I
Что, Петр? не видать еще? — спрашивал 20 мая 1859 года, выходя без шапки на низкое крылечко постоялогодвора на *** шоссе, барин лет
сорока с небольшим,в запыленном пальто и клетчатых панталонах, у своего слуги, молодого и щекастого малого с беловатымпухом на подбородке и
маленькими тусклыми глазенками.
Слуга, в котором все: и бирюзовая сережка в ухе, и напомаженные разноцветные волосы, и учтивые телодвижения,словом, все изобличало человека
новейшего, усовершенствованного поколения, посмотрел
снисходительновдоль дороги и ответствовал: "Никак нет-с, не видать".
— Не видать? — повторил барин.
— Не видать,— вторично ответствовал слуга.
Барин вздохнул и присел на скамеечку. Познакомим с нимчитателя, пока он сидит, подогнувшипод себя ножки и задумчиво поглядывая кругом.
ЗовутегоНиколаемПетровичемКирсановым. У него в пятнадцати верстах от постоялого дворика хорошееимение в двести душ, или, как он
выражается с тех пор, как размежевался с крестьянами и завел "ферму", — в две тысячи десятин земли. Отец его, боевой генерал 1812 года,
полуграмотный, грубый, но не злой русский человек, всю жизнь свою тянул лямку, командовалспервабригадой, потомдивизиейипостоянножил
впровинции, где в силусвоегочина играл довольнозначительную роль. Николай Петрович родился на юге России, подобно старшему своему брату
Павлу, о которомречь впереди, и воспитывался до четырнадцатилетнеговозрастадома,окруженныйдешевыми гувернерами, развязными, но
подобострастными адъютантамии прочими полковыми и штабными личностями.
Родительницаего, из фамилииКолязиных, в девицах Agathe, а в генеральшах Агафоклея Кузьминишна Кирсанова,принадлежала к числу
"матушек—командирш", носилапышныечепцы и шумные шелковые платья, в церкви подходила первая ко кресту, говорила громко и много, допускала
детей утром к ручке, на ночь их благословляла, — словом, жила в свое удовольствие. В качестве генеральскогосына НиколайПетрович — хотя не
только не отличался храбростью, но даже заслужил прозвищетрусишки — долженбыл,подобнобрату Павлу, поступить в военную службу; но он
переломилсебе ногу в самый тот день, когда уже прибыло известиеоб его определении; и, пролежав два месяца в постели,на всю жизнь остался
"хроменьким". Отец махнулна него рукой и пустил его по штатской. Он повез его в Петербург, как только ему минул восемнадцатый год, и поместил
его в университет. Кстати, брат его о ту порувышел офицеромвгвардейскийполк. Молодые люди стали жить вдвоем, на одной квартире,
под отдаленнымнадзором двоюродного дядис материнском стороны, Ильи Колязина, важного чиновника. Отец их вернулся к своей дивизии и к своей
супруге и лишь изредкаприсылал сыновьям большие четвертушки серой бумаги, испещренные размашистымписарским почерком. Наконцеэтих
четвертушеккрасовались старательноокруженные "выкрутасами" слова: "Пиотр Кирсаноф,генерал—майор".
В 1835 году Николай Петрович вышел из
университета кандидатом, и в том же году генерал Кирсанов, уволенный в отставку за неудачный смотр,приехалвПетербург с женою на житье.
Он нанялбылодомуТаврического сада и записалсяв английский клуб, но внезапно умер от удара: АгафоклеяКузьминишна скоро за ним
последовала: она не могла привыкнуть к глухойстоличнойжизни; тоска отставногосуществованья ее загрызла. Между темНиколай Петрович успел,
еще прижизниродителей и к немалому их огорчению, влюбиться в дочку чиновникаПреполовенского, бывшего хозяина егоквартиры, миловидную и,
как говорится, развитую девицу: она в журналахчиталасерьезныестатьи в отделе "Наук".
Он женился на ней, как только минул срок траура, и, покинувминистерство уделов, куда по протекции отец его записал, блаженствовал со
своею Машей сперва на даче около Лесного института, потом в городе, в маленькой и хорошенькой квартире, с чистою лестницей и холодноватою
гостиной, наконец — в деревне, гдеон поселилсяокончательно и где у него в скором времени родилсясын Аркадий. Супруги жили очень хорошо и
тихо: они почти никогда не расставались, читали вместе, играли в четырерукинафортепьяно, пели дуэты; она сажала цветы и наблюдала за
птичьим двором; он изредкаездил на охоту и занимался хозяйством, а Аркадийрос да рос — тоже хорошо и тихо. Десять лет прошло как сон. В 47-м
году жена Кирсанова скончалась. Он едва вынес этот удар, поседел в несколько недель; собрался былозаграницу, чтобыхотя
немного рассеяться... но тут настал 48-й год. Он поневоле вернулся вдеревнюипоследовольнопродолжительногобездействия занялся
хозяйственнымипреобразованиями.В 55-м году он повез сына в университет; прожил с ним три зимы в Петербурге, почти никуда не выходя
и стараясьзаводитьзнакомствасмолодымитоварищами Аркадия. На последнюю зиму он приехать не мог,— и вот мы видим его в мае месяце 1859
года, уже совсем седого, пухленького инемногосгорбленного: онждет сына, получившего, как некогда он сам, звание кандидата.
Слуга,изчувстваприличия, а можетбыть, и, не желая остаться под барским глазом, зашел под ворота и закурил трубку. Николай Петрович
поник головой и начал глядеть на ветхие ступеньки крылечка: крупный пестрый цыпленок степенно расхаживал по ним, крепко стуча своими большими
желтыми ногами; запачканная кошка недружелюбно посматривала на него, жеманно прикорнув на перила. Солнце пекло; из полутемных сенейпостоялого
дворика несло запахом теплого ржаного хлеба. Замечтался наш Николай Петрович. "Сын... кандидат ... Аркаша..." — беспрестанно вертелось у него
в голове; он пытался думать о чем-нибудь другом, иопять возвращались те же мысли. Вспомниласьему покойница—жена..."Недождалась!" —
шепнулонуныло... Толстый сизый голубь прилетел на дорогу и поспешно отправился питьвлужицувозлеколодца. Николай Петрович стал
глядеть на него, а ухо его уже ловило стук приближающихся колес.