(Он заметил, что я не отреагировала ни одним из перечисленных способов ни на что из того, что он рассказал мне. Одно это, указал он, уже предполагает, что я "одна из нас".)
Мама винила себя в том, чем стал отец. Зачем она заставила его ехать в Англию? Потом она обвиняла отца. Кто сделал это с ним? Как он допустил, чтобы это произошло? Затем она начала плакать и проплакала большую часть дня.
Папа обнимал ее, когда она позволяла, но обнимал осторожно, опасаясь, что она может каким-то образом его соблазнить. Он не доверял себе настолько, чтобы расслабиться в ее присутствии.
Он сказал ей, что сожалеет, что вообще появился на свет, а потом извинялся, что прибегнул к штампу. Он немедленно исчезнет из ее жизни, ради них обоих.
Она не хотела это слышать. Когда слезы иссякли, мама стала настаивать, чтобы они остались вместе. Если он оставит ее, она покончит с собой.
Папа обвинил ее в театральщине.
"Это ты превратил наши жизни в фарс! - заявила она. - Это ты ухитрился заделаться чертовым вампиром". И она снова заплакала.
- Сара, - говорил мне отец теперь, - даже в лучшие времена плохо владела искусством аргументированной дискуссии.
К концу недели отец чувствовал себя эмоционально и физически выжатым.
Сара победила. Она уехала в Саванну с обручальным кольцом на пальце, копией этрусского кольца с маленькой птичкой на ободке, купленным папой сразу по приезде в Лондон. Через пару недель он упаковал свои вещи и вылетел домой.
Он поселился вместе с Сарой в кирпичном доме возле кладбища, в котором действительно водились привидения, и ежедневно открывал новые пути приспособления к тому, что Сара называла "болезнью". Деннис остался в Кембридже, но посылал отцу по почте "коктейли" сухой заморозки, формула которых постоянно развивалась в стремлении максимально приблизиться по составу к свежей человеческой крови. Из этой работы впоследствии вырос "Серадрон".
Спустя несколько месяцев мама с папой поженились в Сарасоте, городке на побережье Флориды, а потом переехали в Саратога-Спрингс. (Сара сохраняла пристрастие к букве "с", считая ее счастливой, и отец потакал ей в этом. Он хотел доставить ей как можно больше удовольствия, чтобы компенсировать свое состояние.)
Они поселились в викторианском доме. К тому времени Деннис закончил свои исследования в Кембридже и нашел работу в одном из колледжей в Саратога-Спрингс, так что они с отцом могли продолжать работать вместе. Они основали компанию под названием "Серадрон" и наняли в лаборанты Мэри Эллис Рут: по словам отца, ее познания в гематологии были поистине выдающимися. Втроем они разработали метод очистки крови, который облегчил процесс переливания крови во всем мире.
Поначалу Сара все время была занята, украшала дом, занималась садом и, позже, пчелами - она расставила ульи возле лавандовой поляны в саду. Они были счастливы (отец произнес это с оттенком изумления в голосе).
За исключением одной вещи: мама хотела ребенка.
- Ты появилась на свет обычным способом, - сухо произнес отец. - Твое рождение было долгим процессом, но мама одолела его вполне успешно. Стойкости ей было не занимать.
Ты весила всего четыре фунта, Ари. А родилась в спальне наверху, где лавандовые обои, - твоя мать настояла на этом. Роды принимал Деннис. Нас обоих беспокоило, что ты не плакала. Ты смотрела на меня темно-голубыми глазами - куда более осмысленными, чем можно ожидать от новорожденного. Казалось, ты спокойно говорила миру "привет".
- Мама почти сразу заснула, а мы отнесли тебя вниз, чтобы провести кое-какие анализы. Проверив твою кровь, мы обнаружили у тебя анемию - мы предвидели такую возможность, поскольку Сара страдала анемией на протяжении всей беременности. Несколько минут мы потратили на обсуждение оптимальных путей лечения. Я даже позвонил доктору Уилсону. Затем я понес тебя обратно наверх. - Тут он вскинул обе руки в беспомощном жесте. - Твоя мать исчезла.
- Не умерла.
- Не умерла. Ее просто не оказалось на месте. Кровать была пуста. И вот тогда ты в первый раз заплакала.
Мы с папой не спали до четырех утра, уточняя подробности.
- Разве вы не искали ее? - Это был мой первый вопрос, и он сказал, что да, еще как.
Первым вышел Деннис, пока отец кормил меня; они закупили банки с детской смесью, на случай, если мамино грудное молоко окажется неподходящим. Когда Деннис вернулся, он присматривал за мной, а отец отправился на поиски.
- Она не взяла даже сумочку, - рассказывал он, голос его помрачнел от воспоминаний. - Парадная дверь распахнута. Машины в гараже не было. Мы не нашли ничего, способного подсказать нам, куда она могла направиться. Кто знает, что творилось у нее в голове?
- В полицию звонили?
- Нет. - Отец встал с кресла и принялся расхаживать взад-вперед по гостиной. - Полицейские так ограниченны. Я не видел смысла вызывать их и не хотел возбуждать их любопытство.
- Но они могли разыскать ее! - Я тоже встала. - Это тебя не волновало?
- Разумеется, волновало. В конце концов, у меня тоже есть чувства. Но я был уверен, что у нас с Деннисом больше шансов найти ее самостоятельно. И… - он замялся, - я привык, что меня бросают.
Я подумала о его собственной матери, умершей, когда он был младенцем, и о том, что он говорил об осиротевших детях, - как смерть формирует их характер, накладывает неизгладимый отпечаток на их личность.
Он говорил, что порой у него возникало ощущение, будто между ним и миром висит вуаль, которая не даст ему пережить это напрямую.
- Я не обладаю твоей непосредственностью восприятия, - сказал он. - В этом ты похожа на мать. Для нее все было здесь и сейчас.
Когда потрясение от ее ухода начало стихать, я стал припоминать все, что она говорила на протяжении последних месяцев. Ей часто нездоровилось, и она явно чувствовала себя подавленной и несчастной. Порой она говорила безумные вещи. Она угрожала уйти от меня, оставить тебя, как только ты родишься. Говорила, что чувствует себя запертым в клетку зверем.
- Она не хотела меня. - Я снова села.
- Она не знала, чего хочет. Думаю, у нее было гормональное расстройство. Честно говоря, я не знал, что еще и думать. Но, как бы то ни было, она решила уйти. - Он уставился в пол. - Люди всегда уходят, Ари. Уж это-то я усвоил. Вся жизнь состоит из того, что люди уходят.
Несколько минут мы молчали. Напольные часы пробили четыре.
- Я позвонил ее сестре, Софи, которая жила в Саванне. Она обещала перезвонить мне, если Сара появится. Примерно месяц спустя она позвонила. Сара велела ей не говорить мне, где она находится. Ари, она сказала, что не хочет возвращаться.
Я чувствовала себя опустошенной, но пустота имела вес и острые углы. Она причиняла боль.
- Если бы я не родилась, она по-прежнему жила бы здесь…
- Нет, Ари. Если бы ты не родилась, она была бы еще более несчастна. Она так хотела тебя, забыла?
- Значит, ты не хотел? - Я посмотрела на него и поняла, что права.
- Мне это не казалось хорошей идеей. - Он протянул ко мне руки ладонями вверх, будто моля о милосердии. - По всем тем причинам, которые я тебе изложил, вампирам не следует иметь детей.
Пустота внутри превратилась в оцепенение. Итак, я получила ответы на свои вопросы. Да, получила! Но они не принесли удовлетворения, напротив - у меня только голова раскалывалась. Из-за них я почувствовала себя больной.
ГЛАВА 9
В младенчестве животные и люди склонны к подражанию - они инстинктивно подмечают черты своих родителей и копируют их. Новорожденные жеребята, например, мгновенно запоминают и следуют за любым крупным существом, которое нависает над ними в момент их рождения. Когда я родилась, единственным родителем, маячившим у меня перед глазами, был отец, и я научилась подражать ему.
Но в утробе я, должно быть, очень внимательно прислушивалась к маме. В противном случае многое из моего последующего поведения невозможно было бы объяснить - разве что генетикой. А это очень сложная материя, над которой мы подумаем в другой раз, хорошо?
Каждый год в январе отец на неделю уезжал из дома на профессиональную конференцию. В это время обычно со мной занимался Деннис.
Вечером, накануне отцовского отъезда, Деннис ужинал с нами. Рут приготовила запеканку из баклажанов (к моему удивлению, куда вкуснее всего, что готовила бедная миссис Макги). Но аппетита у меня хватило только на одну ложку. "У Ари депрессия", - подумала я. Взглянув через стол на папу с Деннисом, я поняла, что они тоже так подумали. Беспокойство, написанное на их лицах, заставило меня почувствовать себя виноватой. Они притворялись, будто разговаривают о физике - а именно об электродинамике, о которой должна была пойти речь на моем следующем уроке, но на самом деле говорили обо мне.
- Сначала повторите строение атома, - говорил отец Деннису, глядя на меня.
- Разумеется, - отвечал Деннис.
С момента смерти Кэтлин я нечасто его видела, но, когда бы он ни появлялся, он неизменно клал мне руки на плечи, как будто хотел прибавить мне сил.
Рут поднялась из подвала с большой коричневой бутылкой в руке. Она поставила ее на стол перед папой, и он пододвинул ее к моей тарелке. Тут наши взгляды пересеклись, и я заметила, как в ее черных глазах промелькнула тень сочувствия, которая практически сразу исчезла. Рут поспешила обратно в подвал.
- Ну ладно. - Папа отодвинул стул. - Ари, я вернусь в следующую пятницу и рассчитываю, что к тому времени ты будешь готова обсудить квантовую теорию и теорию относительности.
Он постоял с минуту - мой красавец отец в безупречном костюме, свет от висящей над столом люстры играл в его темных волосах. На мгновение мы встретились взглядом, но в следующую секунду я уставилась на скатерть. "Ты меня не хотел", - подумала я, и, надеюсь, он услышал.
Новый тоник на вкус оказался гораздо крепче, и после первой же ложки я ощутила прилив незнакомой энергии. Но спустя час снова стала равнодушной и вялой.
Наверху у нас весов не было. В подвале наверняка имелись одни, но мне не хотелось вторгаться во владения Рут. Я знала, что худею хотя бы по тому, как сидела на мне одежда. Джинсы сделались мешковатыми, а футболки казались на размер больше. Примерно в это время у меня прекратились месячные. Спустя несколько месяцев я поняла, что это была анорексия.
Мы с Деннисом продирались сквозь квантовую теорию. Я слушала его, не задавая вопросов. В какой-то момент он прекратил лекцию.
- Что стряслось, Ари?
Я заметила, что в его рыжих волосах уже появилось несколько нитей серебра.
- Ты когда-нибудь думал о смерти?
- Каждый день.
- Ты папин лучший друг. - Я прислушивалась к своим словам, гадая, куда они заведут. - Но ты не…
- …не такой, как он, - закончил он за меня. - Знаю. Жалко, да?
- Ты хочешь сказать, что хотел бы стать таким?
Он откинулся на спинку стула.
- Да, разумеется, хотел бы. Кто бы отказался от возможности жить вечно? Но я не уверен, что он одобрил бы то, что я говорю это тебе. Ты еще как бы…
Он замялся. Я закончила его фразу:
- …не там.
- Что бы это ни означало, - ухмыльнулся он.
- Это значит, что мне предстоит выбирать. Вот что он мне сказал. Но я еще не знаю как.
- Я тоже не знаю, - вздохнул Деннис. - Прости. Уверен, ты разберешься.
- Он тоже так говорит.
Была бы у меня мама, чтобы дать мне совет. Я скрестила руки на груди.
- Кстати, где он? На какой-нибудь важной конференции по крови? Тогда почему ты тоже не поехал?
- Он в Балтиморе. Ездит туда каждый год. Но кровь тут ни при чем. Это имеет какое-то отношение к клубу или обществу, или как там они себя называют, поклонников Эдгара Аллана По, - Деннис покачал головой и снова открыл учебник по физике.
Мы закончили уроки, и я в одиночку занималась йогой (Деннис рассмеялся, когда я предложила ему присоединиться), когда услышала стук дверного молотка. Это был старинный бронзовый молоток в виде головы Нептуна, но прежде я редко слышала, чтобы им пользовались, - в основном это делали ряженые на Хеллоуин, чьи ожидания быстро таяли.
Открыв дверь, я обнаружила на крыльце агента Бартона.
- Доброе утро, мисс Монтеро.
- На самом деле уже за полдень.
- И впрямь. Как вы себя чувствуете нынче?
- Нормально.
Будь рядом отец, я бы ответила "спасибо, хорошо".
- Прекрасно, прекрасно. - На нем было пальто из верблюжьей шерсти поверх темного костюма, глаза красные, однако взгляд бодрый. - Ваш отец дома?
- Нет.
- К которому часу вы его ждете? - Он улыбался, как будто был другом семьи.
- К пятнице. Он на конференции.
- На конференции. - Бартон покивал. - Передайте ему, что я заходил, если вам не трудно. Попросите его перезвонить мне, когда он вернется. Пожалуйста.
Я пообещала и уже собиралась захлопнуть дверь, когда он спросил:
- Скажите, вы, случайно, ничего не знаете о киригами?
- Киригами? Вы имеете в виду вырезание из бумаги?
Отец научил меня киригами сто лет назад. Сложив бумагу, делаешь несколько крохотных надрезов, затем разворачиваешь - и получается картинка. Это единственная форма художественного творчества, которую он, по его словам, выносил, потому что оно было симметрично, да и пользу могло приносить.
- Очень искусное вырезание. - Агент Бартон продолжал кивать. - Кто научил вас ему?
- Прочла. В книжке.
Он улыбнулся и распрощался. Думал он при этом следующее: "Спорим, ее старикан кое-что смыслит в вырезании".
В тот вечер ужин готовил Деннис: вегетарианские такос с начинкой из соевого мяса, и хотя мне очень хотелось, чтоб они мне понравились, этого не произошло. Я попыталась улыбнуться и сказать, что не голодна. Он заставил меня принять две чайные ложки тоника и всучил мне несколько завернутых в полиэтиленовую пленку "протеиновых батончиков" домашнего изготовления.
Когда он волновался, его лицо темнело и краснело.
- Ты подавлена, - сказал он, - и это неудивительно. Но это пройдет, Ари. Ты меня слышишь?
- Слышу. - От вида сыра, тающего на горячем вязком соевом фарше у меня в тарелке, меня мутило. - Я скучаю по маме.
Очередное незапланированное высказывание. Да, можно скучать по тому, кого никогда в жизни не видел. Интересно, у меня был очень виноватый вид?
- А что случилось с мальчиком, с которым ты встречалась? Майкл, кажется?
- Майкл. Он брат Кэтлин.
А вот этого он явно не знал. Уверена, я никогда о нем не упоминала.
- Сурово.
Он откусил большой кусок лепешки, капнув себе на рубашку томатным соусом. Раньше это могло показаться мне смешным.
- Почему бы тебе не пригласить его как-нибудь в гости? - предложил Деннис, не переставая жевать.
Я сказала, что, может, так и сделаю.
Когда я в тот вечер позвонила Макгарритам, никто не снял трубку. На следующее утро я повторила попытку, к телефону подошел Майкл.
Нельзя было сказать, огорчен он или обрадован моим звонком.
- Все более-менее, - сказал он. - Репортеры по большей части от нас уже отстали. Маме по-прежнему худо.
- Хочешь ко мне в гости?
Я слышала, как он дышит. Наконец он сказал:
- Лучше не надо, - снова пауза. - Но я бы хотел увидеться с тобой. Ты можешь приехать сюда?
После очередного бесполезного урока физики (Деннис предпочитал заниматься со мной по утрам, чтобы иметь возможность отправляться в колледж после обеда) я поднялась наверх и посмотрела на себя в зеркало. Зыбкое отражение не впечатляло. Одежда болталась на мне, как на вешалке.
К счастью, на Рождество (которое мы отметили еще более скромно, чем всегда) я получила новую одежду. Огромная коробка с торговой маркой "Дживс энд Хоукс" была водружена на мою скамеечку в гостиной. Внутри лежали строгие черные брюки и жакет, четыре красивые блузки, носки, белье, даже туфли ручной работы и рюкзачок. Я была слишком не в духе, чтобы примерить это до нынешнего момента. Все подошло идеально. В обновках тело выглядело гибким и не слишком тощим.
Чувствуя себя вполне презентабельной, я пустилась в долгий, утомительный путь к дому Макгарритов. Было не очень холодно, чуть выше нуля, потому что снег под ногами превратился в кашу, а сосульки под крышами домов медленно капали. Небо было все того же мертвого серого цвета, что и всегда, и я осознала, как устала от зимы. Иногда трудно себе представить, почему люди выбирают жить в тех местах, где живут, и почему кто бы то ни было вообще мог выбрать Саратога-Спрингс. В тот день я не находила в нем ничего оригинального или живописного, только ряд за рядом все более обшарпанные дома, с облезающей краской, в оправе из грязного снега и безотрадного неба.
Дверной звонок Макгарритов - три восходящие ноты (до-ми-соль) - прозвучал неуместно весело. Открыл Майкл. Если я похудела, то он похудел еще больше. Глаза смотрели на меня без всякого ожидания. Я по-сестрински положила ему руку на плечо. Мы отправились в гостиную и около часа просидели там бок о бок на диване, не говоря ни слова. На стене висел календарь с Иисусом, ведущим стадо овец, изображающих дни ноября.
Наконец, почти шепотом, я спросила:
- Где все?
В комнате было непривычно чисто, в доме - тихо.
- Папа на работе. Мелкие в школе. Мама наверху, лежит.
- А ты почему не в школе?
- Присматриваю тут за всем. - Он откинул назад волосы, такие же длинные теперь, как у меня. - Убираю. Хожу в магазин. Готовлю.
Мне очень не нравилось потерянное выражение его глаз.
- С тобой все нормально?
- Слыхала про Райана? - сказал он, игнорировав мой вопрос. - Он пытался на той неделе покончить с собой.
Об этом я не слышала. Я не могла себе представить, что Райан способен на нечто столь серьезное.
- В газеты это не попало. - Майкл потер глаза. - Наглотался таблеток. Ты блоги читаешь? Люди говорят, что это он ее убил.
Не могу себе представить, чтобы Райан такое сделал.
Я заметила на предплечьях у Майкла красноватые рубцы, как будто он постоянно расчесывал кожу.
- Я тоже не могу. Но люди говорят, что это он. Говорят, у него была возможность и мотив. Мол, он ее ревновал. Я не замечал ничего такого. - Он взглянул в мою сторону, взгляду него был отсутствующий. - Вот и думай, можно ли вообще узнать человека.
Говорить на самом деле было больше не о чем. Я посидела с ним еще около получаса, а потом вдруг поняла, что больше не вынесу ни секунды.
- Мне пора, - сказала я.
Он без всякого выражения уставился на меня.
- Да, я прочла "В дороге".
Интересно, зачем я это сказала?
- Да?
- Ага. Хорошая вещь. - Я встала. - Подумываю вот и сама отправиться в путь.