Спасибо за подробные сведения, милая Бабетта.
Она смотрела на меня во все глаза.
– А меня постоянно уверяли, – проговорила она медленно, – что вы очень молоды, сэр Ричард, и потому подвержены…
– Чему?
Она отмахнулась.
– Да всему, чем страдают молодые рыцари. Слишком идеалистичны, слишком верны слову, слишком… в общем, слишком хороши.
– И вот тут-то, – сказал я скромно, – они и обманулись.
Она покачала головой.
– Я просто не знаю… Вы какое-то странное переплетение, сэр Ричард. Как при такой идеалистичности можно быть таким изворотливым и жестоким?
– Положение обязывает, – объяснил я смиренно. – Полагаю, ваш император тоже не всегда… идеалистичен?
Она сказала с заминкой:
– Священную особу императора обсуждать не будем. Не принято. Скажите, сэр Ричард, вы лично возглавите войско в походе на Гандерсгейм?
Я удивился:
– А как же иначе?
– Да так… зная вашу непоседливость. Хорошо, я рада, что помогла вам. Все-таки не будьте слишком жестоки к герцогу! Это человек огромного
ума и трудолюбия.
– Конечно, – заверил я, – конечно, милая Бабетта!
Она обняла и, прижавшись жаркой плотной грудью, влепила огненный поцелуй в губы. Я хотел стиснуть ее и утащить в постель, но Бабетта
засмеялась игриво и очень женственно:
– Нет-нет, у нас у обоих неотложные дела!
Я скатал в рулон лист после ее ухода, кликнул сэра Жерара. Он заглянул уже сонный, я подумал с раскаянием, что поступаю, как дядюшка Джо,
что любил работать по ночам, и из-за такой прихоти все чиновники по ночам были начеку.
– Сэр Жерар, – сказал я, – отоспитесь хорошенько. И не корите себя за эту женщину. Это вообще-то не совсем женщина.
Он охнул:
– Демон?
Я отмахнулся.
– Да они все демоны, если разобраться. Но оно нам надо, разбираться, что в них внутри?
– Спасибо, сэр Ричард!
– Не за что, – сказал я. – Идите спать.
– А вы?
– Немного прогуляюсь.
Мрачный стражник вздрогнул, вытянулся и бодро стукнул в землю тупым концом копья. Я прошел мимо, даже не бросив вельможное «вольно!»,
майордомы выше таких мелочей. Второй страж побежал вниз, грохоча сапогами по ступенькам, позвенел ключами, а когда я подошел, с усилием
отворил тяжелую дубовую дверь, окованную для прочности железными полосами.
За мной поспешили двое заплечных дел мастеров, угрюмые и молчаливые мужики с кожаными фартуками на груди, что делает их похожими на
кузнецов.
В подвале сыро и холодно, на стенах гадко блестит плесень, в дальнем углу на охапке соломы скорчился крупный нечесаный человек. Уже не
библейский бык, исполненный мощи, сейчас больше смахивает на раздобревшего крестьянина.
Он поднял голову, губы разбиты в кровь, на щеке ссадина, глаз наполовину заплыл, рубашка порвана. Видимо, здесь это считается жестокими
пытками.
– Герцог, – сказал я холодно, – вы обвиняетесь в государственной измене. У вас только один шанс спасти шкуру! Назвать имена всех
заговорщиков, рассказать подробно, кто располагает чем и какими силами. Кто их них готов выступить на вашей стороне, кто колеблется.
Учтите, ваши признания тщательно проверим и перепроверим, так что постарайтесь отвечать предельно правдиво.
Он прорычал злобно:
– Ничего вы не узнаете! А придет Кейдан, вздернет вас…
– Кейдан, – повторил я, – как грубо. Трудно ли назвать Его Величеством?
Он фыркнул:
– А зачем? Здесь его нет.
– Понятно, – сказал я.
Трудно ли назвать Его Величеством?
Он фыркнул:
– А зачем? Здесь его нет.
– Понятно, – сказал я. – Своего короля вы очень уважаете, это заметно. Все-таки советую назвать все имена, иначе будут применены… гм…
словом, начнется допрос третьей степени.
Он буркнул настороженно:
– Что за…
Не отвечая, я заглянул в соседнюю комнату. Вдоль двух стен расположены орудия пыток, которые расписываются, как ужасные. Выглядят в самом
деле устрашающе. Возможно, служат именно для того, чтобы виновный сразу дрогнул и во всем признался. Но герцогу их уже демонстрировали, а
он, хоть и мерзавец, но человек отважный и стойкий.
Старший из палачей взял в руки огромные клещи. Судя по зубцам, предназначены вырывать куски мяса. Зрелище, конечно, ужасное, но любая
кровопотеря ослабляет чувствительность, этого не знают сии простые и простодушные дознаватели истины.
– Прикуйте к стене, – велел я.
Герцога подхватили под руки и потащили к стене. Он даже не вырывался, бережет силы, только смотрел с угрюмой ненавистью.
Двое взялись за цепи, я остановил:
– Погодите!.. Даже эти лохмотья не стоит пачкать кровью.
Ухмыляясь, с него сорвали одежду. Герцог перестал рычать и стал как будто меньше в объеме. Лишь женщинам прибавляет сил, когда с них
мужчины срывают одежду, у них инстинктивная вера, что вид их обнаженного тела как-то смягчит или спасет, но раздетые насильно мужчины
чувствуют стыд и унижение, для них любая одежда – те же доспехи.
– А вот теперь к стене, – сказал я.
Герцог вскинул голову, в глазах ненависть, стойкая сволочь, другой бы уже начал торговаться, чтобы продать своих подороже, получить земли и
владения обратно.
Палач взял в руки клещи, я остановил жестом.
– Нет-нет, мы же не звери, разве христиан радует вид пролитой крови? Начтите с чего-нибудь попроще… Например, просто бейте вот по этому
месту… Обыкновенным прутиком. Можно палкой. В конце концов, поленом. С перерывами… Давайте отдохнуть.
Палач посмотрел, положил клещи на место и вытащил из кучи хвороста суковатую палку.
– Уже сегодня, – сказал он со злобной усмешкой, – станет непригодным для женитьбы.
– И детей больше не заведет, – добавил его помощник.
Герцог медленно бледнел, в глазах впервые появился страх. Помощник палача вытащил из той же кучи длинную хворостину, с задумчивым видом
попробовал ее на гибкость. Герцог вздрогнул и дернулся, цепи зазвенели.
Палач уставился на его гениталии, улыбка стала шире, как у голодного крокодила, а пальцы крепче сжали палку.
Я направился к выходу, бросив через плечо:
– Не забывайте давать передышку. Пусть висит и представляет, как вот-вот снова получит порцию счастья. Ожидание пытки – худшая из пыток.
Это, как говорят знатоки, четвертая степень.
На другой день примчавшийся слуга сообщил торопливо, что схваченный преступник умоляет, чтобы его выслушали и приняли последнюю исповедь.
– Хорошо, – сказал я. – Я сам ее приму.
– Он просил священника…
– Будет ему священник, – пообещал я. – Еще как будет.
– Но…
– Я паладин, – оборвал я. – Имею право.
Герцог висит на цепях, как тряпичная кукла. Я старался не смотреть на те синие, до черноты раздутые места, куда палачи направляли удары,
сказал с ходу:
– Итак, давайте поставим все на свои места. Вы возжелали поднять мятеж вовсе не ради верности королю Кейдану.
Он прохрипел:
– Да…
– Что вы хотели?
– Мечтал отделить свои земли, – проговорил он с трудом.