- Я хочу домой, - сказала я, чувствуя себя полной дурой.
Кэтлин расстроилась.
- Ты пропустишь квесты.
- Извини, они вряд ли порадуют меня на больной желудок.
Снаружи прогудел автомобиль. За Кэтлин заехали друзья, чтобы отвезти ее к Райану.
- Ступай, повеселись, - сказала я. - Укуси кого-нибудь за меня.
Майкл вез меня домой и, как обычно, помалкивал. Через некоторое время он спросил:
- Что с тобой не так, Ари?
- Не знаю. Наверное, желудок склонен к капризам.
- У тебя волчанка?
- Не знаю.
Меня мутило от слов и от комариного звона в голове.
- Ты проверялась?
- Да. Результаты вышли неубедительные.
Я смотрела из окна машины на поблескивающие инеем деревья, на свисающие с крыш сосульки. Еще две-три недели, и повсюду зажгутся рождественские фонарики. "Очередной ритуал, в котором я не буду участвовать", - подумала я с некоторой горечью.
Майкл подъехал к поребрику и остановился. Затем он подался ко мне, и я, не задумываясь, упала в его объятия. Что-то происходило, что-то электрическое, а затем во мне словно что-то взорвалось.
Да, я понимаю, "взорвалось" - неподходящее слово. Почему так трудно писать о чувствах?
Значение имело только то, что я впервые осознала существование наших тел. Помню, как в какой-то момент я отстранилась и взглянула на Майкла в свете уличных фонарей, его шея была такой бледной и крепкой на вид, и меня охватил порыв зарыться в него, раствориться в нем. Так понятнее?
Однако мое сознание оставалось свободно и наблюдало, как сходят с ума наши руки и губы. Затем я услышала собственный спокойный голос:
- Я не намерена терять девственность на переднем сиденье автомобиля, припаркованного у дома моего отца.
Голосок прозвучал так чопорно, что я рассмеялась. Спустя секунду Майкл смеялся вместе со мной. Но когда мы успокоились, лицо и глаза его были серьезны. "Он что, правда меня любит? - подумала я. - Почему?"
Мы пожелали друг другу спокойной ночи, только спокойной ночи. Никаких планов на завтра. Никаких проявлений страсти - об этом уже позаботились наши тела.
Войдя в дом, я машинально взглянула в сторону гостиной. Двери были открыты, но ни одна лампа не горела. Я сообразила, что папа не ждал меня сегодня домой, но мне почему-то казалось, что он должен быть в кресле, как обычно.
Вот и хорошо, что его нет, думала я, поднимаясь по лестнице. Стоит только взглянуть на меня, и сразу станет понятно, как я провела последний час.
На верхней площадке я приостановилась, но ничего не почувствовала - ни малейшего ощущения чужого присутствия. В ту ночь никто не наблюдал за мной.
ГЛАВА 6
Я проснулась, как будто кто-то окликнул меня по имени, открыла глаза и произнесла: "Да?"
Отец был в комнате. Было совершенно темно, но я чувствовала его присутствие. Он стоял у двери.
- Ари, - произнес он, - где ты была прошлым вечером?
Я села и включила прикроватную лампу. Птички выпорхнули из темноты.
- Что стряслось? - спросила я.
- Мне только что звонил мистер Макгаррит.
Глаза у папы были большие и темные. Он был в костюме и рубашке, и я удивилась: "Он что, всю ночь не ложился? Почему он не в пижаме?"
- Странное время для звонка.
Я не хотела больше ничего слышать. Я чувствовала, что грядут дурные вести.
- Кэтлин до сих пор не вернулась домой, - сказал он. - Ты не знаешь, где она может находиться?
И вот уже я рассказываю отцу о ролевой игре.
- Одни изображают оборотней, другие вампиров. Все расхаживают по комнате, нараспев читая заклинания, и делают вид, будто пьют друг у друга кровь.
- Какое непотребство, - сухо заметил отец.
- А вчера вечером они собирались отправиться в квесты, не знаю, что это. Встречались у Райана. Я почувствовала себя плохо после мессы, и Майкл отвез меня домой.
- После мессы?!
- Там все были. Макгарриты и даже некоторые ребята из игры. Они ходят туда каждые выходные.
- Понимаю, - произнес он тоном, подразумевавшим обратное. - Оборотни и вампиры молятся и получают отпущение грехов, прежде чем поесть.
- Это всего лишь игра, - сказала я.
Отец явно был сбит с толку.
- Ну ладно, тогда я позвоню мистеру Макгарриту и передам ему твои слова. Возможно, он захочет побеседовать с тобой сам, если Кэтлин вскоре не вернется.
- Не вернется? - переспросила я. - Который час?
- Почти четыре. Тебе нужно досыпать. Извини, что пришлось разбудить тебя.
- Вероятно, они все еще играют.
Я сказала это, пытаясь скорее убедить саму себя, нежели кого-то другого. Снаружи было темно и холодно, и если они не у Райана дома, тогда куда они могли деться?
Отец ушел, а я выключила свет. Но не заснула снова.
Утром, когда я спустилась на кухню, миссис Макгаррит там не оказалось. Я сделала себе горячий бутерброд и сидела за столом, когда из подвала пришел отец.
Он сел напротив меня и заговорил не сразу. Он смотрел, как я жую и глотаю, и я пыталась отыскать в его глазах поддержку.
Наконец он произнес.
- Ее нашли.
Позже в тот день я разговаривала с мистером Макгарритом, с полицейскими, которые пришли в дом, и после обеда - с Майклом.
Кэтлин встретилась с другими ребятами у Райана дома. Каждый отправился в квест - нечто вроде салонной игры в фанты, насколько я поняла, Кэтлин должна была принести садовое украшение, предпочтительно гномика. Крайний срок был полночь, к этому времени все, кроме нее, снова собрались у Райана в гостиной. Игра закончилась около часа ночи, и игроки решили, что Кэтлин отправилась домой пораньше. По крайней мере, так рассказал мне потом Майкл, и так они сказали полиции.
Двое полицейских, которые пришли к нам в дом, неловко сидели в гостиной. Вид у них был извиняющийся, но глаза пристально изучали меня, отца и обстановку. Я не много могла рассказать им, а они нам и того меньше.
В какой-то момент один из них резко повернулся к отцу.
- В котором часу Ариэлла вернулась домой?
- В десять пятнадцать, - ответил отец.
Я не смотрела на него, просто сидела и удивлялась: "Откуда он узнал?"
- Вы были здесь весь вечер, сэр?
- Да, - ответил отец. - Как обычно.
В ту ночь голос Майкла по телефону дрожал.
- Это мистер Митчел, папа Райана, нашел ее, - говорил он. - Она была в оранжерее. Я слышал, папа говорил маме, что она лежала там с таким покойным выражением на лице, что мистер Митчел сначала подумал, что она спит. Но когда ее сдвинули с места, - Майкл начал всхлипывать, - говорят, она вся развалилась на части.
Я едва не выронила трубку. Мне представилась эта сцена: Кэтлин лежит среди орхидей, ультрафиолетовое освещение придает всему голубовато-сиреневый оттенок. Я просто видела неестественный поворот ее головы, хотя Майкл не описывал это. А ее тело было усыпано базиликом из маленького мешочка, который она носила в качестве талисмана.
Когда Майкл снова смог говорить, он сказал:
- Мама в ауте. Боюсь, она уже не станет прежней. И всем велено не говорить Бриджит, но она понимает, что происходит что-то плохое.
- Что произошло? - пришлось мне спросить. - Кто убил ее?
- Не знаю. Никто не знает. Остальных ребят допрашивали, и они все сказали, что не видели ее после начала игры. Райан просто в истерике. - Майкл судорожно втягивал воздух между словами. - Клянусь, я найду того, кто это сделал, и убью его собственными руками!
Я долго сидела, слушая, как Майкл переходит от слез к ярости и обратно, пока мы оба не вымотались. Я знала, что ни ему, ни мне не заснуть в эту ночь, да и в следующую тоже.
Спустя несколько дней я включила компьютер и поискала в Интернете Кэтлин Макгаррит. Мне выпало более семидесяти тысяч ссылок. В последующие недели число их превысило семьсот тысяч.
В городской газете появилось несколько статей, в которых участников игры изобразили сатанистами и высказывали предположение, что смерть Кэтлин наступила в ходе отправления культового ритуала. Подробности ее гибели не приводились, упоминалось только, что тело было практически обескровлено и изувечено. В передовице содержалось предупреждение родителям держать детей подальше от ролевых игр.
Прочие средства массовой информации не торопились с выводами, излагая только факты без рассуждений о мотивах преступления.
Все они сходились в одном: личность убийцы остается неизвестной. Предполагалось, что она была убита не в оранжерее, а в саду рядом с ней, где в снегу были обнаружены пятна крови и осколки разбитого гипсового гнома. Местная полиция вызвала ФБР для продолжения расследования.
"Не заболей я в тот вечер, была бы с ней. Могла бы предотвратить ее смерть", - думала я.
Некоторые ссылки вели на сайт Myspace.com, где трое из друзей Кэтлин в своих блогах обсуждали ее гибель. Я бегло просмотрела их посты, и подробности мне не понравились. В одном из них говорилось, что тело ее было "нарезано, словно суши".
Кое-как прошла следующая неделя. Спустя несколько дней мы с папой возобновили уроки. О Кэтлин мы не говорили. Однажды вечером он сказал:
- Айлин Макгаррит не вернется. Теперь для тебя будет готовить Мэри Эллис Рут.
До этого момента я понятия не имела, как зовут миссис Макги.
- Я предпочитаю готовить сама, - сказала я.
По правде говоря, у меня начисто пропал аппетит.
- Очень хорошо, - отозвался он.
Раз или два в неделю звонил Майкл. Некоторое время мы не сможем встречаться, сказал он. Местные репортеры пасут родных и друзей Кэтлин, поэтому ему лучше сидеть дома. Тем временем полиция и ФБР хранили молчание, обронив только, что "в деле имеются фигуранты".
Макгарриты похоронили Кэтлин. Если погребальная церемония и имела место, ее провели в узком кругу. Поминальную службу справили в последнюю неделю перед Рождеством, и мы с отцом присутствовали.
Все устроили в школьном спортзале - там же, где проводился бал на Хеллоуин. Только теперь вместо черного серпантина помещение пестрело рождественскими украшениями. Наряженная елка стояла возле статуи Христа у входа, сильно пахло хвоей. Кто-то поставил на пюпитр снимок Кэтлин - студийную фотографию, сделанную, когда волосы у нее были еще длинные, - рядом с раскрытой книгой, где все, входя, расписывались. Затем мы сели на неудобные металлические складные стулья.
Священник стоял в передней части зала, рядом с белой вазой, полной белых роз, и говорил. Я едва слушала его. Глаза мои были прикованы к другим людям.
Миссис Макги похудела, стала сама на себя не похожа. Она ни с кем не разговаривала, ни к кому не прикасалась, даже рук не пожимала. Просто сидела и время от времени кивала. Она выглядит старухой, подумалось мне.
Майкл смотрел на меня через весь зал, но возможности поговорить нам не представилось. Остальные Макгарриты мне даже в глаза не глядели. Лица их осунулись, под глазами залегли тени. Даже малютка Бриджит, которой наконец сказали о смерти сестры, казалась тоньше и печальнее. Рядом с ней, положив голову на лапы, лежал Уолли.
"Языческие" друзья Кэтлин пришли в костюмах и при галстуках, вид у них был несчастный. Они бросали друг на друга подозрительные взгляды. Не могу описать напряжение, царившее в зале. От запаха роз мутило.
Люди по очереди выходили вперед и говорили о Кэтлин. В основном банальности. Как бы она смеялась, если бы слышала их! Я снова не обращала внимания. Я не собиралась говорить. Я не могла поверить, что она мертва, и не собиралась лицемерить - вот и все.
Отец сидел на соседнем со мной стуле и держался рядом, когда все потянулись к выходу. Он пожал руку мистеру Макгарриту и выразил наши соболезнования. Я не произнесла ни слова.
Майкл метнул на меня очередной взгляд, когда мы уходили, но я продолжала переставлять ноги, словно зомби.
Когда мы уже покидали школу, отец неожиданно оттеснил меня от двери к боковому выходу. Позже, когда мы уже сели в машину, я поняла почему: парадную дверь облепили фотографы и телеоператоры.
Отец завел "ягуар". Меня передернуло при виде репортеров, обступивших родных и друзей Кэтлин на выходе из школы. Пошел снег: крупные снежинки, словно кусочки марли, плыли в воздухе. Две прилипли на лобовое стекло и почти тут же растаяли, сбежав по нему ручейками. Мне хотелось сидеть неподвижно и смотреть, как падает снег, но автомобиль тронулся. Я откинулась на кожаное сиденье, и мы поехали домой.
В тот вечер мы около часа молча просидели в гостиной, притворяясь, будто читаем, затем я пошла наверх спать. Я лежала под одеялом, глядя в никуда. Вскоре, должно быть, я погрузилась в сон, потому что проснулась внезапно: мне снова послышалось, что кто-то окликнул меня по имени.
- Ари! - Тонкий, высокий голос доносился откуда-то снаружи, - Ари-и!
Я подошла к окну и отдернула тяжелые шторы. Она стояла внизу босиком на снегу, в изорванной черной футболке, освещенная со спины фонарем на подъездной дорожке. Хуже всего было с ее головой, которую, казалось, оторвали, а потом приставили на место под неестественным углом. Она выглядела перекошенной.
- Ари! - звала Кэтлин. - Выходи играть! - Тело ее качалось при каждом слове.
Но это был не ее голос - слишком высокий и мелодичный.
- Выходи играть со мной!
Меня затрясло.
И тут с заднего крыльца вышел отец.
- Уходи! Ступай к себе в могилу. - Он говорил негромко, но мощь его голоса потрясла меня.
Кэтлин еще с минуту постояла, слегка покачиваясь. Потом повернулась и пошла прочь, дергаясь, будто марионетка, голова ее свисала на грудь.
В мою сторону папа не смотрел. Он вернулся в дом. Спустя несколько секунд он появился у меня в комнате.
Все еще дрожа, я легла на пол, подтянув колени к груди, как можно крепче обхватив себя руками.
Он дал мне немного поплакать. Потом поднял на руки, легко, как младенца, и уложил обратно в кровать. Подоткнул одеяло. Пододвинул стул вплотную к кровати и запел.
- Murucututu, detras do Murundu.
Я не знаю португальского, но в тот момент это не имело значения. Пел он тихо, почти шепотом. Через некоторое время я смогла перестать плакать. Вскоре он убаюкал меня.
Наутро я проснулась с сухими глазами, исполненная решимости. Когда после полудня он присоединился ко мне в библиотеке, я была готова. Подождала, пока он усядется, затем встала и спросила:
- Кто я, папа?
- Ты моя дочь.
Я вдруг увидела, какие красивые у него ресницы, - он как будто хотел, чтобы я это заметила, дабы отвлечь меня.
Но отвлекаться я не собиралась.
- Я хочу, чтобы ты рассказал мне, как это произошло… как я появилась.
С минуту или около того он молчал. Я стояла неподвижно. Я не могла сказать, о чем он думает.
- Тогда сядь, - сказал он наконец. - Садись, садись, Это довольно долгая история.
Начал он так:
- Я не знаю, насколько ты похожа на меня, а насколько - на твою мать. - Взгляд его устремился к окну, на композицию на стене, затем обратно ко мне. - Часто, в силу твоего образа мышления, мне казалось, что ты больше походишь на меня… и что в свое время ты без подсказок поймешь то, что тебе нужно знать, чтобы выжить.
Но я не могу быть в этом уверен. - Отец скрестил руки. - Так же как и в том, что я всегда буду в состоянии защитить тебя. Полагаю, пора рассказать тебе все, с самого начала.
Он снова предупредил меня, что рассказ будет долгим, попросил меня проявить терпение и не перебивать его вопросами.
- Я хочу, чтобы ты поняла, как одно вытекало из другого, как одно событие порождало другое, - сказал он. - Как писал Набоков в своих мемуарах: "Позвольте мне взглянуть на моего демона объективно".
- Да, - сказала я, - я хочу понять.
И он рассказал мне историю, которую я вставила в начало этих записок, историю о вечере в Саванне. О троих мужчинах, игравших в шахматы. О странной близости между папой и мамой. О калитке, реке, шали. И, закончив, он рассказал мне эту историю заново, добавив подробности. Мужчины за шахматным столом были его товарищи, выпускники Виргинского университета, приехавшие в Саванну на выходные.
Один был Деннис. Другого звали Малкольм.
Папа родился в Аргентине. Своего отца не знал, но ему сказали, что он был немцем. Его родители никогда не были женаты. Фамилия Монтеро досталась ему от матери-бразильянки, умершей вскоре после его рождения.
Я спросила о маме:
- Ты говорил ей, что видел ее раньше.
- Странное совпадение, - сказал он. - Да, мы встречались, когда были детьми. Моя тетя жила в Джорджии. Я встретил твою мать однажды летом после обеда на острове Тайби, и мы вместе играли в песке. Мне было шесть. Ей - десять. Я был ребенком, и она тоже.
Я узнала строчку из "Эннабел Ли".
- Жить у моря, после детства, проведенного в глубине материка, в Аргентине… это произвело на меня глубокое впечатление. Звуки и запахи океана дарили мне ощущение неизведанного прежде умиротворения.
Он отвернулся и снова остановил взгляд на композиции с тремя птичками.
- Каждый день я проводил на пляже, строя песочные замки и собирая раковины. Однажды днем девочка в белом сарафане подошла ко мне и взяла за подбородок. "Я тебя знаю, - сказала она. - Ты живешь в коттедже Блю Байю".
У нее были голубые глаза и темно-рыжие волосы, маленький нос, полные губы, изогнутые в такой обаятельной улыбке, что я и сам улыбнулся. Я посмотрел ей в лицо, когда она взяла меня за подбородок, и что-то вспыхнуло между нами.
Он умолк. На мгновение единственным звуком в комнате осталось тиканье напольных часов.
- Так что, как видишь, когда мы встретились в Саванне, у меня и тени сомнения не было, полюбим ли мы друг друга. - Голос его звучал негромко и мягко. - Я полюбил ее за двадцать лет до этого.
- Любовь?
- Любовь, - произнес он уже громче. - "Форма биологического сотрудничества, при которой эмоции каждой особи необходимы для выполнения инстинктивных целей партнера". Это написал Бертран Рассел.
Отец откинулся на спинку кресла.
- Что загрустила, Ари? Рассел также называл любовь источником восторга и источником знания. Любовь требует сотрудничества, и человеческая этика коренится в этом сотрудничестве, В своей высшей форме любовь обнажает ценности, о которых мы в противном случае никогда не узнали бы.
- Это так абстрактно, - сказала я. - Я бы хотела услышать о том, что ты чувствовал.
- Рассел был прав во всех отношениях. Наша любовь была источником восторга. И твоя мать бросала вызов всем моим принципам.
- Почему ты всегда говоришь "твоя мать"? - спросила я. - Почему не называешь ее по имени?
Он расплел руки и сцепил пальцы за головой, взглянув на меня спокойно-оценивающим взглядом.
- Мне больно его произносить, - сказал он. - Даже спустя столько лет. Но ты права… ты должна знать, кто была твоя мать. Ее звали Сара. Сара Стефенсон.
- Где она? - Я уже давно спрашивала об этом, но безрезультатно. - Что с ней случилось? Она еще жива?
- Я не знаю ответов на эти вопросы.
- Она была красивая?