Аэйт, может быть, и любопытен, как сорока. Но боюсь, что любопытство его праздное.
-Ты верно говоришь, - нехотя сказал Аэйт и помрачнел.
Братья переглянулись, словно разом вспомнили о чем-то. За спиной Синяки великан растянулся на траве и принялся ковырять пальцем в зубах.
-А почему ты не хочешь заняться магией? - спросил Синяка.
-Колдовство - женская работа, - ответил Аэйт. - Я хочу сражаться.
Мела смотрел на него грустно. Младший брат вытер ладонью рот и начал разливать по чашкам крепкий черный травяной отвар, подав сперва брату, затем Синяке. Помедлив, сунув дымящуюся чашку под нос Пузану. Пузан отпил, обжегся и принялся на все лады бранить Аэйта.
Мела все еще думал о своем.
-Если ты хочешь сражаться, Аэйт, тебе лучше забыть все эти глупости.
Аэйт легкомысленно пожал плечами.
-Я всего лишь тень, - отозвался он. - Кому какое дело?
Синяка осторожно тронул Мелу за плечо.
-За что ты так сердишься на него, Мела?
Мгновение Мела разглядывал Синяку хмурыми светлыми глазами, словно спрашивая, можно ли доверять этому бродяге, у которого и имени-то человеческого нет. Аэйт тоже стал серьезным.
-Скажи ему, Мела, - прошептал он с тяжелым вздохом. - Ладно уж… Вдруг он знает, что теперь делать…
Синяка догадался, что речь идет об очередном проступке младшего брата. Наверняка он сознался в этом только Меле, а Фарзою ничего еще не известно. И Асантао тоже не знает, понял вдруг Синяка, потому что иначе Мела не стал бы секретничать с ним.
-Может быть, ты сумеешь помочь, Синяка, - сказал Мела тихо.
-Я не решаюсь здесь ни у кого просить совета, потому что не хочу, чтобы моего брата все-таки изгнали.
Аэйт смущенно улыбнулся.
-Что он натворил? - спросил Синяка. Ему неожиданно показалось, что дело серьезное.
Мела сильно взял брата за левую руку и повернул ее к Синяке раскрытой ладонью. Три черных надреза скрещивались посреди ладони. Синяка осторожно провел по ним пальцем.
-Что это?
-У него спроси, - сказал Мела, отпуская руку Аэйта. - А ты что молчишь?
-Это ктенонт, - сказал Аэйт. - Разрыв-трава. Я нашел ее и врезал в ладонь. Теперь все замки, все оковы мне нипочем. Одно прикосновение - и металл разлетается в пыль!
Мела обхватил голову руками, посидел так неподвижно, а потом мрачно произнес:
-И как вытравить ее из ладони, я не знаю.
-А зачем? - удивился Синяка. - Полезная штука и всегда при себе. Это же здорово.
-Очень здорово, - сказал Мела. - Раз - и железо в пыль. И меч в пыль, и кинжал, и все, что хочешь. Как раз то, что так нужно воину. Рукой, в которой живет ктенонт, нельзя брать оружие, понял? НИКАКОЕ ОРУЖИЕ! Поэтому я и говорю: ты или колдуешь, или сражаешься.
Он махнул рукой и залпом выпил чай. Аэйт украдкой посмотрел на свою ладонь и лизнул ее.
-Когда-нибудь рука тени принесет тебе славу, Мела, - сказал он.
Мела подскочил, как ужаленный.
-Аэйт, я запрещаю тебе. Забудь о ней!
-Как я могу забыть? - рассудительно сказал Аэйт.
Синяка попытался сделать течение разговора более мирным.
-Лучше расскажи, как ты нашел эту траву, - попросил он Аэйта.
Бросая на брата взгляды, наполовину виноватые, наполовину горделивые, Аэйт рассказал, как отыскал гнездо черепахи, натыкал вокруг него стрел, чтобы она не могла пробраться в свой дом, затаился и стал ждать.
-Она круглая, как глаз Хорса, - сказал Аэйт. - Она знает. Она не стала ранить себя, просто принесла во рту траву ктенонт, и стрелы рассыпались… Я отобрал у нее траву - ну и вот…
-Никогда о таком не слыхал, - сказал Синяка.
Аэйт покосился на него с хитрым видом.
-Ты, наверное, многого еще не слыхал, а?
Мела хотел было одернуть брата, который говорил слишком много дерзостей, но Синяка просто отозвался:
-Ты прав.
Он вспомнил, как снимал с великана цепи, призвав на помощь магию силы. Делал он это долго и неумело, цепи впивались великану в тело и изрядно помучили бедное чудовище, прежде чем рассыпались в прах. Будь тогда на месте Синяки маленький воин с разрыв-травой в ладони, великану не пришлось бы терпеть все эти муки.
Мела все-таки сказал:
-Твоя болтовня утомит самого Салманаксая, Аэйт.
Салманаксай был мелким зловредным демоном, «сорочьим богом». Синяка чаще слышал его имя в проклятиях, чем в молитвах.
-Не ругай своего брата, - сказал Синяка. - Я действительно очень мало знаю. Все, что он рассказывает, для меня ново и интересно.
Из темноты донесся вкусный храп великана. Это было так неожиданно, что все трое - даже хмурый Мела - рассмеялись.
На рассвете вся деревня была поднята на ноги отчаянным звоном. Стонала, жаловалась, проклинала врагов певучая бронза. В полусне Синяке казалось, что ему опять семнадцать лет, он снова сидит на развалинах дома, и вновь уходят из Ахена великолепные защитники города, оставляя его на милость Косматого Бьярни. Звенят колокола, колыхаются знамена, сверкают шпаги, развеваются перья на плюмажах - алое, золотое, синее, белое; начищенные кирасы; лоснящиеся кони…
Синяка сильно вздрогнул и открыл глаза. В первое мгновение он испытал облегчение от того, что находится в лесу, так далеко от проклятого города. Но звон не уходил. Грозная бронза наполняла гудением всю долину.
Над чародеем склонилась большая черная тень. Шершавая ладонь царапнула его щеку.
-Господин Синяка, - прошептал великан, - чего это тут у них такое, а? Может, удрать нам, пока не поздно?
Синяка сел. Великан озирался по сторонам, его глазки тревожно бегали.
-Чего ты опять боишься, Пузан? - спросил Синяка, зевая.
-Я больше о вас забочусь, - обиделся великан.
-Ладно, не ворчи. Пойдем лучше, посмотрим, что случилось.
У огромного котла стоял один из воинов Фарзоя и изо всех сил ударял по бронзовому днищу рукоятью меча. Вокруг уже собралось почти все племя. Наконец, вперед вышел сам вождь, Фарзой, сын Фарсана. Он тронул воина за плечо и произнес несколько слов, которых Синяка не расслышал. Они дождались, пока утихнет последний гулкий отзвук потревоженной бронзы, и воин, подсаженный сильными руками, поднялся на котел.
Теперь он был хорошо виден. Злые черные брови, разлетавшиеся под белыми волосами, подчеркивали его сходство с той девушкой, что носила в прическе красные стрелы и в день появления Синяки с великаном в поселке морастов помогала Асантао выпекать хлеб. Ему было около сорока лет.