- Пожалуй, - признал после паузы Лева. - Часы, насколько я понимаю, были для тебя некой вершиной. Так?
- Верно, - согласился Петрович.
- А это - заготовка. Часть чего-то большего.
- Угадал.
- Но все равно потрясает.
Конструкция, что произвела столь сильное впечатление на Корзинкина, не была особенно сложной. Две шестерни, одна побольше, снабженная рукоятью, другая поменьше, сантиметров десяти в диаметре, были установлены на штативы и связаны между собой цепью. Обычная передача, какую увидишь в любом велосипеде. Вот только сделаны были шестерни, штативы и цеп* из стекла. Каждое звено отлито с необычайным тщанием, скреплено с другими тончайшими металлическими стержнями, и гибкостью стеклянная цепь не отличалась от обычной.
- Чего ты задумал? - осведомился Корзинкин. - Стеклянный велосипед?
- Его уже делали, - серьезно ответил Петрович. - Есть сведения, что Орлов…
- Граф?
- Нет, купец, основатель лучшего в России стекольного производства. - Стрекалов прищурился: - Так вот, есть сведения, что он сделал стеклянный велосипед. Целиком стеклянный - от сиденья до колес. Только шины стояли обычные.
- И на нем можно было ездить?
- Разумеется, можно. - Стрекалов провел рукой по цепи и задумчиво добавил: - Дети катались.
- Игрушка.
- Уникальная игрушка, - уточнил Илья. Внешне Стрекалов и Корзинкин были и похожи и не похожи друг на друга. Оба невысокие, оба, несмотря на относительную молодость - даже сороковник не разменяли, разве это возраст? - растеряли почти всю шевелюру. Вот только Лева оставшиеся на висках и затылке волосы отращивал и вязал в игривый хвост, а Илья брил голову почти под «ноль». Оба не отличались худобой, но Корзинкина можно было свободно назвать «несколько полным» (злопыхатели и вовсе предпочитали термин «расплывшийся»), а вот при взгляде на плотного Стрекалова люди понимали, что он не забывает посещать спортивный зал. Лицами же друзья были абсолютно не похожи. У Левы - античной лепки, глаза чуть навыкате, нос чеканного профиля, у Ильи - круглое, непримечательное, с носом картошкой и сохранившимися с самого детства толстыми щеками. «Рожа рязанская», смеялась Оксана, однако во взгляде маленьких серо-стальных глаз Стрекалова читались глубокий ум и неукротимая решительность. Предки Ильи были деревенскими, но не деревенщиной.
- Так что же ты задумал?
- Секрет.
Они вернулись в кресла, удобно развалились на мягких подушках, пару мгновений молча смотрели друг на друга, а затем Петрович потянулся и взял со стола деревянную шкатулку:
- Будешь?
- А как же! - с энтузиазмом отозвался Корзинкин. - Побывать в гостях у олигарха и не выкурить сигару? Меня же засмеют.
- Теперь не засмеют.
Илья обрезал две длинные «Гаваны», и спустя несколько секунд к потолку устремились клубы ароматного дыма.
- Хорошо… - протянул Корзинкин. Помолчал и, внимательно глядя на Стрекалова, негромко закончил: - Жаль, что Яшка не приехал.
- Жаль, - спокойно отозвался Петрович.
В его тоне не было ни раздражения, ни досады, Илья понимал, что рано или поздно они упомянут в разговоре четвертого друга.
- Звонил?
- Я ему, - уточнил Стрекалов. - Когда приглашал.
- А он не перезвонил. -Угу.
Лева повертел в руке тлеющую сигару.
- Мама Валя говорила, ты ему работу предлагал?
- Угу. - Илья пустил колечко дыма и разглядывал его с таким вниманием, словно именно в этой призрачной конструкции заключался Божий промысел. - В очередной раз.
- Он снова отказался?
- Сказал, что у него все в порядке.
А сейчас в голосе промелькнула обида.
Из четверки неразлучных друзей Стрекалов добился больше остальных: владелец крупной финансовой компании, миллионер, известный в стране человек, он мог очень и очень много, но… но его друзья, самые настоящие, «родом из детства», не спешили обращаться за помощью.
Яшка, которому хронически не везло в жизни, уверял, что у него «все в порядке», Корзинкин, попавший когда-то в широкую черную полосу, категорически отказался от предложения Ильи пойти работать на его фирму.
«Деньги приходят и уходят, - философски заметил тогда Лева. - Сегодня я бедствую, завтра поднимусь. А рисковать нашей дружбой не хочу. Сейчас ты для меня не господин Стрекалов, президент и благодетель, а просто Петрович, и я могу в любой момент дать тебе в глаз или обругать так, как сочту нужным. И ни за какие деньги от этого не откажусь».
Стрекалов не обиделся, помог другу другим способом, поддержал. Лева пережил полосу, нашел отличную работу, затем открыл свое дело и вот уже много лет чувствовал себя весьма и весьма уверенно. И не отказывал себе в удовольствии ругать Петровича так, как считал нужным.
А вот Яша преодолеть затянувшийся кризис не мог. Но Илье в нежелании друга получать помощь виделись совсем иные, нежели у Корзинкина, причины.
- Мне кажется, он нас обвиняет, - вздохнул Стрекалов.
- В чем?
- В том, что у нас все нормально.
- В таком случае у него началась последняя стадия деградации, - проворчал Лева. - Обвинять других в собственных проблемах - это пик лузерства.
Корзинкину не понравился ход разговора, но и спорить со Стрекаловым Лева не стал: Петрович умный, Петрович в людях разбирается, и Петрович Яшку любит.
- Он считает, что мы стали людьми другого круга, - закончил Корзинкин.
- Угу, - согласился Илья.
И оба подумали об одном: настоящая дружба «кругов» не замечает. И еще подумали: тему надо сворачивать.
- Кстати, пора бы Очкарику появиться. - Лева бросил хищный взгляд на бутылку необыкновенного хереса. - Долго мы его ждать будем?
- Не будем, - решил Петрович. - Кто знает, чего он на пруду застрял? Может, утонул.
- Разливай, - улыбнулся Корзинкин и потянулся за бокалами.
Пруд располагался к югу от дома Стрекаловых, метрах в ста, а ведущая к нему дорожка проходила через небольшую рощицу, среди деревьев которой пряталась уютная беседка с резными деревянными колоннами и зеленой восьмиугольной крышей. Идущий быстрым шагом Волков почти проскочил мимо нее, но, услышав негромкий окрик: «Федя!», немедленно остановился, развернулся и подошел к сидящей в беседке женщине:
- Да, Валентина Сергеевна?
- Торопишься?
Мама Петровича жила отдельно. Шутила, что «дом двух хозяек не терпит», и обосновалась неподалеку, в собственном коттедже. Но выходные, разумеется, проводила у сына.
Утром она занималась с детьми, руководила играми на поляне, но к пруду, сославшись на усталость, не пошла, предпочла чтение в беседке. Теперь же, судя по всему, книга ей надоела и захотелось поговорить. Волков, несмотря на то что его ждали друзья, отказываться от предложения поболтать не стал, вошел внутрь, присел на соседнюю лавку и покачал головой:
- Нет, не тороплюсь.
- Врешь.
- Никогда!
Мама Валя улыбнулась. Невысокая, полная, с морщинистым лицом и длинными, собранными в пучок на затылке, совершенно седыми волосами, она. несмотря на итальянский брючный костюм, выглядела стопроцентной русской бабушкой. Каковой, в сущности, и была. Детвора ее обожала.
- Ты редко здесь появляешься, - посетовала Мама Валя. - Я соскучилась.
- Дела, - пожал плечами Федор. А что он еще мог сказать?
- У Левы тоже дела, но он бывает у Илюши не реже двух раз в месяц, - заметила старушка.
- Ему детей нужно развлекать.
- А тебе не нужно?
- У меня один Степан, а у Левы… - Очкарик махнул рукой: - Лева сам уже со счета сбился.
- Это верно, - улыбнулась Мама Валя. Она положила книгу на столик, внимательно посмотрела на Волкова и спросила: - Как там у тебя?
- Рутина.