Об этом можно подумать и в другой раз, а сейчас они вместе смаковали спокойствие и тишину, наслаждаясь драгоценным мгновением. Многие родители не догадываются, что самое главное - быть вместе с детьми, а не впихивать в сутки бесконечное число занятий. Дорогими подарками невозможно откупиться за пропущенные спортивные соревнования и школьные спектакли. Вот и у Тины мама замечательная, все понимает…
Отец отпустил ее руку, и Холли услышала в голове его голос: "Просыпайся, детка".
Вспомнился сон, за воспоминанием пришла паника. В одурманенном мозгу билось слово "живая". Холли понимала, что тянет время, что когда она проснется, ей расскажут о смерти. Кто-то умер…
"Нет, я же не знаю, может, мы все выжили. Конечно, так оно и есть. Со мной не может такое случиться…"
Отцовский голос зашептал настойчивее, и, слыша его "просыпайся", Холли поняла, что звук идет снаружи. Значит, папа жив, он рядом и пытается ее разбудить!
Сердце забилось чуть быстрее, и, несмотря на ужасную усталость, Холли попыталась разлепить глаза. Как будто в падении закружилась голова, затем дернулась левая нога, как иногда бывает на пути между сном и пробуждением. Тепло на лице заставило повернуть голову, чтобы слепящее солнце не било в глаза.
- Холли, просыпайся.
Она подчинилась родному голосу - и зашла криком, который рвался откуда-то из живота и распространялся до самой макушки. Над Холли склонилось лицо отца - месиво отекшей почерневшей плоти: глаза закрыты опухшими веками, нос размозжен лобовым столкновением, на скулах проглядывают хрящи и кости, а подбородок треснул, и половинки нижней челюсти болтаются сами по себе. Изуродованный рот что-то произносил, но Холли ничего не слышала из-за собственных криков. С воплем ужаса она отпрянула и забилась в истерике. Жуткая личина приблизилась, Холли почувствовала болезненный укол в руку, и обезображенное лицо начало медленно оплывать: туго натянутая лиловая кожа сползала со лба и щек, ручейками стекая по скулам и образуя водопады на подбородке; кости отвратительно изгибались, будто восковые. Мгновение Холли смотрела в сплошной черный овал, а затем темная маска внезапно исчезла.
Вместо нее возникло красивое и ухоженное женское лицо с такими же, как у отца, темными сверкающими глазами и большим ртом, окруженное копной таких лее темных непослушных волос. Холли моргнула, не в силах произнести ни слова от подступившей дурноты. Женщина протянула к ней руку, а ее ярко-красные губы сложились в слова:
- Я - твоя тетя.
Холли вновь заснула.
Вместе с отцом она качалась в прекрасном ласковом море, и…
В жизнь Холли Катерс ворвалась смерть.
Из всех участников сплава выжила только она. Мама, папа, Тина и даже их инструктор Райан - все погибли. Холли привезли в больницу неподалеку от Большого каньона, чтобы она могла восстановить силы после переохлаждения и нервного шока, вкололи успокоительное.
"Но я же видела папу… искалеченного…"
Холли унаследовала крепкие нервы от матери, врача "скорой помощи", но жуткое видение глубоко потрясло девушку. Она зажмурилась и, раскачиваясь, заскулила, как умирающий зверь. Во рту стало кисло, желудок сжался, и Холли стошнило. Она вцепилась в тонкое больничное одеяло и зарыдала, отчаянно всхлипывая.
- Ничего, поплачь… Горе нужно выпустить, - наставительно произнес кто-то совсем рядом и потом добавил: - Вколите ей что-нибудь успокоительное.
Проваливаясь в тяжелый наркотический сон, она внезапно услышала хлопанье огромных крыльев. Птица закладывала виражи и спускалась в темный туннель, унося с собой Холли…
…а потом Холли поняла, что это ее сердце бьется часто-часто, как у колибри, постепенно замедляясь, замедляясь…
…откуда-то появился кулак в рыцарской перчатке, и птица приземлилась прямо на него.
Холли проснулась разбитая, измученная и онемевшая. Женщина, назвавшаяся ее тетей, рыдала, размазывая макияж по щекам.
- В завещании Дэниел назначил меня твоим опекуном, - высморкавшись, сказала она.
Отец никогда не упоминал о существовании сестры, и Холли силилась вспомнить имя неожиданной посетительницы.
- Школа тебе понравится… - Увешанная драгоценностями незнакомка с трудом сглотнула и нервно оглянулась. Длинные серьги в ушах закачались, отбрасывая радужные блики на стены больничной палаты. - Мои девочки ей довольны.
Холли сощурила заплаканные глаза, пытаясь понять, что ей говорят.
- Школа?
- Ты же идешь в выпускной класс… - сказала женщина.
Несколько лет назад, когда у одиннадцатилетней Джанны Перри умер братишка, в школе все ходили вокруг нее на цыпочках, обращались с ней как с фарфоровой и сочувствовали бедняжке, которая осталась одна. До того Джанна была никем - и вдруг стала святой. Даже вела себя как святая: хорошо, по-доброму. А еще она все время была очень-очень грустной. Грустные дети всегда получают, что хотят. Одноклассники, которые раньше дразнили Джанну, изо всех сил старались ее развлечь. Те, кого прежде обижала она сама, приглашали ее в гости. Учителя перестали спрашивать с нее домашние задания, и Джанна, которая пропустила несколько месяцев занятий впервые в жизни оказалась в списке лучших учеников.
Холли тогда было только девять, и она немного завидовала Джанне: жуткие переживания, особое обращение, сама Джанна, которая с несчастным видом ходила по школе и в любой момент получала разрешение уйти с уроков… Она превратилась в интересную личность и всякий раз, когда ей не хватало внимания, напоминала о трагедии, случившейся в ее жизни.
- Давай соберем твои вещи и… - Тетя запнулась. - А где ты живешь?
- Что?
В дверь постучали, и в палату вошла Барбар Дэвис-Чин, хиппи со стажем, ненакрашенная, вельветовом комбинезоне и удобных сандалях. Она на мгновение задержалась в дверях, а потом бросилась к Холли и заключила ее в крепкие объятия, прижавшись щекой к щеке. От Тининой мамы пахло потом и духами. Холли вновь заплакала.
- Ох, детка… - пробормотала Барбара.
Рыдающая Холли судорожно прижалась к ней, испытывая глубокую благодарность за то, что Барбара рядом, и одновременно надеясь, что произошла ужасная ошибка, а сейчас все выяснится - и опять станет как прежде.
"Пусть даже родители ссорятся всю оставшуюся жизнь…"
- Это же неправда? - выпалила Холли. - Это не они?
- Я сама их опознавала, солнышко, - твердо ответила Барбара, гладя Холли по щеке.
Новая волна горя и отчаяния оказалась удивительно сильной. Холли и не подозревала, что такая боль существует. Она опять вспомнила о Джанне, и ей стало стыдно за себя тогдашнюю.
"Может, Бог наказывает меня за стервозность?"
- Меня зовут Барбара Дэвис-Чин, - объяснила Барбара незнакомке. - Я мать лучшей подруги Холли.
- Я - ее тетя, Мари Клер, - с печальной слабой улыбкой ответила та. - Наверное, Дэнни обо мне не рассказывал. Видите ли, меня известили как ближайшую родственницу…
Барбара вновь переключилась на Холли.
- Детка, твоя мама просила меня присмотреть за тобой, если с ней что-нибудь случится.
Холли не удивилась, но все равно спросила:
- Правда?
- Ты выросла на моих глазах, - тихо продолжила Барбара, гладя тугие локоны Холли.
- Папа хотел, чтобы я переехала к тете…
- Милая, если ты не хочешь жить с нами, я не против, - с улыбкой вмешалась в разговор Мари Клер и поглядела на Барбару. - Ни к чему тащить девочку в Сиэтл против ее воли.
Судя по всему, тетушка не горела желанием приютить племянницу, и Холли это несколько покоробило. Впрочем, через мгновение включился голос разума с резонным объяснением: третья выпускница в доме ни к чему, у семьи Мари Клер есть своя жизнь, а Холли для них чужая. И вообще, лучше остаться в Сан-Франциско.
- Но если ты решишь переехать в Сиэтл, мы будем очень рады поближе познакомиться с дочерью Дэнни… - Глаза Мари Клер затуманились, она ласково погладила Холли по руке. - Я все эти годы скучала по нему.
- Давайте это попозже обсудим, - предложила Барбара. - Пусть девочка все обдумает…
- Барбара, можно, я останусь с тобой? - горячо воскликнула Холли и покраснела, услышав панику в собственном голосе.
- Родная, я только за! Без Тины дом такой пустой… - грустно заметила Барбара и заключила Холли в объятия.
- Вот и славно! - сказала Мари Клер и обратилась к Барбаре: - Я бы хотела поехать с вами обеими… домой, чтобы помочь с… приготовлениями.
"К похоронам, - сообразила Холли, вновь почувствовав дурноту. - Боже мой, родители умерли, я сирота, ни братьев, ни сестер…"
- Холли? - окликнула ее Мари Клер.
Холли помотала головой.
- Я устала… - Она прикоснулась ко лбу и вздохнула.
Откуда ни возьмись появилась медсестра.
- На сегодня посещений достаточно, пациентке нужен отдых.
- Может, пойдем выпьем кофе? - спросила Барбара у Мари Клер.
Они одновременно улыбнулись Холли, подхватили сумочки и вышли.
"Странная пара: хиппи из Сан-Франциско и светская львица из Сиэтла", - подумала Холли.
- Ты вся на нервах, милочка! - встревоженно сказала медсестра. - Я попрошу доктора выписать тебе снотворное.
- Не надо, - прошептала Холли, вспоминая свой кошмар, и вновь уплыла к реке, к отцу, к той жизни, которой уже никогда не будет.
Вашингтонский университет, Сиэтл
Среди истекающих потом полуголых посетителей индейской парной сидел Жеро, пытаясь обрести спокойствие, которого так и не достиг накануне. Отец не явился на ритуалы ночи Ламмас, едва ли не самую важную церемонию колдовского года, и пришлось все делать вдвоем с Илаем - а значит, впустую. Во-первых, они друг друга не выносят. Во-вторых, обязанность младшего брата - подстраховывать старшего во время ритуала, и Жеро пришлось в бессильной ярости наблюдать, как Илай превращает все в комедию, а в заключение еще и добавляет притворно суровым голосом: "Иди с миром. Черная месса завершена. Ха-ха!"
- Устал после вчерашнего? - спросила Кари.
Жеро не ответил: в парной разговаривать не принято, и Кари это прекрасно знала. Накануне она рассердилась за то, что он ушел, не взяв ее с собой, а теперь, очевидно, рассчитывала, что Жеро чувствует себя виноватым и расскажет какие-нибудь подробности. Вот только он не чувствовал ни капли вины.
- Расскажи мне, дорогой. Я как раз пишу статью о фольклоре, связанном со сбором урожая, - не сдавалась Кари.
Она выгнула спину, повела шеей, помахала руками, сгоняя жаркие клубы пара к груди: считалось, что пар очищает и снаружи, и изнутри. Жеро ненавидел попытки Кари привлечь внимание к своему телу и злился оттого, что они были не вполне безуспешны. Девушки вроде Кари хорошо знают, что мужчины - рабы своих желаний.
- Эй, потише, - запротестовал Кьялиш.
Кари, похоже, забыла о том, что она здесь - гостья, а хозяева в парной - Кьялиш, Эдди и Жеро… Впрочем, само помещение принадлежал Вашингтонскому университету.
- Извини! - Кари утомленно прикоснулась ко лбу. - Что-то мне сегодня слишком жарко, не могу сосредоточиться.
- Ты мешаешь, - настаивал Кьялиш.
- Ну ладно, тогда я пойду.
Она взглянула на Жеро, надеясь, что тот уйдет вместе с ней. Он покачал головой и пожал плечами, как бы говоря, что сейчас он не в настроении, но, может быть, потом… Кари успокоилась.
"Вечно у меня проблемы с отношениями", - размышлял Жеро.
Отец говорил, что ушедшая из семьи мать была женщиной слабой, пассивной и очень неуверенной в себе. Жеро, однако, сознавал, что для такого решительного поступка требуется сильная воля, и часто раздумывал о матери, не доверяя отцовской версии случившегося.
"Когда-нибудь я накоплю достаточно магической силы и сотворю заклинание, найду маму, узнаю, как у нее дела, спрошу, не жалеет ли он что оставила меня…"
Кари встала, пригнувшись под низким округлым потолком парной, прикоснулась к колену Жеро, шепотом попрощалась и вылезла наружу, тщательно застегнув за собой "липучки" клапана, закрывавшего вход.
Жеро вновь сосредоточился на горящих поленьях. Из-под полузакрытых век он смотрел в огонь, убаюкивая эмоции, расслабляя тело, замедляя дыхание. Он представлял, как жар и дым проникают в плоть и согревают ее, как запахи трав смешиваются с его сущностью, и часть его заново рождается здесь и сейчас. Жеро впитывал этот образ, как глотки воды, и избавлялся от мыслей о пропущенном ритуале, об отце и брате, о коллеже, о Кари, о том, как сложится его жизнь… Он отбросил все заботы, ставшие далекими и ненужными, и освободил разум от помех.
Камни на жаровне превратились в валуны, очаг стал огромным костром, поленья - поваленными деревьями. Дым закручивался, принимал чуждые ему формы, больше похожие на тотемы Эдди и Кьялиша: лосось, косатки, медведи со странами когтями. Повсюду сновали вороны, затем появились другие птицы, кружа в небе, заявленном языками пламени и клубами дыма. Два сокола стремительно взмыли к луне, навстречу друг другу, крича, лязгая клювами и хлопая крыльями с такой силой, что, казалось, само задымленное небо сотрясалось им в такт.
Сердце Жеро ухало в такт с биением крыльев, а потом звук изменился, стал похож на удары огромного барабана…
…Жеро оказался где-то в другом месте, не в парной, и сам он был кем-то другим, но похожим себя… его звали Жан, Жан Деверо…
Великая охота неслась по лесу под звуки барабанов. Гулкие удары напоминали Жану неумолимую барабанную дробь, сопровождающую казни.
"Смерть придет за каждым, но сейчас мы ее армия", - удовлетворенно подумал он.
Жан скакал на любимом боевом коне, Задире, возглавляя колонну охотников. На плече, как не терпеливый младший брат, сидел талисман их Круга, сокол Фантазм, крича в предвкушении обеда.
Барабанщики шли цепью впереди. Через Зеленый лес, обитель Бога в его воплощении царя природы и охоты, двигалась кавалькада Деверо: мелькали красно-зеленые ливреи, развевались горностаевые мантии, сверкали, переливались и вспыхивали на солнце алые драгоценности и златотканые плащи из Святой земли.
Жан надменно подал знак загонщикам, которые без устали колотили по кустам палками и стучали трещотками, поднимая из укрытий всевозможную дичь. Охотники пришпорили скакунов, размахивая окровавленными мечами и топорами. Охота шла уже много часов - и весьма успешно. Позади кавалькады слуги сгружали добычу на телеги; своры гончих, не меньше охотников одурманенные запахом крови, бесновались у повозок, натягивая поводки.
Герцог Лоран де Деверо, отец Жана, поравнялся с ним и, широко улыбнувшись, приветственно кивнул Фантазму, покачивая золотыми кистями на красном бархатном берете. Сокол закричал в ответ. Глава клана, в охотничьем костюме и горностаевой мантии, выглядел повзрослевшей копией сына: сверкающие темные глаза, густые брови, пышные темные волосы и борода, прямой нос, твердо очерченный рот. Жесткие, суровые лица мужчин рода Деверо не обещали ни снисхождения, ни нежности, ни тепла. Лица воинов и вождей… Личины демонов.
- Праздник будет великолепен, - удовлетворенно произнес герцог, взмахивая рукой в сторону добычи. - Мы покажем этим наглецам Каорам, как настоящие мужчины устраивают свадебный пир.
- И каковы они в супружеской постели, - с гордой улыбкой ответил Жан.
Герцог хлопнул сына по плечу.
- Между прочим, право первой ночи рань принадлежало главе ковена.
- А главенство в Круге получали, только пройдя смертный бой, - лукаво напомнил Жан, бросая на отца вызывающий взгляд.
- Верно подмечено! - Лоран от души расхохотался, не придавая значения брошенному вызову: пройдут долгие годы, прежде чем Жан унаследует все отцовские титулы - и рода, и ковена. - Сегодня великий день, сын мой. Приданое Каоров сделает нас самой богатой семьей Франции, а ваш с Изабо наследник с моей помощью станет королем.
- Ваше слово - закон, отец, - учтиво ответил Жан. От мысли о ночи с Изабо кровь вскипала в его жилах. - Я постараюсь.
- Мы наложили столько заклинаний, что к Белтайну у вас будет сын.
- Несомненно, Зеленый человек вознаградит нашу щедрость, - согласно кивнул Жан. - Мы возложим на его алтарь сегодняшнюю добычу.
Они улыбнулись друг другу, Лоран начертил рукой магический знак и подмигнул сыну. Почти в то же мгновение из-за купы каштанов появился загонщик, одетый в ало-зеленую ливрею Деверо, и объявил:
- Главная добыча!
- Внимание, внимание! Главная добыча! - прокричал главный ловчий, граф Ален дю Брюк. - Монсеньоры, дичь предназначена жениху!
Охотники одобрительно взревели. Барабаны грохотали, гончие лаяли. Жан отпустил поводья и поднял руки над головой, принимая всеобщее одобрение как должное. Задира фыркал и танцевал под седлом; в небе с кровожадными криками вился Фантазм. Жан вонзил шпоры в горячие бока жеребца, и тот величественно встал на дыбы.
Фантазм спланировал на голову коня.
- Спустить псов! - скомандовал Жан.
Заиграли трубы, где-то позади охотников спустили свору озверевших от голода собак, которые с визгом и лаем, уворачиваясь от конских ко бросились в лес. Жан последовал за ними, и сколько псов едва не угодили под мощные копыта Задиры.
Затем на прогалине появилась дичь - крестьянин лет шестнадцати. Жан удовлетворенно усмехнулся: молодой парень, в самом начале жизненного пути - хороший подарок Зеленому человеку; Бог леса наверняка вознаградит своего с наследником. Первый ребенок Каоров и Деверо должен быть мальчиком. Кто знает, сколько держится союз двух семей и удастся ли произвести на свет второго малыша…
Жан приблизился к жертве раньше собак. Завидев преследователя, парень испуганно метнулся в сторону. Фантазм с криком сорвался вслед за ним.
"Глупец! - со злобной радостью подумал Жан. - В Иерусалиме мой Задира загнал тысячное войско неверных, а этот истощенный раб надеется уйти от погони…"
Под одобрительные крики Жан пришпорил Задиру, поравнялся с парнем, обнажил меч, отпустил поводья и взмахнул оружием. Молодой крестьянин боязливо обернулся - и Жан одним взмахом клинка снес парню голову с плеч. Упираясь левой ногой в стремя, Жан Деверо, словно арабский кочевник, свесился с коня, на скаку подхватил с земли отрубленную голову и выпрямился в седле, воздев свой жуткий трофей. Собаки строили бешеную свалку над подергивающимся обезглавленным телом, привлеченные запахом крови, что хлестала из обрубка шеи. Жан взглянул в перепуганные глаза жертвы, где, казалось, еще теплилась жизнь, рассмеялся покойнику в лицо и выкрикнул:
- Твоя смерть принесет мне наследника, или я прокляну твою душу и оставлю ее дьяволу!
Глаза жертвы закатились, и Фантазм предъявил права на свою долю. Зрители восторженно аплодировали и наследнику, и талисману Круга.
- Отличная работа, сын мой! - провозгласил Лоран.
Жан перебросил окровавленный трофей отцу, помахал остальным и ускакал готовиться к бракосочетанию, оставив прочих крестьян на расправу другим охотникам.