Корвине.
– В прошлом я сталкивался с такой же трудностью при чтении Писания. Оно рассказывает достаточно тебе, чтобы заинтересовать, но никогда не достаточно, чтобы была реальная польза. Впечатление такое, словно автор получает острое наслаждение, поддразнивая. Один враг против другого? Рог? Мне это не по зубам.
– А куда вы все‑таки путь держите?
– Не слишком далеко, если не смогу найти своего коня.