– Хантер, твоя подружка знает, что говорит. Древняя пирамида обросла базами данных и списками электронных адресов. Ее склоны стали такими скользкими, что на них уже ничто не удерживается. Только что‑то попало в струю – раз, и оно уже продается на каждом углу. Не успели новинку переварить, как она уже в отстое.
Разумеется, из всей этой метафорической мешанины мой мозг особо вычленил лишь то, что еще кто‑то кроме моих родителей говорит о Джен как о моей подружке. Трогательно.
В результате я только и смог что, правда весьма душевно, ответить:
– Да.
– Я так и полагала, что ты до этого додумался, – продолжила Уикерсхэм. – Дожидаясь, пока ты нас разыщешь, мы прочли большую часть твоего старого блога и ознакомились с откликами некоторых твоих друзей. На нас, знаешь ли, работают лучшие специалисты по «социальной инженерии» за всю историю хакерства.
Она кивнула футуристке, после чего снова повернулась ко мне.
– Мы знаем тебя, Хантер, и думаем: ты не мог не понять, что с пирамидой что‑то не так. Ты знал это лет с тринадцати.
Я ощущал этот чертов ком, тот самый, оставшийся с первого моего года в новой школе. Настоящий булыжник в моем желудке.
– Ну, полагаю, да.
– Итак, раз пирамида нуждается в некоторой реконструкции, необходимо создать новый иерархический уровень, – сказала она, сверкая в свете лучей прожекторов зелеными глазами. – Что‑то такое, что сможет замедлить эти процессы. Нужно подставить им ножку. Ты хорошо знаешь первых героев, Хантер?
Мое знание истории отличалось своеобразием: множество туманных подробностей, но плоховато с общей картиной.
– Первых героев?
– Первые инноваторы творили мифы, – сказала Уикерсхэм, – пока религия не превратилась в торговый балласт для потребителей.
В этих древних историях первыми героями были ловкачи, сорвиголовы и сумасброды. Их миссия состояла в том, чтобы нарушать установившийся естественный порядок, перемешивать ветер и звезды. Они вмешивались в работу богов, преобразуя мир с помощью хаоса.
Уикерсхэм остановила скольжение.
– Итак, мы вырываем страницу из старой книги, и добавляем к пирамиде джаммеров.
– Джаммеры! – Глаза Джен округлились. – Противоположность охотников за крутизной.
Мвади улыбнулась.
– Правильно. Мы не помогаем инноваторам распространять их новации вниз по пирамиде, а, наоборот, баламутим струю, привносим на рынок сумятицу, вносим помехи в рекламу, стараясь запутать потребителей, чтобы они уже не могли разобраться, где шутки, а где всерьез.
– Размягчаете клей, – тихо сказал я, и вдруг мне показалось, что пол под моими ногами завибрировал.
Елки‑палки, а ведь он и вправду вибрировал!
Нас омыло потоком красного света: огромные студийные двери разъехались и впустили с улицы последние лучи заходящего солнца.
На фоне этого кровавого зарева вырисовывались около дюжины фигур, и одну из них я сразу узнал: то был якобы писатель из кофейни, тот самый, который ехал с нами в метро. Он выследил нас. Остальные держали бейсбольные биты пурпурными руками. «Хой Аристой» пожаловали, и они были в ярости.
Мвади Уикерсхэм рассмеялась:
– Класс! Вы только посмотрите на эти красные головы! Отлично сработало!
– Бежим? – спросил Футура.
Она пожала широкими плечами.
– Похоже на то. Ты берешь Мэнди. Я прихвачу эту парочку. Увидимся на фабрике. Свет!
Несколько секунд спустя длинные ряды прожекторов погасли, и я снова ничего не видел.
– Идемте со мной, ребятишки.
Сильные пальцы схватили меня за руку, подняли на ноги, и вот я уже бежал, следуя за звуком катящихся по бетонному полу роликовых коньков, за неудержимой, отметающей невидимые помехи силой.
– Идемте со мной, ребятишки.
Сильные пальцы схватили меня за руку, подняли на ноги, и вот я уже бежал, следуя за звуком катящихся по бетонному полу роликовых коньков, за неудержимой, отметающей невидимые помехи силой. Позади слышались крики и грохот, как будто наши преследователи с трудом пробирались через завалы прожекторов и прочей киноаппаратуры. Джаммеры были едва видны – бесшумная ватага, чье быстрое продвижение во тьме прослеживалось по подпрыгивающим огням фонариков.
Услышав рядом дыхание Джен, я потянулся, схватил ее за руку, и так, поддерживая друг друга, мы свернули за угол и стали подниматься по лестнице. Позади нас по металлическим ступеням звякали ролики Уикерсхэм.
Мы пробежали по подиуму, проскочили за дверь в стене, и перед нами открылся длинный сумрачный коридор, тусклый свет проникал в него через грязный стеклянный потолок и окно в дальнем конце, за которым багровел закат. Мвади стремительно обогнала нас, умчалась вперед на своих роликах и, прежде чем мы ее догнали, открыла аварийную дверь.
Она рванула к пожарному выходу, мы с Джен последовали за ней. Старые, проржавевшие металлические ступени заходили и застонали, прогибаясь под нашим общим весом.
Слетев с лестницы и заложив крутой вираж, Мвади исчезла за углом.
Мы с Джен переглянулись.
– Может, нам сейчас лучше смыться? – предложил я.
– А мы что делаем?
– Нет, я имею в виду, унести ноги от «антиклиента».
– Это джаммеры, Хантер, разве ты не слышал? И не надо от них смываться, наоборот, они хотят с нами сотрудничать.
– А что, если мы не захотим?
– Ага, щас!
Джен повернулась и припустила за Уикерсхэм, не оставив мне другого выхода, кроме как рвануть за ней. За углом Мвади взмыла по наклонному скату к скользящей двери. Мы устремились к выходу со сцены вкруговую и выскочили вместе с ней.
Мвади задвинула дверь, закрыла ее на массивный висячий замок и заклинила своим фонариком, заперев банду «хой аристой» в темноте.
– Хорошо, что все это арендовано, – проворчала она, скатываясь по уклону в сторону пустого лимузина, дожидавшегося у дверей. Водитель, должно быть, находился внутри, вместе с нанимателем. – Кто‑нибудь из вас водит машину?
– Нет.
– Нет.
Она покачала головой.
– Чертова городская малышня. Я‑то могу, но не очень люблю водить машину с роликами на ногах.
Но Джен уже открывала дверь кабины со стороны водителя.
– Да чего там, я провела уйму времени, играя в…
Она назвала известную видеоигру; ее наименование совпадало с преступлением, которое мы собирались совершить.
– Меня это устраивает, – сказала Уикерсхэм.
Я понял, что вопрос решен.
В 2003 году в Университете Рочестера провели исследование, показавшее, что подростки, проводящие очень много времени за видеоиграми, обладают лучшей, чем у других, координацией и быстротой реакции. Родителей и учителей это открытие повергло в ужас и возмущение. Они не желали этому верить, хотя практически каждый подросток, которого я знаю, как раз из таких.
Джен стремительно и яростно гнала машину по пустым улицам Бруклинской военной верфи, оставляя на размягченном жарой асфальте следы покрышек, и сбавила скорость до разрешенной, лишь когда мы вырвались за открытые ворота и понеслись по Флашинг‑авеню.
Я повернулся и взглянул в заднее окно. Никаких признаков погони.
– Мы оторвались.
– А как насчет остальных? – спросила Джен.
– С ними все будет в порядке, – заверила Уикерсхэм. – У них большая практика.
– Вы практикуетесь в том, как рвать когти? – не удержался я от вопроса.
– Мы знали, что у нас есть враги.