Ты что, еще не въехал? «Антиклиент» не просто хочет пошвыряться камнями. Он задумал развалить мостовую. Замысел в том, чтобы кидать камни начали все.
Спустя несколько минут снаружи прозвучал клаксон: на улице, в удлиняющихся тенях раннего вечера, ждал длинный лимузин. Когда мы приблизились, тонированное окошко опустилось на несколько дюймов и оттуда, сжимая лист бумаги, высунулась пурпурная рука.
Я почувствовал холодное дыхание автомобильного кондиционера и еще более холодный взгляд: молодой пурпурный хой аристой таращился на меня с заднего сиденья.
Он исчез, когда опустилось окно, и, в то время как Джен просматривала бумагу, я проследил за машиной, влившейся в транспортный поток, унося своего пассажира назад, к хорошо охраняемым участкам Верхнего Ист‑Сайда.
– Ну, тут особых мозгов не надо, – заявила Джен, склонившись над нашей добычей.
Список был составлен на фирменном бланке «Хой Аристой» – бумага цвета зеленого яблока с золотым тиснением, буквы отпечатаны сочной пурпурной краской. Он включал всех подозреваемых: производителя несусветно дорогих дамских сумочек, банк в одной тропической стране, известной как оффшорный рай, национальный комитет некой политической партии. Но одно название стояло особняком, столь же «неприметное», как паук «черная вдова» на куске белого хлеба.
– «Два на два продакшн».
– Звучит знакомо, – заметила Джен.
Мне припомнились слова Хайро, касавшиеся его раскола с Мвади Уикерсхэм по поводу роликовых коньков: «два на два» или смерть.
У меня вырвался смешок.
– А ведь, похоже, это действительно насчет колес.
Когда в давние времена английские джентльмены охотились, они время от времени орали во всю мощь своих легких клич: «Сохо!» (Почему, я точно не знаю, может, тогда это означало «Ату!» или что‑то в этом роде.) Значительно позже, когда многие былые охотничьи угодья пустили под застройку и туда напихали магазинов, театров и ночных клубов, какой‑то гений из числа торговцев недвижимостью, видать в память о прошлом, решил присвоить новому крутому району такое название – Сохо.
Значительно позднее заброшенная промышленная зона южнее Хьюстон‑стрит была реконструирована, там открылись магазины, театры, ночные клубы, и какой‑то новый гений из числа торговцев недвижимостью решил вдохнуть новую жизнь в старый, но не потерявший крутизны бренд Сохо, благо тому нашлось простое обоснование.[1]
Впоследствии тот же принцип образования названий стал со скоростью тропической лихорадки распространяться и на другие районы. Видимо, гениев среди торговцев недвижимостью хоть пруд пруди.
В наши дни, когда продвинутая молодежь, тоже своего рода охотники, ищет самые крутые магазины, театры, ночные клубы и все такое, у всех на устах клич «Дамбо».[2]
Так называют район старых фабричных зданий и индустриальных перспектив за Манхэттенским мостом – последнее прибежище истиной крутизны. На этой неделе.
Туда и лежал наш путь.
Мы проехали на метро до Йорк‑стрит, самого края Бруклина. Вагон попался спокойный, наполненный в основном крутыми ребятами с зачехленными гитарами и ноутбуками, в татуировках и металле. Все они возвращались домой с работы в качестве дизайнеров, писателей, художников, модельеров. Одного я даже узнал: мы сидели в одной кофейне. Наверное, один из тех, о которых потом биографы пишут: «Его первый роман был написан за столиком кафе».
Мы с Джен вышли из метро и двинулись по Йорк. Слева от нас над рекой простерся Манхэттенский мост. На сей раз я не ощущал смутного дискомфорта от того, что нахожусь не на Манхэттене. Со стороны «антиклиента» мы имеем дело с ренегатами из числа охотников за крутизной, и здесь им, конечно, самое место.
Со стороны «антиклиента» мы имеем дело с ренегатами из числа охотников за крутизной, и здесь им, конечно, самое место. Большая часть крутняка вышла из метро вместе с нами: огоньки их сигарет и экраны телефонов светились и таяли в темноте, по мере того как они расходились по старым улицам, направляясь в реконструированные под жилье промышленные здания. Мне очень хотелось надеяться, что этот район сохранит свою атмосферу к тому времени, когда я стану жить отдельно от родителей, хотя, признаться, верилось в это с трудом. Когда еще я смогу позволить себе собственное жилье?
Йорк‑стрит свернула на запад, по направлению к Флашинг‑авеню, что проходит мимо Бруклинских военно‑морских верфей – логовища «Два на два продакшн».
Старые изображения этой верфи я видел в Музее естественной истории, в том самом зале, где выставлены метеориты. Та самая железная глыба, за которой я прятался, около века назад пролежала несколько лет на здешней территории. Все это время власти пытались сообразить, что делать с неземным сувениром весом в тридцать четыре тонны. Интересно, часто ли в ту пору метеорит, притянув стрелки компасов, привлекал сюда корабли, и не с ним ли связано то, что этот уголок Бруклина считается мистическим местом, где происходит уйма всяких странностей. Не зря же, в конце концов, он носит имя диснеевского летающего слона Дамбо.
В наше время на территории Бруклинских военно‑морских верфей давно нет ни метеоритов, ни военных кораблей, ни вообще каких‑либо судов.
Огромные судостроительные цеха были превращены в киностудии, офисы и просторные помещения для компаний, создающих декорации для бродвейских мюзиклов.
– Хотелось бы знать, зачем «антиклиенту» столько места? – спросила на ходу Джен.
– Жутко интересно. Там можно спрятать что угодно. Воздушную эскадру, стаю саранчи… загородный дом с лужайкой.
– Боже мой! Думаешь, это смешно?
Мы дошли до поста охраны на проходной и спросили, как найти компанию «Два на два продакшн». Охранник неохотно оторвал взгляд от телевизионного экрана и оглядел нас с головы до ног.
– У них что, опять съемки?
– Ну… да.
– Я думал, в понедельник они уезжают.
– Ну да, по плану. Но они сказали, что хотят нас видеть прямо сейчас.
Он потянулся к стопке фотокопий планов верфи, на верхней небрежно поставил крестик и протянул план нам, продолжая смотреть телевизор.
Снаружи Джен дала волю своему возмущению.
– Нет, каково – съемки! Неужели мы выглядим как актеры?
(Инноваторы, как правило, не любят актеров, которые по определению являются имитаторами.)
– Не знаю, Джен, представление ты устроила весьма убедительное.
Она воззрилась на меня.
– Конечно, – добавил я, – они могли снимать рекламу для туфель.
– Ну да, полагаю, я могла бы иметь к этому отношение. Но сама мысль о том, чтобы сниматься…
Она поежилась.
Военно‑морская верфь по случаю субботы была почти пуста, ее открытые пространства после тесноты Манхэттена вызывали головокружение.
Мы прошли под гигантскими арками из ржавого, заляпанного краской металла, пересекли заброшенную узкоколейную дорогу и проследовали между старинными заводскими корпусами и сборными металлическими ангарами, обрамленными рычащими выступами кондиционеров.
– Это здесь, – сказал я.
Вывеска «Два на два продакшн» красовалась над большущей раздвижной дверью старого кирпичного здания, в котором можно было бы спрятать линкор.
Я почувствовал, как звенят от напряжения мои нервы. Кажется, нам опять предстояло совершить незаконное, тайное и, вероятно, опасное проникновение.
Но нет смысла противиться судьбе.
– И как мы попадем внутрь? – спросил я.