– Что у вас сломалось, не знаю, но починить ваш автомобиль здесь не удастся, – он захлопнул водительскую дверцу, запер на ключ. – Вы правы... лучше всего отвезти вас домой. Где вы живете?
– В Коул-Вэлью. Я как раз ехала домой.
– Там же практически никто не живет.
– Да. Наша семья – одна из трех оставшихся. Теперь это город-призрак.
Вымокшему, продрогшему до костей Джою не терпелось вернуться во взятый напрокат автомобиль и включить печку на полную мощность. Но, вновь встретившись со взглядом темных глаз, он еще сильнее почувствовал, что именно ради нее ему предоставили второй шанс свернуть на дорогу к Коул-Вэлью, чего он не сделал двадцать лет назад. Но вместо того, чтобы бежать с ней к "Шеви", он замялся, боясь, что любой его поступок, даже такой пустяковый, как посадить девушку в машину и отвезти домой, может оказаться ошибкой, а потому он лишится последнего, чудесным образом дарованного шанса на спасение души.
– Что-то не так? – спросила она.
Джой, будто загипнотизированный, смотрел на нее, размышляя над возможными последствиями своих действий. Его пустой взгляд, должно быть, напугал девушку.
Слова, которые сорвались с его губ, удивили его самого. Их словно произнес кто-то другой:
– Покажите мне ваши руки.
– Руки?
– Покажите мне ваши руки.
Ветер свистел в ветвях над головой, ночь стала часовней, в которой они стояли вдвоем.
В полном недоумении она протянула к нему руки.
– Ладонями вверх.
Она подчинилась и теперь больше, чем когда-либо, напомнила ему Матерь Божью, умоляющую всех прийти к ней, успокоить душу и сердце.
Девушка сложила руки лодочкой – в ней плескалась тьма, и он не мог разглядеть ладони.
Трясущейся рукой поднял фонарь.
Поначалу увидел неповрежденную кожу. Потом в центре каждой залитой водой ладони появился синяк.
Джой закрыл глаза, задержал дыхание. Когда открыл вновь, синяки потемнели.
– Ты меня пугаешь, – сказала она.
– Нам самое время испугаться.
– Ты никогда не казался странным.
– Посмотрите на ваши руки.
Она опустила глаза.
– Что вы видите?
– Вижу? Только свои руки.
Ветер стонал в деревьях голосом миллионов жертв, ночь наполняли жалобные мольбы о пощаде.
– Вы не видите синяки?
– Какие синяки?
Ее глаза оторвались от рук, взгляды вновь встретились.
– Так вы не видите?
– Нет.
– И не чувствуете?
На самом деле синяки уже превратились в раны, из которых начала сочиться кровь.
– Я вижу не то, что есть. – Джоя трясло от ужаса. – Я вижу то, что будет.
– Ты меня пугаешь, – повторила она.
Он видел перед собой не блондинку в саване из прозрачной пленки. Лицо под капюшоном обрамляли иссиня-черные волосы.
– Но вас может ждать та же участь, что и ее, – проговорил он скорее себе, чем ей.
– Как кого?
– Я не знаю ее имени. Но она не была галлюцинацией. Теперь я понимаю. Белая горячка тут ни при чем. Здесь что-то другое. Что именно... не знаю.
Стигматы на ладонях девушки с каждым мгновением становились все ужаснее, хотя она их не видела и не чувствовала боли.
Внезапно Джой осознал, что усиление интенсивности этого паранормального явления может означать только одно: опасность, нависшая над девушкой, возрастала. Судьба, уготовившая ей смерть, которую он отсрочил, повернув на Коул-Вэлью-роуд и остановившись, могла и передумать.
– Может, он возвращается.
Она сжала пальцы в кулаки, возможно, смущенная его неотрывным взглядом.
Она сжала пальцы в кулаки, возможно, смущенная его неотрывным взглядом.
– Кто?
– Не знаю, – но посмотрел на Коул-Вэлью-роуд, в темноту, которая проглатывала блестящий под дождем асфальт.
– Ты про второй автомобиль? – спросила она.
– Да. Вы разглядели водителя?
– Нет. Мужчина. Но я его не разглядела. Лишь смутный силуэт. А следовало?
– Не знаю, – он взял ее за руку. – Пошли. Уедем отсюда.
Когда они шли к "Шеви", девушка сказала: "Ты совсем не такой, каким, я думала, станешь".
Фраза эта удивила Джоя. Но, прежде чем он успел спросить, а что сие означает, они добрались до "Шеви"... и тут он остановился как вкопанный, потрясенный увиденным, забыв про ее слова.
– Джой? – позвала она.
"Шеви" исчез. На его месте стоял "Форд". "Мустанг" модели 1965 года. Его «Мустанг» модели 1965 года. Развалюха, которую он, подросток, восстановил с помощью отца. Синий «Мустанг» с выкрашенными белым дисками колес.
– Что не так? – спросила она.
На этом "Мустанге" Джой ехал двадцать лет назад. Этот "Мустанг" он разбил, слетев с асфальта автострады и врезавшись в столб рекламного щита.
Но перед ним стоял целехонький "Мустанг". По боковому стеклу, которое он при аварии вышиб головой, стекали струйки дождя. "Мустанг" словно только что сошел с заводского конвейера.
Поднялся ветер, завыл, ночь обезумела. Плети дождя обрушились на Джоя, девушку, автомобиль, асфальт.
– Где "Шеви"? – дрожащим голосом спросил он.
– Кто?
– "Шеви", – он возвысил голос, чтобы перекричать ветер.
– Какой "Шеви"?
– Взятый напрокат автомобиль. На котором я приехал.
– Но... ты приехал на "Мустанге".
Как и прежде, он видел в ее взгляде что-то загадочное, но полностью осознавал, что она не пытается его обмануть.
Отпустил ее руку, двинулся вдоль "Мустанга", ведя рукой по заднему крылу, дверцам, переднему крылу. Холодный, гладкий, мокрый от дождя металл, твердый, как дорога, на которой стоял автомобиль, реальный, как сердце, колотящееся в груди.
Двадцать лет назад, после удара о столб, "Мустанг" сильно помяло, но он остался на ходу. Джой вернулся на нем в колледж. Помнил, как гремел и дребезжал автомобиль по пути в Шиппенсбург: это его жизнь разваливалась на части.
И помнил кровь.
Рваная рана на лбу тогда сильно кровоточила. Джой, конечно, заехал в больницу, где его перевязали, но к тому времени он сильно перемазал кровью оба передних сиденья. Теперь, когда Джой осторожно открыл водительскую дверцу, в кабине вспыхнул свет. Достаточно яркий, чтобы увидеть: пятен крови на обивке нет.
Девушка обошла "Мустанг" с другой стороны. Скользнула на пассажирское сиденье, захлопнула дверцу.
Без нее ночь разом опустела, превратилась в могилу фараона, еще не найденную археологами в песках Египта. Будто весь мир вымер, и только Джой Шеннон остался, чтобы услышать вой ветра и познать ярость бури.
Ему не хотелось садиться за руль. Происходило явно что-то очень странное. Казалось, Джой перенесся в несуществующий мир, плод горячечного бреда... хотя был совершенно трезв.
Вспомнил о ранах на хрупких ладонях, которые увидел до того, как они там появились, об опасности, которая возрастала с каждым мгновением, проведенным на темной дороге. Сел за руль, захлопнул дверцу, отдал девушке фонарик.
– Включи печку, – попросила она. – Я закоченела.
Он забыл о том, что и сам замерз и продрог. Все его мысли занимала загадочная трансформация, которую претерпел "Шеви".