- Завязал. Спасибо
вам, капитан, глаза у меня тогда открылись. Если бы не вы...
- Что в предзоннике делал?
- Как что? Я там работаю. Два года уже.
Ичтобызакончитьэтотнеприятныйразговор,вынимаюясвое
удостоверение и предъявляю его капитану Квотербладу. Он взял мою книжечку,
перелистал, каждую страничку, каждую печать просто-таки обнюхал,чутьли
не облизал. Возвращает мне книжечку, а сам доволен, глазаразгорелись,и
даже зарумянился.
- Извини, - говорит, - Шухарт. Не ожидал. Значит,-говорит,-не
прошли для тебя мои советы даром.Чтож,этопрекрасно.Хочешьверь,
хочешь не верь, а яещетогдапредполагал,чтоизтебятолкдолжен
получиться. Не допускал я, чтобы такой парень...
И пошел, и пошел. Ну, думаю, вылечил я еще одного меланхолика себе на
голову, а сам, конечно, слушаю, глаза смущенно опускаю, поддакиваю, руками
развожу и даже, помнится,ножкойзастенчивоэтакпанельковыряю.Эти
громилы у капитана заспинойпослушали-послушали,замутилоих,видно,
гляжу потопали прочь, где веселее.Акапитанзнаймнеоперспективах
излагает: ученье,мол,свет,неученьетьмакромешная,господь,мол,
честный трудлюбитиценит,-вобщем,несетонэтуразнузданную
тягомотину, которой нас священник в тюрьме каждоевоскресеньетравил.А
мне выпить хочется, никакого терпежу нет.Ничего,думаю,Рэд,этоты,
браток, тоже выдержишь. Надо, Рэд, терпи! Не сможет он долговтакомже
темпе, вот ужеизадыхатьсяначал...Тут,намоесчастье,однаиз
патрульныхмашинприняласьсигналить.КапитанКвотербладоглянулся,
крякнул с досадой и протягивает мне руку.
- Ну что ж, - говорит. -Радбылстобойпознакомиться,честный
человек Шухарт. С удовольствием бы опрокинул стобойстаканчиквчесть
такого знакомства. Крепкого, правда, мненельзя,доктораневелят,но
пивка бы я с тобой выпил. Да вот видишь - служба! Ну,ещевстретимся,-
говорит.
Не приведи господь, думаю. Но ручку ему пожимаю и продолжаюкраснеть
и делать ножкой, - все, как ему хочется. Потом он ушел наконец, аячуть
ли не стрелой в "Боржч".
В "Боржче" вэтовремяпусто.Эрнестстоитзастойкой,бокалы
протирает и смотрит их на свет. Удивительная, между прочим, вещь:какни
придешь, вечно эти бармены бокалы протирают, словно у них от этого зависит
спасение души. Вот так и будет стоятьхотьцелыйдень,возьметбокал,
прищурится,посмотритнасвет,подышитнанегоидавайтереть:
потрет-потрет,опятьпосмотрит,теперьужечерездонышко,иопять
тереть...
- Здорово, Эрни! - говорю. - Хватит тебе его мучить, дыру протрешь!
Поглядел он на меня через бокал, пробурчал что-то, будто животом,и,
не говоря лишнегослова,наливаетмненачетырепальцакрепкого.
..
- Здорово, Эрни! - говорю. - Хватит тебе его мучить, дыру протрешь!
Поглядел он на меня через бокал, пробурчал что-то, будто животом,и,
не говоря лишнегослова,наливаетмненачетырепальцакрепкого.Я
взгромоздился на табурет, глотнул, зажмурился,головойпомоталиопять
глотнул.Холодильникпощелкивает,измузыкальногоавтоматадоносится
какое-тотихоепиликанье.Эрнестсопитвочереднойбокал,хорошо,
спокойно... Я допил, поставил бокалнастойку,иЭрнестбеззадержки
наливает мне еще на четыре пальца прозрачного.
- Ну что, полегче стало? - бурчит. - Оттаял, сталкер?
- Ты знай себе три, - говорю. - Знаешь, одинтер-теризлогодуха
вызвал. Жил потом в свое удовольствие.
- Это кто же такой? - спрашивает Эрни с недоверием.
- Да был такой бармен здесь, - отвечаю. - Еще до тебя.
- Ну и что?
- Да ничего. Ты думаешь, почему Посещение было?Терон,тер...Ты
думаешь, кто нас посетил, а?
- Трепло ты, - говорит Эрни с одобрением.
Вышел он на кухню и вернулсястарелкой,жареныхсосисокпринес.
Тарелку поставил передо мной, пододвинул кетчуп, а самсновазабокалы.
Эрнест свое дело знает. Глаз у него наметанный, сразу видит,чтосталкер
из Зоны, что хабар будет, и знает Эрни, чегосталкерупослеЗонынадо.
Свой человек Эрни! Благодетель.
Доевши сосиски, я закурил и стал прикидывать, сколькожеЭрнестна
нашем брате зарабатывает. Какие цены на хабар вЕвропе,янезнаю,но
краем уха слышал, что "пустышка", например, идет там чуть ли не задвес
половиной тысячи, а Эрни дает нам всего четыреста. "Батарейки"тамстоят
не меньше ста, а мы получаем от силы по двадцать. Наверное, и все прочее в
том же духе. Правда, переправитьхабарвЕвропутоже,конечно,денег
стоит. Тому на лапу, этому на лапу, начальник станции наверняка унихна
содержании...Вобщем,еслиподумать,нетакужмногоЭрнести
заколачивает, процентов пятнадцать-двадцать, не больше, а еслипопадется,
десять лет каторги ему обеспечено...
Тут мои благочестивые размышления прерывает какой-то вежливый тип.Я
даже не слыхал, как он вошел. Объявляется он возле моего правоголоктяи
спрашивает:
- Разрешите?
- О чем речь! - говорю. - Прошу.
Маленький такой, худенький, свостренькимносикомипригалстуке
бабочкой. Фотокарточка его вроде мне знакома, где-то я его ужевидел,но
где - не помню. Залез он на табурет рядом и говорит Эрнесту:
- Бурбон, пожалуйста! - и сразу же ко мне: - Простите, кажется, я вас
знаю. Вы в Международном институте работаете, так?
- Да, - говорю. - А вы?
Он ловко выхватывает из кармашка визитку и кладет передо мной. Читаю:
"Алоиз Макно, полномочный агент Бюро эмиграции".