Все изменилось, когда Дмитрий Клоков и другие «техасские рейнджеры» поднялись на борт судна. Уже в тот момент его кольнуло неприятное
предчувствие: их всех подвели к трапу так, что невозможно было прочитать название корабля. Команда тоже не отличалась разговорчивостью –
она просто исчезла с палубы, словно повинуясь неведомому приказу.
Остался лишь один человек, располагавший скудной информацией о том, что и как надо делать. «Георгий Салидзе», – так он представился. И еще
добавил: «Бригадир рабочей группы». Высокий, черноволосый и чернобровый, с горбинкой на носу. На вопросы Жора отвечал уклончиво, часто
вместо комментариев улыбался, словно это движение губ было лучшим ответом на все.
Корабль вышел в море вскоре после того, как бригада оказалась на борту. Всех новобранцев настойчиво попросили спуститься с палубы вниз, в
отведенные помещения. Сделано это было устами того же Салидзе. Жора показал три каюты, предназначенные для завербованных рабочих. Самое
любопытное и неприятное заключалось в том, что второй выход из отсека был заблокирован. Пройти дальше по корабельным коридорам не
представлялось возможным: только вверх по трапу, на палубу, находиться на которой было запрещено.
Волей-неволей пришлось занять место «согласно купленным билетам» и познакомиться с будущими коллегами.
Это знакомство шокировало Диму Клокова. Всего наемных рабочих насчитывалось около полутора десятков. В первой, самой большой каюте пятеро
мужиков отчаянно резались в карты. Непарламентские выражения то и дело слетали с их губ. Причем (что особенно неприятно поразило Диму) они
обращались друг к другу исключительно по «кликухам». Бывший студент догадался, что эти люди имели за спиной ходку на зону и, возможно, не
одну.
Две другие каюты, выделенные наемным рабочим, оказались меньшего размера. В одной из них, рассчитанной на четырех человек, все места были
заняты. Двое храпели на койках, а уже знакомый Клокову Георгий Салидзе сидел за столом, разгадывая кроссворд. Он лишь неприветливо вскинул
глаза на рыжеволосого парня, когда тот появился в дверях каюты, и тут же снова уткнулся носом в страницы потрепанного журнала. Четвертый
«сотоварищ» испугал Дмитрия побольше зэков – огромный мужик ростом под метр девяносто, бритоголовый, с перебитым носом, сидел на койке,
вытянув ноги. Он таращился в стену прямо перед собой и на Диму даже не взглянул.
– Слышь, Клоков, – неожиданно сказал Салидзе. – Как правильно писать: «камплемент» или «камплимент», а?
– Ком-пли-мент, – по слогам произнес Дима, внутренне содрогаясь.
«И это наш бригадир? – подумал он. – Боже мой, если нами будет руководить такой неграмотный человек, что мы там вообще наработаем?!»
Верзила, тупо смотревший в стену, вдруг зевнул и повернулся к Клокову.
– Эй, малой! – сказал он. – Грамотный, што ли? Из большого города?
Дмитрий ничего не ответил, хотя его губы невольно скривились в усмешке. Но детина это заметил, и Димина ухмылка ему явно не понравилась.
– Трава есть, рыжий? – меняя тему разговора, спросил он.
– Про траву можешь забыть, Лишнев, – пробормотал Салидзе, продолжая разгадывать кроссворд.
– Да ладно тебе, – хрустнув набитыми костяшками, гоготнул бритоголовый верзила. – Могу я коллегу спросить, что у него есть, кроме
аппетитных бедер?
Кровь ударила в лицо Дмитрия, горячей волной прокатилась по щекам.
– Могу я коллегу спросить, что у него есть, кроме
аппетитных бедер?
Кровь ударила в лицо Дмитрия, горячей волной прокатилась по щекам. Он прекрасно понял, что верзила нарывается на скандал. Точнее, на драку.
В которой, конечно же, без труда одолеет его, Клокова.
Это было не просто неприятно – унизительно. Начинать карьеру на новом месте с потасовки, в которой у тебя нет шансов на победу. Начинать
работу с поражения…
– Краснеет, как целка! – хохотнул верзила, понимающе глядя в глаза Дмитрию.
Он не был таким тупым, каким хотел казаться. Отлично знал, что чувствует невысокий рыжеволосый паренек. И, понимая это, забавлялся Диминой
растерянностью.
– Лишнев, про траву можешь забыть! И точка! Не о чем говорить! – сердито повторил Салидзе, бросив короткий взгляд на Клокова, который
застыл в проходе.
Бригадир моментально оценил ситуацию и, желая погасить конфликт в зародыше, стал «давить» именно Лишнева.
– Слышьте, там, в трюме… – вдруг раздался сонный голос с верхней койки. – Кончайте базар, а? Дайте поспать человеку.
– А ночью ты что делать будешь? – с любопытством спросил Лишнев. – Я, например, спать собираюсь. И не хочу, чтобы какие-то духи шатались по
каюте.
– Сам ты дух, Костя, – добродушно отозвалась верхняя полка. – Ночью я тоже буду спать. Двое суток в дороге, дай в себя прийти.
– Ладно, уговорил. – Лишнев замолчал и снова уставился в стену. То ли потому, что потерял интерес к Клокову, то ли потому, что относился к
отдыхавшему наверху человеку с гораздо большим уважением, нежели к выпускнику питерского вуза.
– Ночью тоже будем плыть? – забыв про обиду, спросил у Салидзе Дима.
Он никак не ожидал, что путешествие по морю продлится так долго.
– По морю не плавают, ходют, – отозвался Жора.
– Ходят, – поправил Клоков. И не утерпел: – А когда на место прибудем?
Манера Георгия Салидзе не отвечать на вопросы выводила его из равновесия.
– Когда я скажу, что пора вылезать наверх с вещами, – вот тогда и прибудем.
– С вещами на выход! – донеслось из соседней каюты. Словно кто-то подслушал разговор.
И тут же загоготало сразу несколько человек.
– Слышь, парень, – вновь «ожила» верхняя койка. – Ты… это… шагай к себе. Отдыхай покудова. Надо будет – старший прикажет.
– Могу я знать, сколько нам по морю плыть… идти? – резко спросил Клоков, и на его щеках вновь проступили красные пятна. – Что за порядки?!
– Ступай на место! Понял, да?! – черные глаза Салидзе смотрели на Диму в упор. Клоков, несколько секунд «поборовшись» с бригадиром, отвел
взгляд. Он проиграл по всем статьям. И ответов на вопросы не получил…
Третья каюта оказалась самой тихой и спокойной. Возможно, это было единственное место на корабле, которое напоминало Дмитрию привычную
среду. В ней, кроме самого Клокова, находились двое. Один – парнишка из-под Казани Саша Гарин – казался в этой компании таким же чужим, как
и Дима. Молодой, даже моложе Клокова, светловолосый, с голубыми глазами, он сидел у стены, молча глядя перед собой. Чем-то его поза
напоминала позу верзилы-Лишнева, вот только Гарин не просил травы.