Арахисы
В бытность мою мальчиком, некоторое время после того,какумерлимои
родители, я жил с дедом, а он оказался одним изсамыхподлыхимерзких
стариков, какие только встречаются на свете. Да вот встретиться с таким не
хотелось бы никому. У него был старый домик, но в этойстаринеполностью
отсутствовали всякий уют и привлекательность; там пахло керосином,свиным
салом, осыпающимися стенами и грязной одеждой. Он являлся владельцем одной
из, вероятно, самых обширных во всей тамошнейокругеколлекцийжестяных
банок, наполненных свиным салом. Я думаю,онбоялся,чтооднаждыэтот
жизненно важный предмет потреблениястанетдефицитом,и,чертпобери,
постарался, чтобы его это не застигло врасплох.
В старой грязной кухне стояли две плиты, керосиновая и дровяная, и хотя
сухих кустов и бревен среди зарослей за домом хватило бы, чтобы отапливать
дом годами, он был чертовски ленивинежелалмахатьтопором.Таже
история с одеждой. Вместо того,чтобыплатитькакой-нибудьженщинеза
стирку или, упаси Господи, заняться ею самому,онпростокопилгрязную
одежду, а потом перебиралее,ещеиещеразпускаявходнаименее
запачканную. Время от времени доходило, наконец, дотого,чтониктоиз
детей не соглашался больше сидеть рядом со мной, и тогда учитель обращался
к соседкам, и одна из тех, у когоимеласьстиральнаямашинастаринного
образца, работавшая на бензине, заходила кнамвместескем-нибудьиз
своих детей, прихватив с собой тачку и пару бельевых корзин.
- Не понимаю, как это можно доводитьвещидотакогосостояния,м-р
Харкнесс, - как правило, говорила она, сморщив нос и дыша ртом.-Ну-ка,
грузите эти вещи, да я их вам выстираю. Бога ради,покаонинавасне
_загноились_! Вы же обаглазомморгнутьнеуспеете,какокажетесьв
_чумном_ бараке. Господи помилуй!
И тогда старый кусок дерьма принимался хроматьподому,прикидываясь
немощным, хотя на самом деле двигался с проворствомямайскойзмеи,если
хотел; он хмурился, понукая меня жестамивзятьсязаделоибыстренько
вынести одежду, а все это время скулил что-нибудь вроде: "Уж,конечно,я
вам очень благодарен, мисс Уоллаби..." или как еетам,кчерту,звали.
"Просто не знаю, как бы мы жили, не будь у нас соседей,какговоритсяв
Божьей Книге. Я - просто бедный больной старик, и этот пареньмненепо
силам, такая на меня обуза свалилась на закате дней, и этонесправедливо,
сил моих на него нету, нету, мэм, говорю: он меня вгробвгонит,потому
как он трудиться не желает и ничего не слушает, и мне неподчиняется".И
так далее, и тому подобное.
Затем, стоило ей удалиться за пределы слуха и зрения, как он усаживался
в свое кресло с продавленным сидением и начиналсамодовольноухмыляться,
смеяться и распространяться о том, как он всех обвел вокруг пальца, это уж
точно.
- Надо просто взять и подождать, сколько потребуется,поканепойдут
слухи, и, парень, обязательно подвернется какой-нибудьнесчастныйдурак,
который сделает всю работу! Что ж,янепротив.
Пускай.Имдлядуши
полезно. - И он гоготал и ржал, и сок жевательного табака"Эппл"поганил
ему старые грязные усы.
У него не было ни стыда, ни гордости. Посылал меня выпрашивать еду. Все
время это делал, хотя для бутлеггера у него деньги находились. Иворовать
тоже посылал: "Парень, только не говори, будто тебенехочется.Этоже
проще простого. У тебя в карманекурткиестьтасамаястараябольшая
дырка, и от тебя только и требуется, что сунуть в карман банку сардинили
банку свинины сбобами,чтобыоназавалиласьзаподкладку,апотом
просто-напросто взять себе и выйти неторопливо на улицу, держа обе рукиу
всех на виду. Парень, обе руки на виду у всех. Так что,парень,ненадо
говорить, будто тебе _не хочется_. Есть-то тебе хочется, верно?"
Он уже все тут обмыслил.Вороватьв"ЭйиПи"[компания,которой
принадлежит широкая сеть продовольственных магазинов]-делосовершенно
правое, потому что "ЭйиПи"-монополия.Исовершенноправоедело
воровать у Ах Квонга, потому что Ах Квонг-китаец:"Съедаетгорсточку
риса вденьдарыбьюголову,парень,иживетсебе,апотомумы,
американцы, не можем с ним конкурировать".
Так он все и говорил без умолку, а однажды, когда я "делалпокупки"в
магазине "И-довольствие", старый Ах Квонгпоманилменяксебе.Ятак
испугался, что чуть не обделался. Я был уверен, что старый АхКвонгдаст
мне топориком по голове, потому что раскусил меня, но он просто сунулмне
в руки пакет. "Отдай своему дедусе", - сказал он. Я взял пакет ипустился
чуть ли не наутек.
В пакете оказался мешочек с рыбьими головами и мешочек с рисом.
Думаете, ему стало стыдно?
- Клянусь бабульками,парень,-сказалон,облизываясвоистарые
слюнявые губы, - мы сделаем похлебку. Изрыбьихголовполучаетсясамая
лучшая похлебка. Рис - это тоже хорошо. Рис - это штука,котораяздорово
легко укладывается в желудке.
Он утверждал, будто получил ранениевиспано-американскойвойне,но
политики его надули и пенсию не дали. Он утверждал, будто ездил на Юкон за
золотом. Он утверждал, будто был инженером-железнодорожником, он утверждал
и то и се, но, по мере того как я подрастал, становилосьвсеясней,что
это вранье, просто вранье. Ему прощебылоподнапрячьсяисоврать,чем
сказать не требующую напряжения правду. Но до меняэтокак-тонесразу
дошло.
Называя его подлым, я имею в виду то самое: _подлым_ он был. То есть не
так, чтобы он когда-нибудь меня по-настоящему бил. Конечно, емухотелось,
иной раз он прямо-таки дрожал от желания поколотить меня,ихваталсяза
ремень, и орал, и ругался. Только он боялся, потомучтомнеисполнилось
всего лет десять, но я был здорово большой для своего возраста и все время
становился еще больше, и к тому же у менявсезубыбылинаместе.Он
понимал, что через несколько лет я совсем вырасту, смогу дать ему отпори
просто растоптать его.