– Это игра света – и все. А в общем ее уже больше нет, – сказал я.
И все же Сэлли была права. Девушка походила на нее как две капли воды. Я потом часто об этом думал…
Утром ко мне пришел Джимми и принес газету. В короткой передовой высмеивались граждане, которые в последнее время видели разные чудеса.
– Наконец‑то они высказали свое мнение, – объявил он.
– А тебе как, удалось что‑нибудь разузнать? – спросил я.
Он нахмурился.
– Боюсь, я шел по ложному следу. Я и сейчас думаю, что это первые опыты, только передатчик, очевидно, где‑то совсем в другом месте. Возможно, его передачи направлены сюда в опытных целях.
– Но почему сюда?
– Откуда мне знать! Куда‑то он должен был их направить. А сам передатчик может быть где угодно. – Он замер, вдруг пораженный страшной мыслью. – Возможно, речь идет об очень серьезных вещах. Что, если передатчик у русских и они могут телетранспортировать сюда людей или даже… бомбы…
– Сюда‑то зачем? – настаивал я. – Если бы, скажем, в Харуелл (1) или же Королевский арсенал – дело другое…
– Для опыта, – повторил он.
– Вот разве что, – согласился я. Затем я рассказал ему о девушке, которую мы с Сэлли повстречали накануне. – Я что‑то русских представлял себе совсем иначе, – добавил я.
Джимми покачал головой.
– Маскируются. Насмотрелись там у себя за железным занавесом разных иллюстрированных журналов и газет и решили, что наши девушки так ходят. Вот и весь фокус, – закончил он.
На следующий день примерно три четверти всех читателей «Вечерних новостей» написали в редакцию о разных странностях, которые видели, и газета оставила свой шутливый тон. А через два дня город решительно разделился на сторонников, так сказать, классического толкования и нового. Во втором лагере имелись свои раскольники, которые отстаивали идею телетранспортировки против теории стереоскопической передачи или спонтанного молекулярного синтеза; первый лагерь разделился на следующие секты: поборников вторжения духов, адептов телесности обычно бестелесных видений и провозвестников страшного суда. В жарких спорах частенько было не разобрать, кто действительно что‑то видел, а кто от полноты чувств приукрасил дело в ущерб истине.
В субботу мы встретились с Сэлли, чтобы вместе позавтракать. Потом мы отправились на машине за город – там, среди холмов, было одно местечко, которое, по‑моему, на редкость подходило для объяснения в любви. Но когда мы пересекли Хай‑стрит, шедшая перед нами машина затормозила. Затормозили и я и мужчина, ехавший следом за нами. Третья машина затормозила уже в последний момент. По ту сторону перекрестка тоже раздавался характерный скрежет металла. Я поднялся на ноги, чтоб узнать причину остановки, и потянул за руку Сэлли.
– Смотри, опять, – сказал я.
Прямо посреди перекрестка отчетливо вырисовывалось что‑то, что с трудом можно было назвать машиной, – оно больше походило на какую‑то плоскую тележку или платформу и висело над землей на расстоянии фута. Да‑да, висело, я не оговорился. У платформы не было ни колес, ни подпорок. Она просто висела в воздухе. На ней стояло с полдюжины людей в ярких одеждах, похожих не то на рубаху, не то на халат, и с любопытством оглядывало все вокруг. По борту платформы шла надпись: «Видеорама Пооли». Один из мужчин показывал другому на храм Всех Святых; остальные больше смотрели на людей и машины. Полисмен‑регулировщик высунул из своей будки изумленное лицо. Но тут же взял себя в руки. Он закричал, засвистел в свисток, опять закричал. Стоявшие на платформе даже не повернулись. Полицейский вылез из будки и двинулся к перекрестку – точь‑в‑точь вулкан, который нашел, наконец, куда бы извергнуться.
Полицейский вылез из будки и двинулся к перекрестку – точь‑в‑точь вулкан, который нашел, наконец, куда бы извергнуться.
– Эй! – прокричал он пришельцам.
Те по‑прежнему не обращали на него никакого внимания, и только когда он был от них уже в двух ярдах, заметили его, стали подталкивать друг друга локтями, ухмыляться. Полицейский весь побагровел; он принялся бранить их на чем свет стоит, а они продолжали рассматривать его с нескрываемым интересом. Он выхватил из заднего кармана дубинку и двинулся на них. Полицейский хотел было схватить юношу в желтой рубахе, но рука его прошла сквозь него.
Блюститель порядка отступил. Ноздри его раздувались, как у лошади. Стиснув в руке дубинку, он размахнулся и ударил ею по всей компании. Те продолжали смеяться: дубинка свободно прошла сквозь них.
Я готов снять шляпу перед этим полицейским: он не пустился бежать. С минуту он как‑то странно глядел на них, потом повернулся и не спеша направился к будке; все так же спокойно он дал машинам сигнал продолжать путь. Ехавший перед нами только того и ждал. Он рванул с места и прошел сквозь платформу. Она успела уйти от меня, иначе я сам бы ей поддал. Сэлли видела, как платформа, описав дугу, исчезла в стене городского банка.
Когда мы подъехали к намеченному месту, погода заметно испортилась, все вокруг глядело мрачно и совсем не благоприятствовало моим целям, так что мы, покатавшись немножко, повернули обратно и остановились в тихом и уютном ресторанчике у въезда в город. Мне уже почти удалось начать разговор, о котором я мечтал, когда у нашего столика появился – кто бы вы думали? – Джимми.
– Вот встреча! – вскричал он. – Слыхал, Джерри, что случилось сегодня в центре?
– Да мы сами там были, – ответил я.
– Выходит, Джерри, наши с тобой догадки – так, ерунда. А дело‑то покрупней! Это платформа все прояснила. Техника у них куда выше нашей. Знаешь, кто это, по‑моему?
– Марсиане? – предположил я.
Он так и отпрянул, вытаращив глаза.
– Нет, но как ты догадался?! – изумленно спросил он.
– А больше некому, – объяснил я. – Только вот непонятно, зачем марсианам путешествовать под вывеской «Видеорама Пооли», – продолжал я.
– А там было так написано? Я этого не знал, – проговорил Джимми.
И он ушел с унылым видом, успев начисто испортить все, что мне с таким трудом удалось наладить.
Утром в понедельник наша машинистка Анна пришла на работу еще более очумелая, чем всегда.
– Ой, что со мной приключилось, страх!… – затрещала она, едва переступив порог. – Никак не опомнюсь. Я вся была красная как рак.
– Вся‑вся? – заинтересовался Джимми.
Она не потрудилась ему ответить.
– Сижу я в ванне и вот поднимаю глаза – мужчина в зеленой рубашке стоит и смотрит. Ну, я, конечно, закричала.
– Еще бы. Конечно! – поддакнул Джимми. – А дальше что было, или нам нельзя…
– Стоит – и все, – ‑продолжала она. – А потом усмехнулся и ушел… в стену. Ну какой нахал!
– Ужасный! – согласился Джимми. – Так, прямо в открытую, и усмехнулся?
Анна пояснила, что нахальство его заключалось не только в этом.
– Просто сущее безобразие, – говорила ода. – Что ж это будет, если мужчины начнут свободно ходить сквозь стены ванных, где купаются девушки?…
Резонный вопрос, ничего не скажешь.
Тем временем прибыл шеф. Я последовал за ним в кабинет. Видно было, что он чем‑то расстроен.
– Да что ж это творится в этом проклятом городе, Джерри? – сказал он с возмущением.