Потом я вдруг поняла, что Танцовщица тихо напевает мне на каком-то языке ее народа. Слов я не понимала и почти не слышала, но по смыслу мне показалось, что песня призывала к миру и отдыху.
Скоро за нами придут, и ее жизнь, скорее всего, прервется. Надо мной тоже нависла угроза - все зависит от того, сколько я растоптала стебельков, как выразилась матушка Вишта. Здесь, в темноте, холоде и сырости, я была ближе всего к смерти - по крайней мере, после той ночи, когда Яппа и Самма вместе несли меня в дортуар. Наверное, никогда еще жизнь моя не подвергалась такой опасности.
Я свернулась калачиком в объятиях Танцовщицы. Ее серебристый мех окутал меня, словно мягкое одеяло. Ее руки летали по мне нежно, как ночной ветерок по саду. Она касалась моих синяков и ран, и меня передергивало от сладкой боли. Я начала тихонько постанывать, и она не останавливалась.
Мы долго лежали, соединившись в одно целое. Наша близость не походила на бурные любовные игры, которым меня обучали Клинки постарше. Мы как будто взаимно изучали, исследовали друг друга, как когда-то с Саммой. Она не пыталась войти, вломиться в меня, причинить мне боль. Только ласкала меня руками, языком и хвостом, постепенно распаляя меня все больше, до дрожи.
Мне захотелось тоже промыть ее раны, погладить ее мех, довести ее до того же состояния, до которого она довела меня, но доброта Танцовщицы была безмерной. Ей хотелось давать, а не брать. Она крепче прижала меня к себе и положила голову мне на плечо.
Как я поняла, то, что случилось потом, я увидела во сне. А может, меня посетила богиня Лилия. Ведь между мной и богиней установилась прочная, хотя и тонкая, связь, которая никогда не прерывалась. Позже Септио объяснит, что богиня Лилия - автохтонное божество. Значит, она тесно связана с определенным местом и определенным временем. Даже Бхопура, пусть она и совсем недалеко от Калимпуры, находится за пределами сферы влияния богини Лилии. Чего уж говорить о поступках девушки, живущей на севере, на другом берегу Штормового моря!
И все же многие верят в истории о божественном расколе, о так называемом божественном рассеянии. В историях этих повествуется о появлении первых богов в дни, когда солнце еще не знало своего небесного пути, а блюдо мира было тихим и пустынным, потому что на нем еще не расцвела жизнь.
Госпожа Даная, возможно, сказала бы, что богиня Лилия - осколок кого-то из титанобогов первых дней. Возможно, она назвала бы богиню Лилию одной из дочерей Желания. И назвала бы нескольких ее сестер, обитающих в других местах.
Я стояла под дождем, но не под тем теплым, откровенным дождем, какой льет в Селистане во время сезона муссонов. Надо мной кружили вихри ледяной воды; завывал ветер, какой гуляет осенней ночью в Медных Холмах. Вокруг меня лежал разрушенный город. Развалины раскинулись до самого горизонта. Все постройки превратились в груды камня и балок, но несколько зданий остались почти нетронутыми. В их числе были дровяной сарай Рагиштури и мрачная крепость из серовато-голубого камня, похожая на поместье Управляющего.
За мои ноги цеплялись какие-то растения; они вырастали из земли у меня на глазах. Подняв голову, я увидела, что руины постепенно зарастают ими. Скоро на месте, где жили несколько поколений людей, появились буйные заросли. На ростках распустились листья - широкие, в форме ладони, с серебристой подпушкой и бледными, свежими отростками-пальцами. "Пальцы" двигались, извивались. На каждом лежала серебряная лилия. Вскоре дождь смывал цветы.
Потом я очутилась одна на вершине скалы посреди бурного озера. Город пропал; остался лишь клочок земли у меня под ногами. Переплетающиеся лозы стали корнями растений, которые, подобно кувшинкам, плавали по поверхности воды. Меня окружали руки. Целое море рук. Пальцы на всех руках сжались. Ко мне тянулись миллионы кулаков.
Вскрикнув, я проснулась, не ведая, что спала. Голова у меня дернулась и угодила в челюсть Танцовщице. Она мяукнула от боли, но лишь крепче обняла меня.
- Извини, - пробормотала я на селю. - Откуда в нашей камере такой ветер?
Она погладила меня по голове.
- Милая, когда ты говоришь на здешнем языке, я тебя не понимаю.
Очень не хотелось вылезать из ее объятий, и все же я села на холодный каменный пол, подсунула под себя свой черный костюм и прижалась к ней сбоку, как прижимаются друзья.
- Никто не приходил, пока я спала? - спросила я по-петрейски.
- Никто и ничто.
Я хмыкнула и крепче обняла ее:
- Мне жаль, что мы так поранили друг друга.
Погладив меня по бедру, она прошептала мне на ухо:
- Ты многому научилась!
- Если бы у нас было время, я бы тебе еще не то показала! - Мы обе многозначительно усмехнулись. - Ну вот, ты меня нашла, - сказала я наконец. - Может, теперь расскажешь, зачем тебе понадобилось меня искать?
Танцовщица скрестила руки на груди и некоторое время смотрела на пол. Возможно, ею завладело смущение. А может, она просто пыталась собраться с мыслями. Потом она вскинула голову:
- В Медных Холмах сейчас плохо. После того как ты уничтожила Правителя, освободилось много зла, которое при нем было связано. Беда идет на нас за бедой. Некоторые… некоторым из нас кажется, что твоя роль в падении Правителя позволяет тебе помочь и в наших теперешних бедах.
Сердце у меня екнуло.
- Кто эти "некоторые"? Обо мне знала только ты и Федеро!
- Не только. О тебе знали Септио и матушка Железная.
- Септио и матушка Железная послали тебя за море? - ошеломленно переспросила я. - А Федеро что думает?
- Федеро не знает о моем отъезде. - Танцовщицу передернуло. - Возможно, именно из-за него и начались все неприятности.
Неожиданно я поняла, что она плачет. Я положила ее голову себе на колени и начала гладить ее по щеке, по шее, по маленьким круглым ушкам. Танцовщица не плакала, как люди, - не знаю, способны ли пардайны плакать слезами. Она просто излучала страх и печаль. Хотя несчастья Каменного Берега меня больше не касались, сердце у меня защемило от жалости к ней.
Я прижала ее к себе, расцеловала, зашептала ласковые слова на селю. Вскоре она глубоко вздохнула, притянула меня к себе и страстно поцеловала в губы. Дыхание у нее оказалось не звериное, а человеческое, женское, а руки - знакомыми, ласковыми.
На время нам с ней удалось забыть о грядущих бедах.
Дверь распахнулась настежь. На пороге стояли злющие Клинки. Мы с Танцовщицей приподнялись, жмурясь от яркого света. Они разозлились еще больше.
- Встать! - рявкнула матушка Вишта. За ней стояла матушка Аргаи с арбалетом в руках. Остальные Клинки теснились в коридоре. К чему такие предосторожности? Неужели они думают, что я хочу с ними сразиться?
Я встала, внезапно устыдившись своей наготы. Я не раз лежала в постели и с матушкой Виштой, и с матушкой Аргаи, но сейчас обе не скрывали своего отвращения. Танцовщица легко вскочила и заняла боевую стойку.
- Кто научил тебя совокупляться со зверями? - буркнула матушка Аргаи.
Матушка Вишта жестом приказала ей замолчать.
- Она не зверь, - быстро ответила я, стараясь преодолеть растущий страх. - Она моя самая лучшая и самая старая наставница.
- Тогда пусть говорит. - Матушка Вишта показала на Танцовщицу и проворчала: - Защищайся, жалкая тварь!
- Где можно снять комнату? - вдруг произнесла Танцовщица на селю с ужасным акцентом.
Я смерила ее ошеломленным взглядом и по-петрейски воскликнула:
- Что-о?!
- Я знаю всего несколько фраз на вашем языке, - призналась пардайна, внимательно глядя на арбалет. - Думала, проведу здесь больше времени и успею выучить селю как следует.
- Рычит, как животное. - Матушка Вишта презрительно скривилась. - Как птицу можно научить говорить, так кто-то научил и эту тварь! - Она метнула на меня испепеляющий взгляд. - Как ты посмела…
- Зачем вы сюда пришли? - пылко спросила я. Вряд ли они спустились под землю для того, чтобы мучить меня.
Матушка Вишта немного успокоилась.
- Чтобы отвести вас на собрание жриц.
Когда заговорила матушка Аргаи, арбалет дрогнул в ее руке.
- Обвинения против вас выдвинули и Уличная гильдия, и Дом Выпей. Один из убитых вами - сын главы этого дома!
- Твоя сегодняшняя вылазка не удалась, - сказала матушка Вишта. - Надо было отобрать у тебя твой черный наряд, еще когда ты напялила его на себя в первый раз!
Я сообразила, что раньше меня не трогали, потому что я оказалась очень хорошим Клинком. Меня отправили патрулировать город, чтобы настроить посвященных против меня, однако все вышло совсем наоборот.
- Зелёная! - хрипло и низко позвала Танцовщица. Она не понимала, что происходит.
- Сейчас нас отведут наверх, - сказала я ей. - Мы предстанем перед всеми жрицами храма Серебряной Лилии. Не знаю, чем все закончится.
- Нас убьют?
- Скорее всего, нет. - Во всяком случае, меня убьют вряд ли. Хотелось бы мне знать, что ждет нас "скорее всего"… - Мне надо одеться…
- Нет! - перебила меня матушка Вишта. - Оставь свои черные тряпки! - Она швырнула мне платье из некрашеного муслина, какое носят претендентки.
Я быстро надела платье на голое тело.
- Твоей твари не нужен ошейник? - мерзким голосом поинтересовалась матушка Аргаи.
С трудом протиснувшись в ворот платья, я ответила, дрожа от бешенства:
- Не больше, чем тебе.
Лицо у нее перекосилось, но палец на тетиве арбалета не дрогнул.
Танцовщица запахнула свою рваную, грязную тогу и следом за мной вышла в коридор. Матушка Вишта возглавляла процессию; вооруженные Клинки следовали за нами.
Мы не пошли в верхний зал, как я ожидала. Я надеялась, что судить нас будут старейшины: матушка Ваджпаи, матушка Мейко, матушка Вишта и несколько других старших наставниц.
Нас же привели в главное святилище. Хотя в среду после обеда службы не проводились, и почти все места в зале оказались заняты. Помимо представительниц всех орденов, я увидела и женщин со стороны. В глаза бросались платья цветов Уличной гильдии и Дома Выпей.
Ну конечно, как же без Дома Выпей! Я обманула их ожидания, когда после убийства Карри выкинула ключ в залив. Теперь заказчик убийства нашел способ отомстить мне за дерзость.
- Нас примерно накажут, - шепнула я Танцовщице.
- Молчи.
Тревожась за ее судьбу, я послушалась. Да и что могла я сказать ей? Разве что перевести обращенные к ней слова, молитву… или приговор!
У самого алтаря, посреди священного круга, стояла Верховная жрица. Эту роль всегда исполняла самая старшая представительница ордена Жриц, хотя ее выдвигали главы Юстициариев, Клинков - с тех пор как я попала сюда, орден Клинков возглавляла матушка Мейко, - а также Целительницы и Наставницы.
До тех пор мне почти не приходилось общаться с Верховной жрицей. Годы отбелили ее кожу, посеребрили волосы, и она стала похожа на северянку, которая никогда не загорает под слабым северным солнцем. Верховную жрицу звали матушка Умаавани, хотя никто, кроме матушки Мейко, не обращался к ней по имени.
Верховная жрица стояла неподвижно и смотрела на меня своими выцветшими глазами. Мы медленно спускались вниз по ступеням между ярусами. Я спиной чувствовала, что матушка Аргаи по-прежнему целится в меня из арбалета. А может, и не она одна, а весь отряд, наспех созванный матушкой Виштой.
Странно ловить на себе пристальный взгляд старой женщины, которую обычно занимают лишь молитвы и обряды. Странным было отсутствие благовоний, курильниц, колокольчиков, деловитых претенденток. Как будто нас осталось только трое: я, рассерженная Верховная жрица и та, что была самой старой моей наставницей и самой последней любовницей.
Я не сводила взгляда с Верховной жрицы. Взгляд у меня, я знала, был тяжелый; даже матушка Гита отворачивалась, когда меня охватывал гнев. Но на Верховную жрицу мой взгляд не действовал - как и на матушку Мейко.
Скоро я спустилась к священному кругу и встала на его краю. Я никогда не заходила сюда; думала, что окажусь здесь, лишь когда буду вступать в орден Клинков.
Должно быть, Верховной жрице пришли в голову те же мысли, потому что она обратилась ко мне со словами:
- Зелёная, не так я надеялась встретиться с тобой!
- Матушка! - Она единственная во всем храме Лилии не требовала, чтобы к ней обращались по имени.
- Дорогая, похоже, ты навлекла на себя серьезные неприятности.
Хотя говорила она тихо, почти ласково, лицо ее было суровым. Возможно, когда-то давно она патрулировала город в отряде Клинков… Правда, наверняка я ничего о ней не знала, однако, судя по жесткости лица…
- Я сделала то, что требовалось, матушка.
- Ах да. - Верховная жрица начала расхаживать перед огромной серебряной лилией, как будто беседовали только мы вдвоем, без Танцовщицы, стоящей сбоку от меня, и более двухсот зрителей. - Откуда ты знала, что именно от тебя требовалось? С тобой говорила богиня?
- Она часто говорила со мной, - храбро ответила я. Если удастся растормошить их всех, есть надежда, что нас отпустят отсюда живыми. - Только я не всегда понимала, что от меня требуется. Матушка, ее голос похож на дальний гром, который говорит о дожде, но не о том, сколько воды натечет на мой порог.
- Да, дитя, иногда богиня выражает свою волю не впрямую. - Голос Верховной жрицы был исполнен печали. - Если она сама не сказала тебе, что от тебя требуется, как ты поняла, что нужно сделать?
Не понимая, куда ведут вопросы Верховной жрицы, я глубоко вздохнула. Постараюсь отвечать честно и угадать, куда она клонит.
- Матушка, я судила по себе.
- Неужели глава ордена Клинков и другие наставницы не внушили тебе единственный Закон Лилейных Клинков?
Да-да, она пыталась заманить меня в ловушку, но я быстро сообразила, как лучше ответить. Что толку изображать невинность?
- Мы не судим.
- Она судила! - воскликнула Верховная жрица голосом, который дошел до самых верхних ярусов святилища. - Хотя мы учили ее так не делать!
Кто-то захлопал в ладоши; сидящие в зале женщины возбужденно заговорили все разом. Насколько я поняла, Верховная жрица в основном обращалась к представительницам Уличной гильдии и Дома Выпей.
Я поняла, что должна настаивать на своем. Жрицы не собираются затыкать мне рот; в противном случае матушка Вишта предупредила бы меня по дороге в святилище.
- Матушка, но ведь на самом деле мы судим каждый миг! - громко воскликнула я. - Нас приучают решать, когда лучше оставить оружие в ножнах… Мы определяем, в какой спор вмешаться, а в какой нет… Мы все время судим, ибо совсем не судить - гораздо хуже, чем иногда совершать ошибки.
- Ты… не… судишь! - с расстановкой произнесла Верховная жрица. - К тому же в гордыне своей ты привлекла в наш город опасную иностранку!
Настало самое трудное. Я повернулась к Танцовщице. Как ни странно, она держалась спокойно, хотя и догадывалась, что попала в беду. Хотя Танцовщица не понимала слов, она отлично понимала интонацию.
Если бы Танцовщица была местной жительницей, смертный приговор ей бы не грозил. Поскольку она была иностранкой, ее жизнь висела на волоске.
Вдруг меня осенило, и я невольно улыбнулась. Мы и так на самом дне глубокого колодца; можно ли упасть еще ниже?
- Матушка, она - не опасная иностранка. Матушка Вишта и матушка Аргаи сказали мне, что она - животное. - Откашлявшись, я закричала во всю глотку: - На животных не распространяется Право смерти!
Кто-то в верхних рядах захлебнулся смешком, но его быстро зашикали.
- Будь осторожна в своих желаниях, - как ни в чем не бывало заметила Верховная жрица. - Если она животное, мы посадим ее на цепь в тренировочных залах и будем оттачивать на ней мастерство претенденток!
Я вспомнила многочисленных свиней и собак, убитых мною, и вола, с которым я еще так недавно хотела сразиться, и мне стало тошно. Все пропало! Молить о пощаде бесполезно - да и бессмысленно. Почти никто не проявлял ко мне милосердия; его почти не было и в моем сердце.
Я снова возвысила голос:
- Матушка, в чем я провинилась? В том, что пытаюсь помочь своей наставнице в беде? У нас на Каменном Берегу нет таких храмов, но она была моей наставницей. Это почти одно и то же. Ради нее обнажила я свой клинок, как обнажила бы его ради вас!
Верховная жрица долго и грустно смотрела на меня.
- Ты сказала "у нас на Каменном Берегу"… Ты, конечно, хотела сказать "у них на Каменном Берегу"?
В верхних рядах поднялся шум. Мне на лицо упала одна капля воды, за ней другая. Я задрала голову, но увидела лишь верхнюю точку далекого купола святилища.
- Ты ведь понимаешь, на что похоже это место, - еле слышно произнесла Танцовщица.
Я посмотрела на нее, а она изобразила знак влагалища, сблизив указательные пальцы на двух руках и оставив между ними щель. Жест ее был очень грубым; я обрадовалась, что здесь никто, кроме нас, не понимает по-петрейски. Она собиралась нанести оскорбление и хотела, чтобы все это поняли.
И все же… откуда здесь вода? Над моей головой закружился вихрь, и я сразу вспомнила свой сон о дожде, лилиях и разрушенных городах.
- Я взываю… - крикнула я и замолчала. В верхних рядах стало тихо, и я услышала эхо собственного голоса. Я повернулась к Верховной жрице, но оказалось, что она не смотрит на меня. Глаза ее метали молнии; судя по всему, она заметила жест Танцовщицы. Мой последний ход оказался неудачным; придется рискнуть всем. - Матушка Умаавани! - воскликнула я, умножая оскорбление, нанесенное Танцовщицей. - Я взываю к милосердию и мудрости богини Лилии! Пусть она решит нашу судьбу. Предъявите ей ваши обвинения, если она уже не знает их, и давайте посмотрим, что она скажет и обо мне, и о моей наставнице!
Сверху донесся чей-то громкий, звонкий смех; мне показалось, что это смеется матушка Шестури. Значит, кое-кому здесь я еще была небезразлична.
- Отлично, - ледяным тоном ответила Верховная жрица. - Быть по сему! И пусть бремя от принятого решения ляжет на твою душу!
Зрительницы снова зашумели. Кто-то бурно возражал против такого исхода - по-моему, представительницы обвинения, - но скоро их голоса потонули в речитативе молитв.
Верховная жрица жестом велела нам с Танцовщицей сесть на низкую скамеечку у края алтарного круга, под самым нижним ярусом. Обычно там сидели претендентки, которым предстояло вступить в орден. Во время службы там ждали помощницы, готовые прийти к Верховной жрице по первому ее знаку.
Наше место обладало еще одним преимуществом: сюда не долетали стрелы из арбалета матушки Аргаи.
- Что с нами будет? - громким шепотом спросила Танцовщица.
- Нас будет судить богиня.
- В самом деле?
- Да. - Я нахмурилась. - Я сделала все возможное, чтобы сохранить нам жизнь и свободу. Жрицы не знают жалости, но богиня иногда говорит со мной. И ее власть подлинна… Здесь не Медные Холмы. Здешние божества не дремлют! Правда, все висит на волоске… Чаще всего богиня выражает свою волю посредством Верховной жрицы.
- То есть Верховная жрица говорит что хочет, уверяя, что такова воля богини? - язвительно спросила Танцовщица.
- Ну да. - Я с самого начала понимала все недостатки своего замысла. - Но иногда богиня обращается к кому-то напрямую. Будем надеяться, что богиня лично разрешит дело; ведь иногда она уже вмешивалась в мою жизнь.