Спасибо, что пришел, Эдисон.
– В таком случае мы заманим его сюда. У тебя‑то, надеюсь, есть электричество в доме?
– Мои установки могут генерировать киловатт десять.
– Более чем достаточно. Ты всегда плетешься позади времени. Сейчас никто не позволяет себе такого расточительства электроэнергии.
– Да, я консерватор.
– На кухне электрооборудование старого образца?
– Ага.
– И электропечь старая?
– Да, без новомодных штучек. Но большая – быка зажарить можно.
– Отлично. Тут‑то мы его и прищучим. – Эдисон открыл свой ящик с инструментами и достал кальку с чертежом. – Взгляните‑ка.
– Лучше объясни на словах, Эдисон.
– Мы сменим проводку, добавим энергии и превратим твою примитивную печь в высокочастотную.
– А что это такое?
– Высокочастотный нагрев – плавит металл. Плавит любой проводящий металл. И ни на что другое не воздействует. Ясно?
– Вроде да.
– Если сунуть в такую печь руку – ничего не почувствуешь. Но если у тебя на пальце кольцо – оно расплавится, и палец сгорит ко всем чертям. Явление магнитной индукции.
– Уфф! Мрачная картинка!
– Ага, проняло! Заведи своего индейца внутрь, мы врубим переделанную печь на самый медленный разогрев, и пытка начнется!
– Хочешь, чтоб у него пальцы сгорели и отвались?
– Нет. Чтоб у него мозг выгорел. Ведь у него в башке имеется жучок?
– Нет.
– А жучки из платины! – продолжал Эдисон. В приливе энтузиазма он не расслышал моего «нет». – Платина – проводник. Что и требовалось доказать.
Тут остальные мои гости, которые до этого слушали Эдисона, как зачарованные, разразились хохотом. До Эдисона не сразу дошло, что он сел в лужу со своим проектом, и он долго непонимающе таращился на принцессу, Немо и М'банту, помиравших от смеха. Потом и Эдисон расхохотался – над самим собой. Визги, смех – словом, моя квартира превратилась в ярмарочный балаган, и я опасался, что попытка обстоятельно спланировать убийство Секвойи так и закончится – хиханьками и хаханьками. Но тут меня выручила Фе. Она позвонила по видеотелефону. У нее был вид молодого ученого‑фанатика: белый накрахмаленный халат, огонь во взоре.
– Секвойя просит тебя немедленно прийти в ЛРД, – выпалила она на двадцатке. Потом заметила на своем экране гостей у меня за спиной и продолжила – опять‑таки на двадцатке: – Ах, простите, ребята. Я не знала, Гинь, что у тебя народ. Я не вовремя?
– Ты не помешаешь. Это мои друзья. Мы как раз говорили о профессоре Угадае. А зачем я вдруг понадобился Секвойе?
Фе так и залучилась энергией и энтузиазмом.
– Событие века! Через час произойдет возвращение экспериментальной криокапсулы. Три крионавта провели па орбите двенадцать недель и теперь возвращаются па Землю! Весь цвет Объединенного Всепланетного Фонда будет на торжестве. Вождь хочет, чтобы и ты пришел,
– С какой стати – я? Разве я знаменитость? У меня нет даже ни единой акции Объединенного Всепланетного.
– Ты ему нравишься. Уж не знаю почему. По‑моему, только ему ты и нравишься.
– Ладно. Но спроси его, могу ли я прихватить с собой друзей.
Фе кивнула и пропала с экрана видеотелефона.
Мои друзья решительно запротестовали. Дескать, плевали они на это «событие века» – каждый из них присутствовал на массе «событий века», и всегда это было горьким разочарованием. Тут они стали наперебой поносить так называемые исторические события – боксерское восстание в Китае в самом начале XX века, Бенджамина Франклина и его молниеотвод, капитана Блая и бунт на его корабле «Баунти»… Я едва сумел вставить словечко в поток их воспоминаний.
– Послушайте, – сказал я, – мне нет никакого дела до приземления трех обледенелых мужиков, но это замечательная возможность показать вам человека, которого мы собираемся убить. Неужели вам не интересно взглянуть на свою жертву и оценить, что это за личность?
Тут на экране опять появилась Фе.
– Все в порядке. Гинь. Секвойя не возражает. Говорит, чем больше народу, тем веселее. Я встречу вас у главной проходной и проведу внутрь.
Она исчезла, а мы впятером вышли на крышу моего дома и сели в вертолет. Мои приятели судачили обо мне, как будто у меня уши были забиты ватой.
– Кто такая эта девчушка?
– Сэм говорит, он с ней уже три года.
– М'банту, а она часом не зулуска?
– К сожалению, нет. Наши женщины помассивней будут. Скорее всего, в ее жилах течет кровь индейцев маори или ацтеков с большой примесью белой крови. Только у англосаксонок такие тонкие кости.
– Гиня всегда тянет на экзотику.
– Вечно он отстает от времени в своих вкусах.
– Она миленькая.
– Игриво‑подвижная, как молодой дельфин!
– Хотел бы я знать, сколько у Гиня перебывало девиц!
– Сэм знает совершенно точно. У него все записано.
Пока они пересмеивались, я думал свою думу: почему моя Фе‑глярка стрекотала на двадцатке – словно не сомневалась, что мои друзья ее понимают. Во мне росло не очень приятное ощущение, что я знаю далеко не все о творящемся в милой головке Фе. И у меня было нехорошее предчувствие, что затеваемая для Секвойи катастрофа добром не кончится – все пойдет наперекосяк. Мне вдруг захотелось съездить в университетский госпиталь и уговорить Хриса побыстрее вернуться домой.
3
По дороге от вертолета к главному входу в лабораторный комплекс на нас напала группа престарелых граждан. Особого вреда они не причинили – всадили в пас по несколько пуль из обычных револьверов старого образца. Был только один смешной момент. Когда мы отогнали придурков, я огляделся и увидел, что капитан Немо стоит на коленях возле одного из неловких убийц и ритмично колотит перепуганного смертного по лицу ручкой его же револьвера, при этом напевая:
– Пуля и презерватив – не решение проблемы перенаселения! Всем пересадим жабры – и в море, в море, в море!..
Мы с трудом оттащили его от бедолаги – дряхленького активиста общества борьбы с перенаселением планеты.
Тут появилась Фе и провела нас внутрь.
То, что мы увидели, произвело на меня достаточно сильное впечатление.
Мы очутились в огромном зале с круглой сценой в кольце крутого амфитеатра, который вмещал не меньше тысячи зрителей. На скамьях сидели шишки из Объединенного Фонда, видные политики и всякого рода знаменитости. Фе усадила нас в зарезервированной ложе и упорхнула вниз, где Угадай стоял у пульта управления, расположенного поблизости от сцены. Мне понравилось, как она ведет себя – держится с достоинством, спокойно, не фиглярствует. То ли Вождь выполнил свое обещание и умерил жар у нее между ног, то ли она ощутила себя в Лаборатории на своем месте. Так или иначе, я восхищался моей девочкой.
Угадай вышел на середину сцены, обвел взглядом ряды зрителей и обратился к публике на обычном испангле:
– Леди и джентльмены, сеньоры и сеньориты, прошу вашего внимания. Позвольте мне объяснить в общих чертах суть завершающегося эксперимента.
По взмаху его руки Фе повернула ручку на пульте управления, вспыхнули проекционные аппараты, и на сцене рядом с Угадаем появились трое мужчин, которые засверкали улыбками и начали раскланиваться перед публикой. Они были невысокого роста, но коренастые, очень спортивного вида.
– Перед вами наши отважные добровольцы! – продолжил Угадай (привожу его речь, разумеется, в переводе).