Все прочие звуки производились рефлекторно – отражение процессов, поддерживающих драконью жизнь. Прислушиваясь к этим механическим голосам, глохнувшим и затухавшим в глубинах змеиного тела, Вилл начинал видеть некий округлый лаз, который никогда и нигде не кончался, но сам по себе был целым миром, вся ночь которого была замкнута в мрачных пределах этой огромной железной туши и расширялась инверсно к естественному порядку вещей: звезды, мерцающие в бездонных глубинах далеких конденсаторов и топливных насосов, и, может быть, лунный серп, застрявший в шестернях зубчатой передачи.
– Я не буду с тобою спорить, – отрезал Вилл, – но и на вопрос твой не отвечу.
– Ответишь как миленький.
– Жди хоть до той поры, когда Воинство Мрака восстанет из моря, чтобы ринуться на землю, и все равно ты ничего не добьешься.
– Ты так думаешь? А вот я обещаю, что за какой‑нибудь час сумею склонить тебя к своей воле.
– Нет!
Кожаная обивка пилотского кресла чуть поблескивала в тлеющем свете приборной доски. Вилловым запястьям стало вдруг очень больно.
Исход был предрешен. Сколько Вилл ни старался, он не мог противиться зову кожаного кресла, рукояток, заполнявших его ладони, и иголок, вонзавшихся ему в запястья. Дракон вошел в него, быстро узнал абсолютно все, что ему хотелось, но на этот раз, в отличие от прошлых, не стал выходить.
Вилл шел босиком по деревне, оставляя за собою огненные следы. Его переполняли гнев и дракон.
– Выходите, не прячьтесь! – ревел он диким, как у хищного зверя, голосом. – Выдайте мне этих ваших зеленорубашечников, всех до единого, или я сам обыщу всю деревню, улицу за улицей, дом за домом, конуру за конурой. – Он ухватился за дверь ближайшего дома и сорвал ее с петель, объятые пламенем обломки досок рухнули на землю, как огненный град. Смутные фигуры метнулись от двери в глубь дома. – Здесь укрывается Спилликин. Не заставляйте меня самого выволакивать его за шкирку!
Смутные, дрожащие руки швырнули Спилликина к Вилловым ногам.
Спилликин, безобидный альбинос с тоненькими, как спички, руками и ногами болотника, отчаянно завопил, ощутив на себе руку Вилла, которая взяла его за шкирку и вздернула на ноги.
– Следуй за мной, – бесстрастно бросил Вилл‑дракон. И столь велика была ярость Вилла, удвоенная яростью дракона, что устоять перед ней не могло ничто. Словно добела раскаленный бронзовый идол, он гнал перед собой волну иссушающего жара, от которой сохли и съеживались растения, обугливались фасады домов и пламенем вспыхивали волосы нерасторопных раззяв, не успевших убежать или спрятаться.
– Я – гнев! – ревел он во все горло. – Я – кровавое отмщение! Я – скорый и безжалостный суд! Выбирайте сами: утолить мою жажду или погибнуть!
Парней в зеленых рубашках, конечно же, выдали.
Вроде бы всех, но Без‑имени в их число не попал.
Их привели на Самозванцеву площадь; понурив головы, они стояли перед драконом на коленях. Двое из них даже оказались настолько неосторожными, что не успели снять с себя зеленых рубашек, остальных притащили полуголыми или в обычной одежде. Все они дрожали от страха, а кое‑кто и обмочился. Родственники и соседи пришли вместе с ними на площадь и теперь оглашали ее стонами и воплями. Одним угрожающим взглядом Вилл заставил их стихнуть.
– Повелителю известны ваши тайные имена, – сурово сказал он зеленорубашечникам, – и он может убить вас одним своим словом.
– Это правда, – подтвердила Старая Ведьма; ее лицо оставалось бесстрастным, голос звучал спокойно и ровно, хотя среди зеленорубашечников был ее младший брат.
– Более того, он способен так помрачить ваш ум, что вы ощутите себя в аду, претерпевающими вечные муки.
– Более того, он способен так помрачить ваш ум, что вы ощутите себя в аду, претерпевающими вечные муки.
– Это правда, – подтвердила Бесси.
– И все равно он не склонен обрушить на вас всю мощь своего гнева. Вы для него ничуть не опасны. Он считает вас существами жалкими, незначительными.
– Это правда.
– И лишь один из вашего круга вызывает у повелителя жажду мести. Ваш вожак – тот, кто назвал себя Без‑имени. А посему наимилостивейший изо всех повелителей хочет сделать вам предложение. Встаньте. – Парни послушно встали, а Вилл схватил грабли, стоявшие прислоненными к стене одного из домов; деревянная ручка тут же вспыхнула. Вилл подкинул грабли вверх и ловко поймал их за железные зубья. – Приведите ко мне вашего Без‑имени, пока горит еще этот огонь, и я всех вас отпущу. – Он вскинул свой факел над головой. – Если же нет, вы испытаете все муки, какие только способен придумать драконий, нечеловеческий ум.
– Это правда.
Кто‑то в толпе негромко безостановочно всхлипывал. Вилл словно и не слышал эти жалкие звуки, сейчас в нем было больше дракона, чем его самого. Странное это чувство, когда ты сам собою не владеешь. Виллу это даже нравилось. Это было, словно ты – утлый челнок, безвольно уносимый мощным ревущим потоком. У потока эмоций есть собственная логика, он течет по своему разумению, ни с кем ничего не обсуждая.
– Ну! Чего вы тут стоите?! – крикнул Вилл. – Живо!
Зеленорубашечники прыснули прочь, словно испуганные зайцы.
Не прошло и получаса, как отчаянно вырывавшегося Без‑имени приволокли на площадь. Бывшие его верные последователи связали ему руки за спиной и заткнули рот скомканным красным платком. Он был избит – не так изуверски, как недавно Вилл, но все равно довольно сильно. Из его носа безостановочно капала кровь.
Вилл заложил руки за спину и пару раз прошелся перед пленником. Изумрудно‑зеленые глаза сверкали на него ничем не замутненной праведной ненавистью. Нет, этого парня словами не переспоришь, и боли он тоже не испугается. Он был по сути своей некой стихийной силой, полным отрицанием Вилла, духом возмездия, воплотившимся и устремленным к одной‑единственной цели. И все слова, что не мог произнести этот мальчик, этот мятежник, шквалом неслись из его поразительных глаз. Они без труда, как острейшие иглы, проникали в голову Вилла, и тот принимал их, словно свои.
За спиной Без‑имени ровной неподвижной шеренгой стояли старейшины. Мрачный Тип неспешно жевал пустоту – точь‑в‑точь престарелая черепаха, вся ушедшая в глубокие размышления. Но вслух он ничего не говорил. Молчали и Старая Черная Агнес, и ведьма‑яга, чьего повседневного имени не знал никто из живущих ныне, и Бабушка Капустница, и Плоскопят, и Бабка Анни Чехарда, и Папаша Костлявый Палец, и все остальные, кто там был. Селяне, тесно столпившиеся за спинами старейшин, бормотали и перешептывались, но ничего определенного там не звучало. Ничего такого, что можно было расслышать, за что можно было бы наказать. Время от времени сквозь смутный ропот прорывалось жужжание крыльев, прорывалось и тут же стихало, как цикада в жаркий летний день, однако в воздух так никто и не взлетел.
Вилл продолжал ходить взад‑вперед, как леопард, запертый в клетку, а тем временем дракон, невидимо для глаза находящийся в нем, обдумывал возможные наказания. Порка кнутом лишь укрепит в этом самом Без‑имени его ненависть и решимость. Отрубить ему руку? Это тоже не решение, ведь он уже лишился одной конечности и все равно остался опасным, не знающим колебаний врагом. Заточить его навечно в темницу? В деревне нет такой темницы, если не считать самого дракона, но дракон отнюдь не желал принимать в свое тело это дьяволово отродье со всей его непредсказуемостью. Значит, смерть. Кроме смерти, ничего тут не придумаешь.
Смерть, но какого рода? Удушить? Нет, слишком уж это быстро.