Стас побледнел, глядя на Матвея огромными глазами, потом неловко ткнулся носом ему в щеку и заковылял в свою комнату. Ольга Николаевна и Матвей посмотрели ему вслед, переглянулись.
— Это правда? Есть шанс? — спросила женщина.
— Да, я консультировался с хирургом, в областном центре хирургии есть один специалист. Говорит, излечимо, хотя только с помощью операции.
— Дай‑то Бог!
Пока ехали на Гагарина, где в парке располагался Рязанский областной хирургический центр, Матвей размышлял о внезапном проявлении криминальных сил, коснувшихся непосредственно его самого. До этого момента в жизни Матвея и людей, окружавших его, особого ничего не происходило, словно им дали отдохнуть от переживаний и потрясений. Но сон означал приближение волны каких‑то негативных событий, и первой ласточкой было избиение учительницы Стаса. Единственное, что надо было решить, — это как реагировать Матвею. Стоило ли вмешиваться в события, которые вполне могут завести в тупик. С другой стороны, оставлять все как есть, делать вид, что ничего не случилось, Матвей не мог.
Стас, увлеченно рассказывающий о своих делах, заметил рассеянный вид старшего товарища и замолчал. Потом сказал:
— Ты об учительнице думаешь?
Соболев не удивился прозорливости мальчишки: тот давно научился видеть настроение собеседника, пройдя хорошую школу жизни без родителей и близких.
— В общем‑то да. Что с ней?
— Сотрясение мозга, рука сломана. Лежит в больнице Стасова, мы к ней классом ходили.
Больше вопросов Матвей не задавал.
Хирург Ляшенко оказался огромным, пузатым и краснолицым здоровяком с могучими руками и зычным голосом. Но разговаривал он жизнерадостно, интеллигентно, с юмором и сразу понравился и Матвею, и Стасу.
— Чудес не обещаю, но бегать будет, — сказал он после получасового осмотра. — Это самый обыкновенный случай менискового повреждения, приведший к появлению мозолистого тела и фиксации коленного сустава. Через неделю — на операцию. И не реветь! — повернулся хирург к Стасу, хотя тот реветь и не собирался, ошеломленный заявлением, что он будет бегать.
— Доктор, делайте все, что хотите, — сказал Матвей, когда они остались с ним наедине, — но вылечите парня! Он заслужил. Любое ваше условие будет выполнено.
— Никаких «условий» мне предлагать не надо, я и так сделаю операцию. А вот в послеоперационный период вам придется за ним поухаживать по особой методике. Надо будет разрабатывать и сустав, и мышцы.
— Гарантирую!
— Сын?
— Сын, — твердо ответил Матвей.
— А на вид вы гораздо моложе. Что же мать не пришла?
Матвей смущенно раздумывал, кого можно было бы назвать матерью Стаса в данной ситуации, Ольгу Николаевну или Кристину, но хирург понял его замешательство по‑своему.
— Понимаю, боится врачей. Небось, обожглась когда‑то на лечении. Все, через неделю пожалуйте к нам. Приемный покой на первом этаже, я запишу вас в очередь. Будьте здоровы.
— А он не обманывает? — уже в машине спросил Стас. Щеки его горели лихорадочным румянцем.
Матвей засмеялся, потрепал мальчишку по вихрам, и тот ответил слабой улыбкой.
По пути они заехали в Школу безопасности, где работал Балуев. Школа размещалась в старом двухэтажном здании на Комсомольской площади, специально отреставрированном для такого рода заведений. Весь первый этаж занимали спортзал и сауна с душем, а верхний был разбит на тренировочные комнаты по секциям и вмещал небольшой зал со снарядами для накачивания мышц. Тир и полоса препятствий располагались во дворе, за двухслойным забором из металлической сетки.
Василия они отыскали на втором этаже, в одном из тренировочных боксов, где он занимался рукопашным боем с группой молодых крепких ребят.
Оставив группу, обрадованный Балуев отвел гостей в комнату отдыха — телевизор, бар, три столика и низкие кресла, — умылся и предложил всем напитки.
— Откуда, зачем, куда?
— Из больницы, были у хирурга. — Матвей рассказал о посещении травматологического отделения. — Обещали, что отрок скоро будет бегать. Не мог бы ты пару раз в неделю заниматься с парнем? Азы боя, философия адекватного ответа, общий тренинг?
— Почему нет? Пусть приходит, когда захочет. А ты что ж?
— Я — само собой, но времени у меня меньше.
— А не ослаб ты, часом, молодец? — Василий вдруг метнул в Соболева стакан, на треть наполненный «херши», но Матвей мгновенно поймал его, не расплескав при этом ни капли, и поставил на столик.
— Не балуй, ганфайтер!
Василий хмыкнул, наставил палец на Стаса, сидевшего с округлившимися глазами.
— Хочешь научиться таким вещам? Тогда слушайся меня во всем. Ну, и этого типа тоже. — Балуев вдруг умолк, нахмурился, достал из бара початую бутылку рижского бальзама, налил в две стопки по глотку, протянул одну Матвею. — Давай‑ка помянем Бориса Ивановича, год исполнился со дня его безвременной…
Матвей вспомнил Ивакина, встал и молча проглотил содержимое стопки, запил минералкой.
Помолчали. Стас ничего не спросил, понимая, что речь идет о прошлогодних событиях, когда погибло множество людей.
— Не жалеешь, что ушел из ВКР? — спросил Василий. — Все ж специалист такого класса, как ты, не должен киснуть, сидеть без дела.
Матвей с минуту размышлял, пососал ломтик колбасы, однако так ничего и не сказал. Не знал, что сказать. С одной стороны, он никогда не жил по формуле «моя хата с краю», с другой — не хотел ввязываться в постоянную битву за власть, в которой невольно принимал участие как профессионал на стороне одной из партий, пусть и в такой специфичной области «государственного устройства», как Министерство обороны и военная контрразведка. Любые благие намерения там заканчивались одинаково: борьбой за выживание, необходимостью спасать собственную жизнь и жизни друзей.
— Понятно, — кивнул Балуев, — Я тоже не горю желанием. Нельзя сказать, что Рязань — райское место, но мне здесь нравится. Тихо, спокойно, работа есть, платят сносно, да и контингент подобрался неплохой. Теперь вот из Стаса бойца сделаю… Кстати, слышал сообщение по телеку?
Матвей насторожился.
— Я телевизор смотрю очень редко. Что случилось?
— Похоже, «Чистилище» снова выбралось из подполья. Только называется теперь иначе: «ККК». «Команда контркрим». Они провели акцию по одному из депутатов Госдумы, замешанному в какой‑то афере с торговлей оружием, и сообщили об этом во все газеты.
Матвей кивнул, глаза его посветлели, но молчал он так долго, что встревожился Стас.
— Так все плохо, Соболев? — серьезно спросил он.
— В принципе, ничего плохого я не вижу, — отозвался Василий, глядя на друга с понимающей усмешкой. — Мы вроде бы вне игры, никого не трогаем, но.., вдруг кто‑то из давних наших неприятелей вспомнит о нашем существовании? А Рязань находится слишком близко от столицы.
— Вот именно, — тихо сказал Матвей, у которого снова в предчувствии грядущих потрясений сжалось сердце: сон был в руку, приближался очередной излом судьбы. Надо было бежать от Москвы подальше, пришла трезвая мысль. Хотя и это, наверное, не дало бы полного спокойствия.
— Теперь у нас в стране три банды, — с показным весельем произнес Балуев.
— Мафия, то есть Сверхсистема, заменив Купол, правительство и «ККК».