Еще один штрих относительно «антиклиента»: знание истории.
Хиллари Уинстон Дефис Смит гостей не принимала.
Мы находились в холле здания в верхней части Пятой авеню, где жили выдающиеся спортсмены‑миллионеры, программисты‑миллиардеры и один деятель из мира искусства, которому хватало одного лишь имени. (Впрочем, имя его, если подумать, было в своем роде королевским, и этот деятель явно любил пурпурный цвет.) Есть о чем поразмыслить.
Консьерж здания носил сшитую со вкусом пурпурную униформу, как нельзя лучше гармонировавшую с богатой пурпурной обивкой кресел, стоявших в мраморном с золотом фойе, словно демонстрируя, что перемены в жизни общества, произошедшие за последние четыре тысячи лет, были не так уж велики.
– Мисс Уинстон‑Смит неважно себя чувствует, – сообщил консьерж.
– Какой ужас! – воскликнул я. – Скажите, а вы ее сегодня, случайно, не видели?
– Она не спускалась, – покачал он головой.
– Вы уверены, что не можете позвонить ей насчет нас? – спросила Джен.
– Тут перед вами уже приходили ее друзья, и она сказала, что сегодня вниз не спустится. – Консьерж прокашлялся. – То есть, если быть точным, мисс Уинстон‑Смит сказала, что вообще не спустится в этом году. Думаю, вы ее знаете.
Я знал. И если Хиллари действительно пострадала от «Пунь‑шама», мне стоило лишь порадоваться тому, что меня не допускают к ее августейшей особе.
– Очень жаль… – заговорил я, вежливо отступив на шаг.
И тут до моего слуха донеслись клики – Джен набирала номер. Мы с консьержем, оба парализованные изумлением, обернулись к ней. Я и не знал, что Джен перенесла из адресного списка в свою телефонную книгу номер Хиллари, а он, наверное, был поражен тем, что кто‑то позволяет себе говорить с мисс Уинстон‑Смит в таком тоне.
– Хиллари? Это Джен, мы встречались два дня назад, на тестировании у Мэнди. Так вот, мы с Хантером стоим в холле твоего дома, у стойки консьержа, и у нас имеются кое‑какие соображения насчет того, как найти контрагент для шампуня, которым ты пользовалась сегодня утром.
Нам нужно, чтобы ты уделила нам немного времени, и тогда мы, может быть, сможем помочь тебе в решении этого… пурпурного вопроса. Но нам сейчас указывают на дверь, так что, если ты не…
Позади стойки ожил интерком, и в помещении зазвучал скрипучий, надломленный голос Хиллари.
– Реджинальд? Отправьте, пожалуйста, их наверх.
Привратник заморгал и даже не сразу ответил мисс Уинстон‑Смит, однако, совладав с собой, хотя глаза его округлились от изумления, указал пальцем на лифт.
– Одиннадцатый этаж.
Хиллари находилась в саду, разбитом на огромном балконе, откуда открывался вид на Центральный парк. Она была в купальном халате, с тюрбаном из полотенца на голове и, судя по тому, как морщинилась на всех открытых местах, включая подушечки пальцев, кожа, провела целый день под душем и в ванне. Глаза ее припухли от слез. Лицо, руки, предплечья до локтей, несколько локонов, выбивавшихся из‑под тюрбана, – все было окрашено в необычайный, трепещущий, королевский пурпур.
Вид у нее был потрясающий. Краска равномерно распределилась по коже и ошеломляюще контрастировала с голубыми глазами. Репутация Хиллари как крутого интервьюера одного известного музыкального кабельного ТВ‑канала во многом и была создана этими ледяными глазами. Весь ее облик нес такой же несомненный отпечаток «голубой крови», как и ее социальные связи, и, хотя, на мой взгляд, в нем всегда ощущался некоторый избыток коммерциализма, пурпурный цвет придал ее особое, присущее деловому центру, правдоподобие.
– Хантер, как вышло, что ты остался нормальным? – спросила она, как только мы с Джен выступили на солнце.
Служитель, проводивший нас сквозь дебри многоэтажных апартаментов, быстро исчез.
– В каком смысле нормальным? – не въехал я.
– Не пурпурным!
Я поднял руки, несмотря на все мои старания, еще хранившие следы кратковременного соприкосновения с «Пунь‑шамом».
– Погоди, а ведь точно.
Ее пурпурные брови сдвинулись, указывая на мучительную попытку припомнить вчерашние события.
– Точно, я ведь уже спрашивала у тебя про это вчера вечером.
– Правильно, – согласился я, не врубаясь, к чему она клонит.
– Хантер! Вчера вечером, когда мы встретились, эта гадость уже была у тебя на руках. Почему ты не предупредил меня?
Я отрыл было рот, да и закрыл обратно. Хороший вопрос. Вообще‑то меня больше волновало, как не оказаться пленником за компанию с Мэнди, чем как не дать кучке обладателей «голубой» крови не обзавестись к ней в придачу пурпурными волосами. (Честно говоря, мысль о том, чтобы поднять тревогу вообще, меня не посещала.)
– Ну, вчера вечером все так перепуталось, и…
– Мы выполняли тайную миссию, – встряла Джен. – Пытались выяснить, кто за всем этим стоит.
– Тайная миссия? – Хиллари подняла пурпурные брови. – Что за чушь ты городишь? И кто ты вообще такая?
– Мы встречались на…
– Я знаю, где мы встречались, но откуда ты такая взялась? И почему с тех пор, как ты появилась, всюду творится какая‑то дурь?
Фиолетовая ярость Хиллари прямо‑таки дырявила меня. Да, с того момента, как мне повстречалась Джен, со мной стали происходить всякие странности – на это я и сам пару раз обращал внимание, но только в момент ментального прояснения до меня дошло, что, не встретившись с ней, я, конечно, не попал бы на эту презентацию и в «Оперативную рекламку».
В этом смысле, не влезь Джен на той встрече со своими словами насчет формата отсутствующей чернокожей, Мэнди не пригласила бы нас в расселенный дом, а возможно, и сама не пропала бы в то утро, а продолжала бы вести свои дела, собирая «фокус‑группы» и фотографируя ребят в беретах, вместо… вместо того, что произошло.
Но на самом деле Джен нисколько не была виновата в том, что Хиллари приобрела такое обличье. Вечеринка «Хой Аристой» планировалась не один месяц, и Джен вовсе не обладала какой‑то зловредной способностью заставлять такие события случаться. Просто у нее было на них особое чутье: она представляла собой что‑то вроде компаса, безошибочно направлявшего меня навстречу всяческим странностям.
Примерно так.
Я решил, что с этим разберусь позже.
– Как сказала Джен, мы работаем тайно. Вчера пропала Мэнди, и мы пытаемся ее разыскать.
– Мэнди?
Хиллари подняла со стоявшего рядом с ее шезлонгом столика «Кровавую Мэри» и допила до дна. Даже выкрашенная в пурпурный цвет, Хиллари казалась какой‑то зеленоватой: надо полагать, сказывался избыток выпитого накануне «Благородного дикаря».
– А она‑то тут с какого боку?
– Мы не вполне уверены, – пробормотал я. – По правде, так вовсе не уверены.
Хиллари закатила глаза.
– Ну, Хантер! Вы, ребята, меня заинтриговали.
– Как я уже говорил, это дело запутанное, но мы думаем, что можем выяснить, что за люди учудили этот прикол с «Пунь‑шамом». Нам просто нужна от тебя кое‑какая информация.
– Но ты даже не…
Она заморгала, и на мгновение мне даже показалось, что вот‑вот заплачет. Я отвел глаза, глядя мимо экзотических растений и деревьев в кадках, глядя за парк, на зазубренный силуэт небесной линии Среднего Манхэттена, небоскребы которого торчали над зеленью, словно зубы.