В более дружеском контексте я бы определил его как гея‑бодибилдера, прикинувшегося для прикола фанатом гонок «НАСКАР», но в компании остальных двоих он больше смахивал на пришедшего на кастинг соискателя роли злодея третьего плана в новейшем мегатриллере.
Героями которого мы вряд ли станем.
– Что будем делать? – спросил я, стараясь не встретиться взглядом с любопытной молодой матерью, толкавшей двойную складную коляску мимо нашей позиции. Джен достала свой сотовый телефон и принялась нажимать кнопки.
– Для начала запишу регистрационный номер грузовика.
– Он арендованный.
– Дилеры, которые сдают внаем машины, тоже ведут записи.
– Точно!
Может быть, если бы я прочитал больше детективов о консультантах по обуви, распутывающих преступления, я бы сообразил это и сам.
– А ты будешь делать снимки.
– Хорошая идея. В смысле: «Вас понял!»
Я достал телефон Мэнди и начал снимать, хотя был уверен, что с такого расстояния при отсутствии трансфокатора толковых снимков не получится. Но это по‑любому лучше, чем просто торчать там, привлекая внимание прохожих: так хоть со стороны кажется, что парень при деле.
– Прошу прощения, угол Бродвея и Девяносто девятой улицы это где‑то здесь?
Я обернулся к двум девчонкам в вязаных блестящих кофтах, туфлях без задников, в белых брючках капри, стянутых на икрах шнурками, – и это в разгар лета! Мне оставалось лишь почувствовать сожаление, тем паче что они выдали нашу позицию.
– Да, примерно в двух кварталах на восток, – указал я большим пальцем через плечо, – и в ста десяти кварталах на север.
– Сто десять кварталов? Это далеко отсюда?
Я сказал им, где можно сесть в метро.
– Могу тебя заверить, что я высоко оценила твою доброту и терпимость, – протянула Джен после того, как те две чушки, неуверенно повторяя друг другу мои указания, удались за пределы слышимости.
– С каких пор нормальные люди не носят белых штанишек? – спросил я.
– Примерно с тысяча девятьсот семьдесят девятого.
– Стоп, они сваливают, – указал я.
Погрузка закончилась, лысый закрывал двери.
Коробки уезжали. У меня в голове зароились мысли: помчаться за грузовиком, пока он не набрал скорость, вскочить в кузов, укрыться между коробками, а добравшись до их злодейского логова, незаметно выскользнуть, стырить их униформу и после серии захватов и побегов нажать рубильник, чтобы вся лавочка взлетела на воздух.
Я понял, почему преступления никогда не раскрываются любителями.
– Итак, мы ничего не можем сделать?
– Ничего, – сказала Джен, когда грузовик проезжал мимо.
Цокольный этаж был пуст.
– Все вымели, – пробормотал я.
Мы протиснулись сквозь деревянные створки, которые лысый бугай не удосужился стянуть цепью. Зачем ему это теперь? Коробки увезли все до единой.
Проверив время по снимку Мэнди, я уточнил, что мы побывали здесь всего два с половиной часа назад.
Джен обыскала все помещение и не успокоилась, пока не убедилась, что на бетоне не осталось никаких следов, сказала, что надо было прийти раньше, ведь кроссовки были именно здесь. Я напомнил, как мы вместе отсюда драпали, она со вздохом сказала, что переоценка – дело обычное, и снова пошла проверить, не упустила ли чего. А я остался в круге падавшего сквозь щель света, наедине с мыслями о том, почему любители не раскрывают преступлений.
Профессиональные детективы с самого начала обнесли бы дом ленточным ограждением, сняли в пыли следы и отпечатки пальцев, выяснили в архивах имена владельцев и арендаторов здания. Полиция сволокла бы громилу в черном в участок, где бы ему живо развязали язык.
Настоящие копы не побежали бы в ближайшую кофейню, а потом домой к подруге, чтобы проводить экспертизу вещественных доказательств с помощью вощеной бумаги. Ладно, в кофейнях и копы бывают, но они скорее послали бы туда новичка за кофе и пончиками, а в доме поставили бы охрану. И уж наверняка им бы не составило труда выяснить номер грузовика, а по нему нужный адрес. Не то что мне.
И самое важное – настоящий специалист по разгадке преступлений не испугался бы того, что его телефон попал к негодяям, которые теперь его ищут. Настоящие полицейские – это машины для превращения кофе в разгаданные преступления. Я же был машиной для превращения кофе в звенящие, как струны, нервы.
– Хантер! – донесся из мрака голос Джен, и мои нервы задребезжали.
– Что?
– Похоже, кто‑то оставил тебе послание.
Она появилась, щурясь и держа конверт, к которому прилепился обрывок пыльного серого скотча. Конверт светился белым в полумраке, и на нем выделялись написанные красным маркером буквы: Х‑А‑Н‑Т‑Е‑Р.
Ее зеленые глаза расширились, зрачки в сумраке выглядели огромными.
– Это было приклеено липкой лентой к стене. Как раз там, где находились коробки.
Я нервно проглотил слюну и протянул руку. Раньше я видел, как Мэнди набрасывает заметки во время тестирования, почерк у нее был наклонный, торопливый и нечитабельный. Однако мое имя было начертано на конверте с неумолимой четкостью.
– Ты не собираешься его вскрывать?
Я медленно вдохнул и опасливо разорвал бумагу, не зная точно, из‑за чего нервничаю. Контактный яд? Пиковый туз?
Это были два пригласительных билета.
Я тупо пялился на них, пока Джен не выхватила один из моей руки и не прочитала вслух.
– Тебя приглашают на прием, устраиваемый «Хой Аристой», журналом для миллионеров. Хм… Сегодня вечером.
Я прокашлялся.
– Это не почерк Мэнди.
– Я так и не думала.
– Они знают мое имя.
– Конечно знают. Они позвонили кому‑то из твоих друзей, который увидел на экране твое имя и ответил: «Привет, Хантер!» Потом они звонят по следующему номеру и говорят: «Привет, я друг Хантера…» и просят твой домашний номер и так далее.
Я кивнул. Конечно, мало‑помалу они выкачали из телефона всю мою подноготную. Эти финны проделали чертовски хорошую работу, превратив прибор в центр моей жизни, наполненный именами моих друзей и их номерами, моими любимыми МР3‑мелодиями и снимками, – оттуда можно извлечь больше, чем из ящика моего письменного стола.
Я вернул ей билеты.
– И что все это значит?
– Меня спрашиваешь? Ты когда‑нибудь слышал о «Хой Аристой»?
В моем сознании всплыло какое‑то смутное воспоминание.
– Что‑то вроде элиты или как‑то так. Новейший журнальчик для денежных мешков. Перевод деревьев на бумагу. Кажется, Хиллари Дефис делала для них рекламу.
Джен взяла билет двумя пальцами, перевернула его и кивнула.
– Сдается мне, они именно те, за кого себя выдают.
– Ты о чем?
– О приглашении. Думаю, нам нужно пойти.
– Туда?!
– Мы должны пойти, Хантер.
Я оторопело уставился на нее.
– Слушай, они уже знают твое имя и наверняка могли бы выяснить гораздо больше, если бы захотели.
– Ну и дела! Час от часу не легче.
– Но, судя по этим билетам, пока узнали не много. Их больше волнует, как далеко ты готов пойти, чтобы вычислить их.
– О чем ты говоришь?
Джен провела меня в глубину пустого дома и указала место, которого мои не приноровившиеся глаза не увидели.
– Они оставили конверт здесь, на том самом месте, где лежали коробки.