Впрочем, несмотря на смешок, который выдавил из себя полупьяный Невада, он остался недоволен появлением девушки. Цокот каблуков вырвал Круса из транса, в который он только-только начал впадать, вернул к реальности, и получится ли отделиться от нее снова - большой вопрос.
- Сука! - с чувством произнес Невада.
- Простите, это вы мне?
Крус вновь приложился к бутылке, одновременно повернул голову на голос и, продолжая глотать, разглядывал остановившегося на тротуаре старика. Длинное и унылое, словно у дряхлого осла, лицо, отечные глаза, бледные губы, большие уши - казалось, что старомодная шляпа висит именно на них. Под плащом наверняка костюм… Нет, не под плащом… Невада напрягся и вспомнил когда-то слышанное русское слово: пыльник.
- Простите, - старик вежливо приподнял шляпу. - Я не расслышал, что вы сказали.
- Да я не вам, - вздохнул Крус, понимая, что впасть в любимое забытье сегодня, похоже, не суждено.
- Неужели ей? - Старик посмотрел на спящую в автомобиле девушку.
С хозяйкой «Порше» Невада познакомился в клубе. Как ее, Кира? Клара? Ладно, проснется, сама скажет..
- Нет, не ей. - Крус сделал еще один глоток. - Сам себе.
Алкоголь и тоска, которая всегда накатывала на Неваду на Лубянке, сделали свое дело: вместо того чтобы послать настырного прохожего подальше, Крус втянулся в разговор.
- Я тут гуляю, - пояснил старик. - Бессонница, знаете ли. С людьми моего возраста такое случается.
- И я тут гуляю, - хмыкнул Невада. - Вот ведь совпадение.
- Почему здесь?
- Что вы имеете в виду?
- В Москве есть масса интересных мест, куда можно было бы поехать… тем более с девушкой. - Невада открыл было рот, но старик его опередил: - Я не имел в виду клубы или рестораны. И уж тем более гостиницу или квартиру. Нет. Я имел в виду места романтические, в которых действительно интересно побывать ночью. Набережные или парки… А еще есть множество скверов…
- Меня не интересует романтика, - отрезал Невада.
- Вот как?
- Вы разве не видите? - Крус кивнул на спящую девушку. - Сюда приехали не мы, а я.
- Для чего?
- Побыть здесь.
- Именно тут?
- Да…
Разговор затягивался, но Неваду это не смущало. Ему надо было с кем-нибудь поговорить. Обо всем на свете и ни о чем. Ведь он все время один… Один! Не может поделиться своими тайнами даже с психоаналитиком, никому не может рассказать о жизни. О своей настоящей жизни. Те, кому можно, не будут слушать, остальным - нельзя. Незнакомец же показался подвыпившему Крусу идеальным слушателем, которому можно поведать все, что, накопилось на душе.
- Хотите сигарету?
- Не откажусь, - кивнул старик, принимая угощение. - Представляете, я всю жизнь борюсь с табаком, призываю избавляться от этой привычки, а сам курю с пятнадцати лет.
- Врач?
- Дантист. - Он глубоко затянулся, выпустил дым, взял сигарету в пальцы и представился: - Семен Ефимович Дроздовский.
- Невада, - буркнул Крус.
- Это ваше имя?
- Какая разница?
- Извините, - выдержав короткую паузу, произнес старик. - Я все понимаю: случайная встреча, случайный разговор… И это место… - Дроздовский медленно обвел взглядом площадь. Громадина самого известного в стране детского магазина, а следом - два мрачных здания, давших названию Лубянка новую суть. - Столько воспоминаний…
Будь Крус трезвее, он бы наверняка догадался, что его пытаются вызвать на откровенность. Но сейчас чувство опасности притупилось. К тому же Невада частенько рассказывал свою историю пьяным девушкам, с которыми, как правило, и приезжал на Лубянку. Сидел вот так, на капоте, повернувшись к спутнице спиной. пил, курил и рассказывал. Они ничего не слышали, но Крусу становилось легче.
- Здесь я впервые понял, что такое страх.
- Вы были внутри? - Дроздовский посмотрел на дом.
- Нет. - Невада поморщился. - Внутри? Что может быть страшного внутри? Допросы? Пытки? Что еще могут сделать люди с людьми?
- Сломать жизнь, - тихо уточнил Семен Ефимович. Но Крус не услышал. Допил виски, потянулся и бросил бутылку под ноги спящей девушке. Закурил.
- Нет, старик, внутри оно зарождается, кормится, прячется. Внутри его тайное логово, убежище, и оно не хочет привлекать к нему внимания. Зато когда оно выходит…
- Кто «оно»?
Невада опять не отреагировал на реплику собеседника. Повернулся и кивнул в сторону арки, под которой притаилась каменная голова.
- В ту ночь я убил человека. Зарезал вон там, - еще один кивок, - потом затащил в арку, а сам пошел на Кузнецкий Мост, меня там машина ждала. Народу, как и сейчас, - ни души. Все спят. Я до перекрестка дошел… - Крус указал на выезд на Большую Лубянку. - И вдруг чувствую - накатывает. Страх. Нет - ужас.
- Невада глубоко затянулся сигаретой, и старик увидел, что пальцы парня дрожат. - Свидетелей никого, все чисто, а меня трясет. Идти не могу, стоять не могу, ноги не держат, доковылял до стены, прикоснулся, только еще хуже стало. - Крус помолчал. - Я тогда понял, что оно из камня вылезло, из дома. Я к камню прикоснулся и голоса их услышал. Или мысли… «Молодец, говорят, Невада, кровью пахнешь…» И смеются. Вроде как с другом разговаривают… А меня трясет. До сих пор не понимаю, как я не обмочился?
Крус бросил сигарету на асфальт, слез с капота и растоптал ее каблуком. Тяжело посмотрел на собеседника:
- Чего молчишь, старик, не веришь?
- Знаешь, с кем ты тогда- встретился? - негромко поинтересовался Дроздовский.
Невада настороженно взглянул на собеседника:
- Нет.
- С Тремя Палачами, парень, с Тремя Палачами. - Семен Ефимович пожевал губами. - Они в этом доме кровь пили, мясо человеческое ели, души губили.
Зла сделали столько, что когда смерть приняли… а смерть, парень, за ними долго ходила… Так вот после того, как эти трое ее приняли, - здесь остались, потому что ни туда, - Дроздовский поднял брови вверх, - ни туда, - взгляд на мгновение указал на землю, - им дороги не было. Никто этих тварей брать не хотел.
Хриплый, царапающий голос старика и то, о чем он рассказывал, делали свое дело: Невада трезвел на глазах.
- Но только ошибаешься ты, парень: сами Три Палача не выходят, их звать надо. Выманивать. С того места призывать, где они смерть приняли, где их кровь землю испоганила.
- Откуда ты знаешь?
- Я много чего о Москве знаю, - улыбнулся Семен Ефимович. - Я ведь местный.
Дроздовский улыбнулся с искренним дружелюбием, но опомнившийся Крус уже почуял опасность. Старик, в одиночестве гуляющий по ночному городу; старик, знающий о Трех Палачах; старик… Невада молниеносно огляделся: людей по-прежнему нет, опустил руку в карман пиджака и сжал рукоять выкидного ножа.
- Ты кто?
И застонал от дикой, невозможной боли. Настороженность, подозрения, желание убить - все вылетело, растворилось в оглушающем приступе. Из глаз потекли слезы. Крус позабыл о ноже, позабыл о старике, схватился руками за вспыхнувшую нестерпимым огнем челюсть.
- Черт! - завыл. - Черт!!!
Но через мгновение стало легче. Боль не ушла, но перестала быть острой, вернулась способность думать.
- Ты кто?
- Я же говорил - Дантист,.- с прежним дружелюбием ответил старик. И осведомился: - Ты больше не хочешь меня убить?
- Нет!
- Вот и хорошо.
Боль пропала окончательно. Крус тряхнул головой, сделал шаг назад, вытер слезы и злобно уставился на старика:
- Чего тебе нужно?
- Передашь Гончару вот это.