Не помню, как мы шли по территории. Я очнулся только в просторной астрохимической лаборатории, где собралось человек пятьдесят – крупнейшие держатели акций Объединенного Фонда. Мы глядели из публики на Гайавату, спокойного и довольного, будто он намеревался преподнести рождественский подарок шишкам из Объединенного Фонда. Подарок не подарок, но сюрприз будет, и еще какой! Вот только одна загвоздка: поверят ли эти меднолобые в то, что расскажет Секвойя?
Разумеется, все на собрании говорили на испангле, по я перевожу на двадцатку – для своего компьютерного дневника, а стало быть и для моей домашней Мата Хари – Фе‑номенальной шпионки.
– Уважаемые дамы и господа, доброе утро. Рад приветствовать вас. Я знаю, что вы с нетерпением ждали официального отчета о происшедшем, поэтому не буду тратить время на извинения за то, что собрал вас в четыре часа утра. Все вы меня знаете – я профессор Угадай, ведущий специалист проекта «Плутон», и у меня для вас восхитительная новость. Полагаю, многие ожидают выслушать рассказ о сокрушительной неудаче, но…
– Нечего наводить тень на плетень! – с наглым видом выкрикнул я. Мы заранее договорились, что я буду выступать в роли Ядовитого Парня. – Рассказывай прямо, как вы сели па ежа и профукали наши девяносто миллионов!
Некоторые акционеры с возмущением уставились на меня. Именно в этом и состояла моя роль – оттянуть часть гнева присутствующих. Чтобы они мягче отнеслись к Угадаю.
– Что ж, спасибо за откровенный и справедливый вопрос, сэр. Но я повторю: это не неудача! Мы одержали неожиданную, но весьма впечатляющую победу!
– Убийство трех крионавтов вы называете п об ед ой ?
– Мы их не убивали.
– Но они же погибли!
– Они не погибли!
– Нет? Что‑то я их не видел внутри корабля. И никто их не видел!
– Вы их видели, сэр. Внутри прозрачных криокапсул.
– Я не видел ничего, кроме зверьков, похожих на ощипанных крыс!
– Но это и были наши крионавты.
Я заржал на всю аудиторию. Акционеры загорелись интересом, и кто‑то из них крикнул мне:
– Слушай, приятель, ты бы пока помолчал. Пусть профессор доскажет свою мысль.
Я сделал вид, что уступаю всеобщему давлению, и замолчал. Тогда в игру вступил Эдисон.
– Профессор Угадай, – сказал он, выступая в роли Доброго Малого, – ваше утверждение по меньшей мере удивительно. Ничего подобного в истории науки не случалось. Мы были бы рады услышать подробные объяснения по этому поводу.
– А! Мой старый друг, начальник отдела плазмы научно‑исследовательской корпорации «Рэнд»! Мое сообщение скорее всего заинтересует и вас, профессор Крукс, потому что ионизированный квазинейтральный газ, который мы именуем плазмой, может участвовать в новооткрытом феномене. – Угадай обратился к аудитории: – Не примите профессора Крукса за незваного гостя. Он один из группы экспертов, приглашенных мной на нашу историческую встречу.
– Хватит ходить вокруг да около! Выкладывай свои оправдания! – громыхнул я со своего места.
– Извольте, сэр. Возможно, некоторые из вас помнят теорию, которая в свое время – несколько веков назад – стала вехой в развитии эмбриологии, а теперь уже является привычным общим местом в этой науке. Эта теория гласит: в онтогенезе повторяется филогенез. Говоря проще: развитие эмбриона в матке в точности повторяет последовательные этапы эволюции всего вида. Надеюсь, вы не забыли школьный курс биологии.
– Если что‑то и забылось, то вы, профессор Угадай, дали нам исключительно ясное объяснение и тактично освежили нашу память, – сказал Эдисон с вежливым смешком.
Тут мне пришла в голову новая вызывающая фраза, и я поспешил обнародовать ее:
– И сколько же вы платите вашему ученому дружку за то, что он вам так бесстыдно поддакивает? Какая часть наших миллионов идет на подмазку таких вот подставных лиц?
Многие зашикали на меня. Я порадовался, что Фе отсутствует (ведет брифинг для журналистов), а не то она бы не удержалась и впилась в меня своими коготками. На этот раз Секвойя проигнорировал хама из третьего ряда, то бишь меня.
– Итак, в онтогенезе повторяется филогенез. Но! – Тут он сделал эффектную паузу. – Эксперимент с замораживанием показал нам, что применение криогенного метода поворачивает онтогенез вспять!
– Боже правый! – ахнул Эдисон. – Такое открытие покрыло бы бессмертной славой Лабораторию. Вы уверены в своих выводах, профессор Угадай?
– Уверен в той степени, которую позволяет эксперимент, проведенный в единственном числе. Уважаемый профессор Крукс, те существа, которые все мы увидели в капсулах и приняли за бесшерстных крыс, на самом деле эмбрионы людей – посланных в космос крионавтов. За девяносто дней они регрессировали до стадии эмбрионов.
– У вас есть теория, способная объяснить этот факт? – спросил один из акционеров. Видать, среди них не одни дураки.
– Если говорить совершенно откровенно, я пока не могу дать внятного теоретического объяснения тому, что произошло. Во время опытов с техникой замораживания не было и намека на подобную возможность. Впрочем, эксперименты тогда велись на поверхности Земли, атмосфера которой не пропускает космические излучения. А если мы и выводили на орбиту замороженных животных, то на весьма короткий срок. Три крионавта первыми провели в космосе столь долгое время. Так что в данный момент я могу только гадать о причинах обнаруженного феномена.
– Влияние плазмы? – спросил Эдисон.
– Думаю, что да. Протоны и электроны в поясах Ван Аллена, солнечный ветер, нейтроны, всплески радиоизлучения квазаров, ионизация кислорода, весь спектр электромагнитных волн – все это и сотня других явлений может быть причиной обнаруженного феномена. И все вероятные причины предстоит тщательно исследовать.
Эдисон произнес с энтузиазмом:
– Сочту за честь участвовать в вашем исследовательском проекте, профессор Угадай. Это будет проект века. – Тут он добавил скороговоркой на двадцатке: – А вот это я говорю на полном серьезе.
– Весьма признателен за предложенную помощь, профессор Крукс. Буду счастлив работать вместе с вами.
Тут вякнула одна акционерка – со слезой в голосе:
– Но как насчет этих бедолаг – наших несчастных храбрых крионавтов? У них же семьи!
– Да, это самая настоятельная проблема. Нужно предельно быстро выяснить, с чем мы имеем дело – то есть относится ли онтогенез навыворот к явлениям необратимым. Что произойдет дальше? Продолжат ли эмбрионы деградировать – вплоть до превращения в яйцеклетки и гибели? Или же они уже превращались в яйцеклетки и теперь развиваются в обратном направлении? В кого они превратятся в таком случае – в детей или во взрослые особи? И как все это исследовать? Как поддержать течение неизвестных нам процессов?
Вопросы вызвали всеобщую растерянность и послужили сигналом к моему следующему заявлению, которое было не столь ядовито, как прежние.
– Что ж, думается мне, в ваших словах может заключаться правда, профессор Угадай.
– Спасибо, сэр.
– Я даже готов признать это открытие эпохальным – если оно подтвердится. Но надо ли понимать вас так, что вы просите Объединенный Фонд профинансировать исследования, которые не будут иметь никакого прикладного значения? Мы не желаем вкладывать наши денежки в чистую науку!
– Видите ли, сэр, ввиду того, что полет на Плутон придется отложить…
Аудитория – сплошь крупные вкладчики капитала – испуганно загудела.