Инферны предпочитают белок в зубах и когтях.
– Ну, давай рассказывай, что тебе известно, – сказала Ласи.
– Ладно. – Я откашлялся. – На самом деле я не родственник Морганы.
– Это и ежу ясно.
Я нахмурился, поскольку рассчитывал совсем на другую реакцию.
– Но я разыскиваю ее.
И снова:
– Это тоже ясно. Ты типа частного детектива, да? Или получившего отставку бой‑френда, преследующего свою подружку?
– Нет. Я работаю на город.
– Кэл, – усмехнулась Ласи, – ты не коп. Непонятно, как она пришла к такому выводу, но оспаривать его я не хотел.
– Нет, не коп. Я работаю на Министерство здравоохранения и психической гигиены. Служба контроля заболеваний, распространяемых половым путем.
– Половым путем? – Она вскинула бровь. – Постой‑ка. Ты точно не преследуешь ее?
Я достал бумажник и раскрыл его, продемонстрировав один из тех предметов, которые сегодня утром получил в Ночном Дозоре. У нас есть машина, которая выплевывает ламинированные удостоверения личности и жетоны от имени дюжин городских агентств, как реальных, так и воображаемых. Этот посеребренный жетон производил сильное впечатление с идущими по низу словами «Санитарный врач». Рядом с ним легло удостоверение личности с сурово взирающей фотографией.
Мгновение она пристально вглядывалась в него, а потом заявила:
– На этой фотографии ты в той же футболке, что сегодня.
Я замер, осознав, что да, с утра не изменился. Не придумав ничего лучше, я перевел взгляд на свою футболку и сказал:
– Что? Она тебе не нравится?
– Не особенно. Так что это за работа? Ты выслеживаешь людей, распространяющих триппер, и арестовываешь их?
Я откашлялся и отодвинул пустую тарелку.
– Ладно, вот как все это происходит. Примерно год назад мне сообщили об одном заболевании. М‑м‑м… Нет, лучше представить это дело по‑другому – меня прикрепили к носителю одного заболевания. Я отслеживаю всех его сексуальных партнеров, уговариваю их пройти проверку, потом нахожу их сексуальных партнеров и так далее. Я просто иду туда, куда меня ведет цепочка заболеваний, по дороге информируя об этом людей. Иногда мне не удается получить о ком‑нибудь достаточно информации. Тогда я какое‑то время болтаюсь поблизости, выискиваю, высматриваю, примерно как этой ночью. Если уж на то пошло, я даже не знаю фамилии Морганы. – Я вопросительно, с надеждой в сердце вскинул брови. Ласи пожала плечами.
– Я тоже. Давай поставим вопрос прямо: значит, ты сообщаешь людям, что у них половое заболевание? Это и есть твоя работа, парень?
– Нет, это делают врачи. Мне позволено лишь сказать им, что они в группе риска. Потом я стараюсь добиться с их стороны сотрудничества и сообщить мне список людей, с которыми они спали. Кто‑то же должен делать это.
– Наверное. И все же…
– Я потратил целый год, отслеживая результаты… в смысле, тех, кого инфицировал этот конкретный носитель.
Я улыбнулся, довольный хитроумием своей «легенды». Соль в том, что именно так я и работаю, ха!
– Вот это да! – сказала Ласи, широко распахнув глаза.
Чем больше я думал об этом, тем более крутой казалась придуманная мной версия работы. Негласная, в интересах общества, окруженная атмосферой тайны и человеческой трагедии. Один из тех видов деятельности, где приходится сталкиваться с грубой реальностью жизни и быть хорошим слушателем. Сейчас Ласи должна решить, что я старше, чем выгляжу, – ближе к ее возрасту – и, скорее всего, умен не по годам.
Принесли картофельный салат, она съела немного и спросила:
– Так что у тебя за болезнь?
– У меня? Я не говорил, что болен.
– Какое заболевание ты отслеживаешь, парень?
– А‑а. Ну да. Не имею права разглашать. Конфиденциальность. У нас тоже есть своя этика.
– Не сомневаюсь. – Она прищурилась. – Поэтому ты и не хотел говорить в присутствии моих друзей?
Я кивнул. Придуманная мной версия превосходно расставляла все по своим местам. Она положила вилку.
– Видимо, это одно из тех передаваемых половым путем заболеваний, которое заставляет людей писать кровью на стене?
Я сглотнул; возникла мысль, что, может, у моей «легенды» не все концы с концами сходятся.
– Ну, некоторые половые заболевания вызывают слабоумие. Сифилис на поздних стадиях, например, сводит людей с ума. Он пожирает мозг. Хотя вовсе не обязательно, что в данном случае речь идет о сифилисе.
– Подожди‑ка, Кэл. По‑твоему, все жильцы на седьмом этаже моего дома спали друг с другом? И у них развилось слабоумие? – Она состроила гримасу своему салату. – Как, по твоему опыту, часто такое случается?
– М‑м‑м… Случается. Некоторые половые заболевания приводят к… сексуальной распущенности. Ну, типа того. – Я почувствовал, что моя «легенда» начинает трещать по швам, и подавил настойчивое желание сослаться на бешенство (что было бы даже близко к правде, если учесть пену изо рта и укусы). – Конкретно сейчас я не могу с уверенностью сказать, что именно там произошло. Однако моя работа состоит в том, чтобы выяснить, куда переехали все эти люди, в особенности если они инфицированы.
– И почему домовладелец скрывает это.
– Да, поскольку все это связано с твоей странной арендной платой.
Она вскинула руки:
– Эй, учти, я понятия не имела, что вы там занимаетесь спасением мира. Я просто думала, что ты бывший бой‑френд, преследующий свою подружку, или психованный родственник, или кто‑нибудь в этом роде. Но я рада, что вы хорошие парни, и хочу помочь. Дело не просто в моей арендной плате, знаешь ли. Я вынуждена жить с этой штукой на стене.
Я подчеркнуто властным жестом поставил кофейную чашку.
– Хорошо. Я рад принять твою помощь. И благодарю тебя от своего имени и от имени города.
Фактически я был рад, что с помощью своей «легенды» сумел преодолеть подозрительность Ласи. Реально я никогда прежде не работал под прикрытием – ложь не мой конек. Она нахмурилась и съела немного картофельного салата, а я задумался, будет ли помощь Ласи стоить того, чтобы вовлекать ее в такую передрягу. Пока она казалась чересчур проницательной, чтобы чувствовать себя спокойно. Однако проницательность – это не так уж и плохо. Иметь сообразительного человека на седьмом этаже совсем не повредит.
И, честно говоря, мне было приятно ее общество, в особенности то, как откровенно она высказывала свои мысли и мнения. Для меня, конечно, непозволительная роскошь, но совсем неплохо – слушать, как Ласи озвучивает подозрения, зарождающиеся в моей собственной голове. По крайней мере, это спасало меня от паранойи: а что, собственно, у нее на уме?
Однако превыше всего я ощутил способность полностью контролировать себя, общаясь с приятной женщиной и не страдая ежесекундно от сексуальных фантазий. Может, раз в несколько минут или около того, но ведь известно, человек сначала ползает, а уже потом начинает ходить.
– Парень, чего это ты все время почесываешь запястье?
– Я? Вот дерьмо!
– Нет, правда, какого черта, Кэл? Оно все красное.
– М‑м‑м, это просто… – Я обшарил свою мысленную базу данных в поисках кожных паразитов и выпалил: – Голубиный клещ!
– Голубиный что?
– Ну, знаешь… когда голуби садятся на окно и стряхивают перья? Иногда вместе с ними отлетают крошечные клещи и попадают на подушку.