Сегодня будем играть в этом городе, а завтра двинемся в следующий. Мы никогда не задерживаемся надолго на одном месте, самое большее – день или два. Если что-то вдруг пропадает, люди в первую очередь винят странствующих актеров и цыган, так что лучше жить на ходу. Подобные злодеяния чаще всего совершаются братьями или отцами бедных жертв, но актеры – люди беззащитные, да к тому же они выделяются из толпы. Не забывай об этом, юный Эндрю. Если мы разбудим тебя среди ночи и скажем: «Беги!», ты должен тут же вскочить на ноги и броситься прочь следом за нами.
– Я это запомню.
Представление, которое они дали тем вечером, вышло не слишком вдохновенным. Эндрю стеснялся и смущался из-за того, что приходилось говорить женским голосом, и сорвал первый эпизод. Он то и дело забывался и начинал мямлить слова своим ломким баском, словно извиняясь перед публикой, которая каждый раз начинала вопить и хохотать. В тот вечер они пытались поставить серьезную греческую трагедию, но Патрик, всегда отлично улавливавший настроение толпы, вскоре заставил остальных переигрывать, вызывая не слезы, а смех – и не безуспешно. Как только начинало казаться, что публике наскучило представление, он выходил вперед с лютней и исполнял нелепую любовную песнь, посвященную Эндрю, который, кривясь и корча рожи, пытался выбраться со сцены, сбежать куда глаза глядят, хотя ему это упорно не удавалось. «Сценой» на самом деле для них был двор перед местной пивной. Очень быстро вокруг небольшого пятачка собрались зрители, и актерам теперь было некуда деваться. Когда раскрасневшемуся Эндрю удавалось разглядеть просвет в толпе и попытаться нырнуть в него и скрыться, он тут же исчезал, и «девицу» с энтузиазмом выталкивали обратно, под лучи светильников.
– Что ж, – произнес Патрик, когда представление закончилось и они начали подсчитывать выручку, – на сей раз мы выкрутились, но, Эндрю, – он наставительно указал пальцем на лицо их нового товарища, – этого не должно произойти вновь, иначе нам придется разойтись.
– Мне нужно потренироваться! – заискивающе произнес юноша. – Вы должны научить меня тому, как отделить себя от себя. Я наблюдал за всеми вами, когда мне не надо было играть. Вы словно становитесь другими людьми. Как это делается? Может, один из вас будет так любезен и научит меня лгать самому себе? Как заставить Эндрю поверить, будто он – Розамунда?
На троих актеров явно произвело впечатление то, что Эндрю понял суть проблемы, и Тоби сказал, что «возьмется за него».
Они переночевали в хлеву на окраине, но поднялись перед рассветом и снова двинулись в путь. Актеры направлялись в великий город Эссекса, Челмсфорд, где, по мнению Патрика, у них был шанс собрать больше зрителей. Представив, что дорога – это сцена, Тоби несколько раз изобразил разных персонажей, прямо на глазах зачарованного его перевоплощениями Эндрю, и дал мальчику хороший совет о том, как перестать быть собой и вжиться в роль.
– Скажи себе, – произнес он, обращаясь к юноше, – что шериф ищет Эндрю из Крессинга, уверенный в том, что тот совершил страшное преступление. Скажи себе: «Я должен притвориться, что я не тот, кого ищут, а другой человек, что я женщина, и непременно заставить всех поверить в эту ложь, иначе меня повесят, колесуют и четвертуют до захода солнца». Никогда не смотри в лица зрителей. Пусть они превратятся в море бледных одинаковых клякс. Ты играешь роль не для них, а для себя . Когда представление закончится, тебе будет трудно убедить самого себя, что ты не отважный мореход, а обычный простачок Эндрю.
– Я вовсе не простачок, – пробормотал мальчик.
По лицу Тоби пробежала тень, и парень помрачнел.
– А я говорю, что ты простак.
Эндрю уставился на высокого юношу, стоявшего перед ним.
По лицу Тоби пробежала тень, и парень помрачнел.
– А я говорю, что ты простак.
Эндрю уставился на высокого юношу, стоявшего перед ним.
– Почему ты меня оскорбляешь, Тоби?
– Потому что ты жалкий червь, мушиная личинка, скользкий слизень! – злобно прорычал Тоби.
– Я… Мне казалось, ты ко мне хорошо относишься, Тоби.
– К тебе?! – рявкнул тот. – Я тебя презираю, ты, жаба! Еще миг – и я тебя раздавлю, как улитку, коей ты и являешься. Что? Чего ты на меня пялишься безумными глазами, как умалишенный? Как смеешь ты бросать взор на меня, великого Цезаря? Неужели могучий воин должен терпеть, когда на него глазеет крестьянин, козопас без рода и племени? Я командовал многотысячными армиями! А ты присматривал за вонючими козами и их отродьем! Прочь с моей дороги!
Неожиданно Эндрю сообразил, что происходит.
– Ты назвал меня червем?! – Юноша вскочил и заорал прямо в лицо Тоби, которое находилось в двух сантиметрах от его собственного: – И слизнем? А ты сам сражался со львом, вооруженный лишь посохом? Отгонял ли ты волков от стада, швыряя в них камни? Может, боролся с медведем, чтобы спасти заблудившегося ребенка? Нет. Ведь у тебя есть прекрасный доспех, острый меч и несколько сотен охранников. Если бы у меня, простого козопаса, было твое оружие и твоя армия, я тоже стал бы великим воином. Поразмысли-ка лучше об этом, о, Цезарь! Если ты останешься один на дороге, в сандалиях и тунике, с палкой и камнем в руках, вот тогда ты сможешь называться мужчиной!
Тоби усмехнулся и закричал:
– Браво!
Двое других одобрительно захлопали в ладоши.
– Хорошо получилось? – спросил Эндрю. – Я хорошо сыграл?
– Отвратительно! – воскликнул Патрик. – Но это лучшее из всего, что у тебя получалось до сих пор. Ничего, мы еще сделаем из тебя актера – лет через тысячу.
Они зашлись от хохота, глядя на обескураженного мальчишку.
Анжелика де Соннак была очень одинокой молодой девушкой. Мать ее умерла от лихорадки, и отец не стал жениться вновь. У девушки не было ни братьев, ни сестер, а все компаньонки и дуэньи слыли уважаемыми дамами в летах. Ее отец, сэр Роберт, все время обещал пригласить молодых людей в поместье, но сейчас честный рыцарь полностью погрузился в государственные заботы. Он был советником короля Генриха, и этот великий воин и деятель, полагаясь на помощь своего вассала, нередко вынуждал того пренебрегать дочерью. Поэтому Анжелика вечно строила планы, пытаясь отыскать способ без разрешения навестить своих двоюродных брата и сестру, живших на окраине Лондона. Они обитали в одном из многочисленных деревянных домиков с соломенной крышей, обрамлявших дорогу, ведущую из города на север.
– Это не так уж и далеко, – говорила она своему спаниелю Менестрелю. – Мы бы с легкостью могли добраться до них и вернуться за день.
Мэтью и Андреа были младше ее, но, хотя Анжелике отчаянно хотелось пообщаться с молодыми людьми своего возраста, других вариантов не предвиделось. Раз или два к ее отцу приезжали дворяне с семьями, но с краткосрочными визитами. Да и гостей в поместье не было уже очень давно.
Но ее отца ни в коем случае нельзя было назвать жестоким тираном. Напротив, Роберт де Соннак слыл добродушным, мягким человеком и до безумия любил свою дочь. Возможно, даже слишком сильно – он не разрешал ей выходить из дома в его отсутствие, опасаясь, что она может угодить в беду. Однако сэр Роберт теперь был так занят королевскими делами, что с трудом находил время на сон, не говоря уже о том, чтобы отправиться с дочерью в гости к ее двоюродным брату и сестре. И разумеется, высокий пост часто заставлял его надолго отлучаться из дома, из-за чего Анжелика нередко чувствовала себя покинутой.