И пока вползала в меня одна такая тяжелая мысль, которую страшно вымолвить, вместе с тяжелой догадкой, которую вымолвить тоже страшно, - я все шел и шел, и в упор рассматривал каждый дом, и хорошо рассмотреть не мог: от холода или отчего еще мне глаза устилали слезы...
"Не плачь, Ерофеев, не плачь... Ну зачем? И почему ты так дрожишь? от холода или еще отчего?.. не надо...
Если б у меня было хоть двадцать глотков кубанской! Они подошли бы к сердцу, и сердце всегда сумело бы убедить рассудок, что я в Петушках! Но кубанской не было: я свернул в переулок, и снова задрожал и заплакал...
И тут - началась история, страшнее всех, виденных во сне. В этом самом переулке навстречу мне шли четверо. Я сразу их узнал, я не буду вам объяснять, кто эти четверо... Я задрожал сильнее прежнего, я весь превратился в сплошную судорогу...
А они подошли и меня обступили. Как бы вам объяснить, что у них были за рожи? Да нет, совсем не разбойничьи рожи, скорее даже наоборот, с налетом чего-то классического, но в глазах у всех четверых - вы знаете? вы сидели когда-нибудь в туалете на Петушинском вокзале? помните, как там, на громадной глубине, под круглыми отверстиями, плещется и сверкает эта жижа карего цвета? - вот такие были глаза у всех четверых. А четвертый был похож... впрочем, я потом скажу, на кого он был похож.
- Ну, вот ты и попался, - сказал один. - Как то есть... попался? - голос мой страшно дрожал, от похмелья и от озноба. Они решили, что от страха.
- А вот так и попался! Больше никуда не поедешь. - А почему?.. - А потому. - Слушайте... - голос мой срывался, потому что дрожал каждый мой нерв, а не только голос. Ночью никто не может быть уверен в себе, то есть я имею в виду: холодной ночью. И апостол предал Христа, покуда третий петух не пропел. Вернее, не так: и апостол предал Христа трижды, пока не пропел петух. Я знаю, почему он предал, - потому что дрожал от холода, да. Он еще грелся у костра, вместе с этими. А у меня и костра нет, и я с недельного похмелья. И если б испытывали теперь меня, я предал бы его до семижды семидесяти раз, и больше бы предал...
- Слушайте, - говорил я им, как умел, - вы меня пустите... что я вам?.. я просто не доехал до девушки... ехал и не доехал... я просто проспал, у меня украли чемоданчик, пока я спал... там пустяки и были, а все-таки жалко... "Василек"...
- Какой еще василек? - со злобою спросил один. - Да конфеты, конфеты "Василек"... и орехов двести грамм, я младенцу их вез, я ему обещал за то, что он букву хорошо знает... но это чепуха... вот только дождаться рассвета, я опять поеду... правда, без денег, без гостинцев, но они и так примут, и ни слова не скажут... даже наоборот.
Все четверо смотрели на меня в упор, и все четверо, наверно, думали: "Как этот подонок труслив и элементарен!" О, пусть, пусть себе думают, только бы отпустили!.. Где, в каких газетах, я видел эти рожи?..
- Я хочу опять в Петушки... - Не поедешь ты ни в какие Петушки! - Ну... пусть не поеду, я на Курский вокзал хочу... - Не будет тебе никакого вокзала! - Да почему?.. - Да потому! Один размахнулся - и ударил меня по щеке, другой - кулаком в лицо, остальные двое тоже надвигались, - я ничего не понимал. Я все-таки устоял на ногах и отступил от них тихо, тихо, тихо, а они все четверо тихо наступали...
"Беги, Веничка, хоть куда-нибудь, все равно куда!.. Беги на Курский вокзал! Влево, или вправо, или назад - все равно туда попадешь! Беги, Веничка, беги!.."
Я схватился за голову - и побежал. Они - следом за мной...
Петушки. Кремль. Памятник Минину и Пожарскому.
"А может быть, это все-таки Петушки?.. Почему на улицах нет людей? куда все вымерли?.. Если они догонят, они убьют... а кому крикнуть? ни в одном окне никакого света... и фонари горят фантастично, горят, не сморгнув."
"Очень может быть, что и Петушки... Вот этот дом, на который я сейчас бегу - это же райсобес, а за ним - тьма.
.. Вот этот дом, на который я сейчас бегу - это же райсобес, а за ним - тьма... Петушинский райсобес - а за ним тьма во веки веков и гнездилище душ умерших... О, нет, нет!.."
Я выскочил на площадь, устланную мокрой брусчаткой, перевел дух и огляделся кругом:
"Не Петушки это, нет!.. Если Он - если Он навсегда покинул землю, но видит каждого из нас, - я знаю, что в эту сторону Он ни разу и не взглянул... А если Он никогда моей земли не покидал, если всю ее исходил босой и в рабском виде, - Он обогнул это место и прошел стороной..."
"Нет, это не Петушки! Петушки Он стороной не обходил. Он, усталый, почивал там при свете костра, и я во многих душах замечал там пепел и дым Его ночлега. Пламени не надо, был бы пепел..."
Не Петушки это, нет! Кремль сиял передо мною во всем великолепии. Я хоть и слышал уже сзади топот погони, - я успел подумать: "Я, исходивший всю Москву вдоль и поперек, трезвый и с похмелюги, - я ни разу не видел Кремля, а в поисках Кремля всегда попадал на Курский вокзал. И вот теперь увидел - когда Курский вокзал мне нужнее всего на свете!.."
"Неисповедимы твои пути..." Топот все приближался, а я никак не мог набрать дыхания, чтобы бежать дальше, я только доплелся до кремлевской стены - рухнул... Я весь издрог и извелся страхом - мне было все равно...
Они приближались - по площади, по двое с двух сторон. "Что это за люди и что я сделал этим людям?" - такого вопроса у меня не было. "Все равно. И заметят они меня или не заметят - тоже все равно. Мне не нужна дрожь, мне нужен покой, вот все мои желания... Пронеси, Господь..."
Они все-таки меня заметили. Подошли и обступили, с тяжелым сопением. Хорошо, что я успел подняться на ноги - они б убили меня...
- Ты от нас? От нас хотел убежать? - прошипел один и схватил меня за волосы и, сколько в нем было силы, хватил меня головой о кремлевскую стену. Мне показалось, что я раскололся от боли, кровь стекала по лицу и за шиворот... Я почти упал, но удержался... Началось избиение!
- Ты ему в брюхо, в брюхо сапогом! Пусть корчится! Боже! я вырвался и побежал - вниз по площади. "Беги, Веничка, если сможешь, беги, ты убежишь, они совсем не умеют бегать!" На два мгновения я остановился у памятника - смахнул кровь с бровей, чтобы лучше видеть - сначала посмотрел на Минина, потом на Пожарского, потом опять на Минина - куда? в какую сторону бежать? Где Курский вокзал и куда бежать? раздумывать было некогда - я побежал в ту сторону, куда смотрел князь Дмитрий Пожарский...
Москва-Петушки. Неизвестный подъезд.
Все-таки до самого последнего мгновения, я еще рассчитывал от них спастись. Я когда вбежал в неизвестный подъезд и дополз до самой верхней площадки и снова рухнул - я все еще надеялся... "О, ничего, ничего, сердце через час утихнет, кровь отмоется, лежи, Веничка, лежи до рассвета, а там на Курский вокзал и... Не надо так дрожать, я же тебе говорил, не надо..."
Сердце билось так, что мешало вслушиваться, и все-таки я расслышал: дверь подъезда внизу медленно приотворилась и не затворялась мгновений пять...
Весь сотрясаясь, я сказал себе: "Талифе куми, то есть, встань и приготовься к кончине... Это уже не талифе куми, я все чувствую, это лама савахфани, как сказал Спаситель... То есть: "Для чего, Господь, Ты меня оставил?" Для чего же все-таки, Господь, ты меня оставил?
Господь молчал. Ангелы небесные, они подымаются! что мне делать? что мне сейчас сделать, чтобы не умереть? ангелы!.. И ангелы - рассмеялись. Вы знаете, как смеются ангелы? Эти позорные твари, теперь я знаю - вам сказать, как они сейчас рассмеялись? Когда-то, очень давно, в Лобне, у вокзала, зарезало поездом человека и непостижимо зарезало: всю его нижнюю половину измололо в мелкие дребезги и расшвыряло по полотну, а верхняя половина, от пояса, осталась как бы живою, и стояла у рельсов, как стоят на постаментах бюсты разной сволочи.