Шагах в сорока — пятидесяти от тракта, за рядами чужеродных растений и завернутых в саваны пугал виднелись развалины. От квадратной башни уцелела одна стена, поднимавшаяся на высоту человеческого роста. Громадные камни были сложены без раствора. На стене выросли деревья невиданной Нимандером разновидности, они выпустили длинные, извитые корни до самой земли. Голые ветви торчали горизонтально во все стороны; их покрывали редкие кожистые листья.
Ненанда остановил повозку, и все Тисте Анди принялись глазеть на привлекшие внимание Каллора руины.
— Выглядят старыми, — сказал Скиньтик, подмигнув Нимандеру.
— Джагутские, — отозвался Каллор и направился к руинам. Нимандер и Скиньтик увязались следом.
Борозды на поле были сухими и серыми, зловещие растения — мертвыми. Куда-то делись даже тучи насекомых.
Каллор полез было между трупами, но места оказалось недостаточно; тогда он толкнул колья руками. Поднялась пыль, когда пугала зашатались и упали на землю. Воин прошел мимо.
— Можно надеяться, — шепнул Скиньтик, когда они с Нимандером шагнули в проход.
— На что?
— Он может решить, что Умирающий Бог ему не нравится. Задумает что-нибудь с ним сделать.
— Думаешь, он так хорош?
Скиньтик искоса поглядел на него: — Когда он говорил, что был союзником Аномандера и тех, других, это звучало не так, что он был солдатом или младшим офицером в их армии.
Нимандер нахмурился и покачал головой.
Скиньтик посвистел сквозь зубы и, наконец, сказал: — Скорее… равным.
«Да, похоже. Но это не имеет значения, Скинь. Он нам не помощник». — Я бы не надеялся. Скорее он решит сделать что-то свое, но это нам поможет. Биться об заклад не стал бы.
Подойдя близко к развалинам, они замолчали. Даже разрушенная, башня выглядела величественной. Воздух вокруг казался зернистым, каким-то хрупким, зловеще — холодным, несмотря на жаркое солнце.
На высокой стене оставалась секция перекрытия, висевшая без видимой опоры и бросавшая глубокую тень на земляной пол. В ближайшей стене виднелись остатки узкой арки. Прямо около входа стоял пузатый горшок с несколькими чахлыми пониклыми цветочками, столь неуместными в атмосфере запустения, что Нимандер мог лишь недоумевающе взирать на них. Каллор подошел в проему, снял толстую перчатку и постучал по оплетенной корнями боковине. — Ты примешь нас? — спросил он громко.
Изнутри раздался фыркающий звук, а потом хриплый голос: — А должен?
— Лед давно ушел, Джагут. Равнины вокруг пусты и бесплодны. Даже прах Т’лан Имассов унесло ветром. Ты знаешь хоть что-то о мире, который так долго игнорируешь?
— Знаю? Ничего не меняется.
Каллор послал Нимандеру и Скиньтику довольную улыбку и снова поглядел на проем. — Пригласишь нас, Джагут? Я Верховный…
— Я знаю, кто ты такой, О Лорд Тщеты. Правитель Мертвых Земель. Рожденный для славы и проклятый уничтожать ее. Убийца Мечты. Осквернитель…
— Ладно, хватит. Зато я не живу в развалинах.
— Да, ты просто оставляешь их за собой, Каллор. Входи же, а с тобой и двое Других. Я привечу вас как гостей, то есть не стану выдавливать жизнь и пожирать души под раскаты хохота. Вместо всего этого я заварю вам чаю.
Нимандер и Скиньтик проследовали за Каллором во тьму внутри развалин.
Воздух внутри помещения из двух стен был холодным, камни покрылись коростой инея. На месте двух разрушенных стен поднимались тусклые черные барьеры из неведомой субстанции, и долгий взгляд на них вызывал головокружение — Нимандер чуть не пошел к ним, но крепкая рука друга удержала его. — Не обращай внимания на лед, — шепнул Скиньтик.
Лед, точно, это был он.
Лед, точно, это был он. Необычайно прозрачный лед…
У очажка согнулся некто, вертящий в длиннопалых руках почерневший чайник. — Боюсь, я съел последние крохи печенья. — Слова равнодушно выплывали из — под полей обвислой черной шляпы. — Почти все проходят мимо. Не видят ничего интересного. Никто не приходит, чтобы полюбоваться моим садом.
— Вашим садом? — спросил Скиньтик.
— Да. Знаю, он маленький. Скромный.
— Горшок с парой цветков.
— Точно так. Удобно. Чуть побольше, и прополка сорняков сведет меня с ума.
— Занимая все время, — прокомментировал Каллор, озираясь.
— Точно так.
Кроватью Джагуту служил длинный камень, аккуратно застеленный белыми шкурами. Рядом стоял потемневший письменный стол, около него кресло с высокой, обтянутой оленьей кожей спинкой. В нише самой высокой стены виднелся окисленный до черноты серебряный подсвечник о трех ножках. Восковые свечи уже оплыли, образовав лужицу. Около этого алтаря стоял огромный меч в ножнах — рукоять была длиннее детской руки. Оружие было покрыто паутиной.
— Ты знаешь мое имя, — заявил Каллор. — Но твоего я так и не услышал.
— Верно.
В голосе Каллора послышалось что-то опасное: — Я хотел бы узнать имя хозяина дома.
— Однажды, очень давно, ко мне приходил бог — волк. Скажи, Каллор, ты понимаешь сущность зверобогов? Нет, разумеется. Ты всего лишь зверь с неприлично развитым чутьем — неприличный зверь, короче говоря. Как получилось, что самые древние из богов были, все до одного, зверями?
— Такой вопрос меня не интересует.
— А ответ?
— Он у тебя есть?
Руки протянулись и сняли чайник с крючка. Пар струился меж длинных пальцев. — Оставим это на время. Я необычен в своей склонности избегать прямых вопросов? Редкая черта в Джагуте? Едва ли. Знание может быть свободным, но мой голос — нет. Увы, я ничтожен, хотя не всегда был таким.
— Не вижу особой выгоды в обсуждении подобных вопросов, — заметил Каллор, — и потому не буду спорить и заключать сделки.
— Ага. А что до Других с тобой? Может, кто-то интересуется?
Откашлявшись, Скиньтик сказал: — Почтеннейший, у нас нет ничего ценного для такого, как вы.
— Ты слишком скромен, Тисте Анди.
— Я?
— Любая тварь рождается от твари иного вида. Это поразительно. Это чудо, выкованное в огнях хаоса, ибо хаос воистину шепчет в наших венах, какого бы оттенка не была наша кровь. Просто проведя ногтем по твоей коже, сделав легчайшую, мгновенно заживающую царапину, я извлеку все истины — твою жизнь, даже твою смерть, если не учитывать возможность смерти насильственной. Код, если угодно, весьма точный и предсказуемый. Но хаос клубится. При всем подобии отцу ни ты, ни тот, кого зовут Нимандер — ни ваши братья и сестры — не идентичны Аномандеру Драгнипурейку. Будешь отрицать?
— Конечно, нет…
— В каждой породе зверей был первый зверь, более отличный от родителей, чем остальные его сородичи; из таких и получаются новые породы. Неужели этот первенец — бог?
— Вы говорили о волке — боге. Вы хотели рассказать историю?
— Да. Но сначала вам нужно понять. Это вопрос сущностей. Чтобы увидеть волка и узнать, что он чист, нужно обладать образом чистого волка, совершенного волка.
— Смехотворно, — буркнул Каллор. — Увидишь странного зверя, кто-то скажет, что это волк — из этих и сходных воспоминаний ты лепишь образ волка. Философы моих империй тратили столетия на такую чепуху — пока я не устал и не приказал пытать и казнить их.