– Может быть, здесь?
Джен потянула здоровенную дверную ручку, и дверь отворилась.
– О, сработало!
– Но это значит…
Джен кивнула и показала свой искрящийся браслет, затем, нажав ногтем на переключатель, отключила индикацию и шепнула:
– Это значит, что они здесь, вероятно, пакуют вещички, готовясь к переезду. Нам лучше не шуметь.
Внутри царила тьма.
Мы пробирались среди каких‑то бесформенных, поглощенных мраком и тишиной предметов. Джен натолкнулась на что‑то, и оно сердито царапнуло бетонный пол. Мы оба застыли и не шевелились, пока не стихло продолжительное эхо. По нему было ясно, что вокруг нас огромное пространство.
По мере того как глаза привыкали к темноте, у меня создавалось впечатление, что постепенно выступающие из мрака очертания окружающих предметов мне знакомы, словно я уже здесь бывал. Пришлось напрячь зрение – оказалось, мы идем между ресторанными столиками с перевернутыми на них стульями.
Я протянул руку и остановил Джен.
– Тебе это ничего не напоминает? – шепнул я.
– Не знаю. Закрытый ресторан?
– Точнее, место, которое должно выглядеть рестораном в рекламном ролике шампуня.
Я пробежался пальцами по стульям, припоминая рекламу.
– Где герой «жабу» вместо «крабов» заказывал.
Она огляделась.
– Ты уверен?
– Ну, не совсем… – Я всмотрелся во тьму, силясь различить очертания предметов. – О, да тут никак и старые театральные кресла.
– А они‑то с чего?
– Как же, помнишь тот эпизод из клипа, с театром? Где у капельдинера язык переклинило.
– С чего это им вздумалось имитировать в студии зал театра? – Джен покачала головой. – Здесь же Нью‑Йорк – город театров.
– Н‑да…
Я пробрался к сиденьям, которых было всего‑то пять рядов, по десять кресел в каждом, перед красным бархатным занавесом. Вообще‑то Джен права – в городе, где полным‑полно настоящих театров, не говоря уж о ресторанах, эта имитация зрительного зала выглядела зряшной затеей.
– Может быть, им требовался полный контроль над ситуацией? Абсолютная секретность?
– А может, они просто чокнутые? – предположила Джен.
– Это как раз можно сказать с уверенностью…
– Тсс!
Застыв в темноте, Дженни наклоном головы указала налево.
Я услышал голос, эхом отдававшийся в просторном зале, и, вперив взгляд в сумрак, настороженно прислушался. По ту сторону огромной студии была видна тусклая полоска света под дверью, колебавшаяся, как будто внутри кто‑то расхаживал по помещению. Голос продолжал звучать, и, хотя слова скрадывало расстояние, резкий тон показался мне знакомым.
Так, будучи в крайнем раздражении, говорила Мэнди Дженкинс.
Я понизил голос даже не до шепота, а до дыхания:
– Тихо!
Среди всего этого хаотического нагромождения невидимых в темноте предметов «тихо» означало в первую очередь «медленно». Мы продвигались, словно водолазы, шаг за шагом, щупая мглу перед собой вытянутыми руками. По мере нашего приближения к цели глаза приспосабливались к темноте, полоска света под дверью казалась все ярче. Стал различим грубый бетон пола, похожий при этом освещении на изрытую кратерами поверхность Луны.
Постепенно мне стало ясно, что в этой стене студии имеются и другие двери, в большинстве темные, но из‑под некоторых тоже пробивался свет. Из‑за стены доносились звуки, наводившие на мысль о перемещении тяжелых предметов по шершавому полу. Несколько металлических лестниц исчезали наверху в темноте.
Несколько металлических лестниц исчезали наверху в темноте. Узкий, опоясывавший студию подиум обеспечивал доступ к стальным конструкциям, на которых крепились прожектора и прочее световое и акустическое оборудование.
Свет из щелей вокруг двери, которую мы заметили первой, бил, казалось, особенно ярко, и мое воображение тут же нарисовало мощную лампу, направленную через голый стол прямо в лицо Мэнди.
Дверь глушила ее голос, но все же мне удалось разобрать фразу:
– Я думаю, вы все не так поняли.
Ответ прозвучал слишком тихо, чтобы его можно было разобрать, но в тоне слышалась холодная угроза.
Из‑за двери послышался скрип отодвигающегося стула, потом шаги. Джен стремительно бросилась к какому‑то массивному приспособлению, она отчаянно махала рукой, чтобы я тоже бежал к укрытию. Светящаяся щель померкла – кто‑то подошел к выходу.
В паническом молчании я сделал несколько шагов в направлении Джен и присел на корточки возле нее как раз в тот момент, когда дверь распахнулась, выпустив в огромную студию ноток света. В поле моего зрения появились ковбойские сапоги и бело‑красные туфли производства клиента. Ковбой, известный также как Футура Гарамонд, вывел Мэнди.
Когда дверь закрылась, тьма окутала их, однако сверху тут же пролился свет – включился ряд верхних светильников. Джен потянула меня назад в укрытие, а Футура Гарамонд смотрел в нашу сторону, держа руку на выключателе.
Я тесно прижался к Джен, сердце мое отчаянно колотилось. Он услышал мои шаги? Увидел нас?
– Эй? – окликнул он.
Мы застыли как вкопанные, затем Футура покачал головой и повел Мэнди к другой двери, находившейся в десяти метрах в стороне. Он открыл, Мэнди вошла туда одна, и Гарамонд со щелчком запер ее.
– Я скоро вернусь, – сказал он сквозь дверь, повернулся и исчез, поднявшись вверх по лестнице: сапоги звякали по металлу. Глядя вверх через подиум, мы видели, как он прошел прямо у нас над головами. Потом шаги стихли.
Мы сидели, прижавшись друг к другу, и прислушивались. Не затаился ли он наверху, глядя вниз и выжидая, когда мы выдадим себя? Или этот подиум ведет в другую часть здания?
– Пошли, – прошептала Джен после нескольких долгих секунд ожидания.
Мы начали подкрадываться к двери, за которой исчезла Мэнди. Я нервно поглядывал на лампы верхнего света. На свету я чувствовал себя беззащитным, но отключать его было нельзя, Гарамонд, где бы он ни находился, мог бы это заметить. Подобравшись к двери, Джен взялась за ручку и осторожно, прямо как взломщик сейфов, попыталась ее повернуть.
Она покачала головой. Заперто.
Я приложил ухо к холодному металлу и прислушался. Ничего. Именно там они должны были держать Мэнди в промежутках между допросами. Чего они хотели добиться? Выпытать маркетинговые секреты клиента? Раскопать компромат? Выведать побольше обо мне?
Чего бы там ни хотел от Мэнди «антиклиент», пришло время ее вызволить. И поскорее. Футура Гарамонд сказал, что скоро вернется.
Джен, вопросительно глядя на меня, мимически изобразила стук в дверь.
Я отрицательно покачал головой. Нельзя было допустить, чтобы Мэнди принялась нас окликать, спрашивая, кто это. Особенно с учетом ее широко известной способности перекрывать голосом шум любой, самой неуправляемой «фокус‑группы».
Я произвел в направлении двери жест, имитирующий удар, и Джен кивнула в знак согласия. Надо ломать.
К сожалению, мы как‑то забыли прихватить с собой таран. Металлическая, промышленного серого цвета дверь выглядела неприступной, не говоря уж о том, что стоит нам начать в нее ломиться, как нас тут же схватят. Неплохо бы вышибить ее одним духом, забрать Мэнди и задать драпака в другой конец студии.
Я огляделся по сторонам, ища что‑нибудь, способное одолеть дверь, но, кроме висевшего в углу огнетушителя, ничего не увидел.