..
— Никакониедут-с,— доложил слуга, вынырнув из-под ворот.
Николай Петрович вскочил и устремил глаза вдоль дороги. Показался тарантас, запряженный тройкой ямскихлошадей; в тарантасе мелькнул
околыш студентскойфуражки, знакомый очерк дорогого лица...
— Аркаша! Аркаша! — закричал Кирсанов, и побежал,и замахал руками... Несколько мгновений спустя его губы уже прильнули к безбородой,
запыленнойи загорелой щеке молодого кандидата.
II
— Дайжеотряхнуться,папаша,— говорил несколькосиплым от дороги, но звонким юношеским голосомАркадий, веселоотвечаяна
отцовские ласки,— я тебя всего запачкаю.
— Ничего,ничего,— твердил, умиленно улыбаясь, Николай Петрович и раза два ударил рукою по воротникусыновнейшинелиипо
собственному пальто.— Покажи-касебя,покажи-ка,— прибавилон, отодвигаясь,и тотчас же пошел торопливыми шагами к постояломудвору,
приговаривая:"Вотсюда, сюда, да лошадей поскорее".
Николай Петрович казался гораздовстревоженнее своего сына; он словно потерялся немного, словно робел. Аркадий остановил его.
— Папаша,— сказалон,— позвольпознакомить тебя с моим добрым приятелем, Базаровым, о котором я тебе так часто писал. Он так любезен,
что согласился погостить у нас.
Николай Петрович быстро обернулся и, подойдя к человеку высокого роста в длинном балахоне с кистями, только что вылезшему из тарантаса,
крепко стиснул его обнаженнуюкраснуюруку, которую тот не сразу ему подал.
— Душевнорад,— началон,— иблагодаренза доброенамерениепосетитьнас; надеюсь... позвольте узнать ваше имя и отчество?
— Евгений Васильев,— отвечал Базаров ленивым, но мужественным голосоми, отвернув воротник балахона,показал Николаю Петровичу все свое
лицо. Длинноеи худое, с широким лбом, кверху плоским, книзу заостреннымносом, большими зеленоватымиглазами и висячими бакенбардами
песочного цвету, оно оживлялосьспокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум.
— Надеюсь, любезнейшийЕвгенийВасильич, что выне соскучитесь у нас,— продолжалНиколай Петрович.
Тонкие губы Базарова чуть тронулись; но он ничего не отвечалитолькоприподнял фуражку. Его темно-белокурыеволосы, длинные и густые,
не скрывали крупныхвыпуклостей просторного черепа.
— Так как же, Аркадий,— заговорил опять НиколайПетрович, оборачиваясь к сыну,— сейчас закладыватьлошадей, что ли? Или вы отдохнуть
хотите?
— Дома отдохнем, папаша; вели закладывать.
— Так как же, Аркадий,— заговорил опять НиколайПетрович, оборачиваясь к сыну,— сейчас закладыватьлошадей, что ли? Или вы отдохнуть
хотите?
— Дома отдохнем, папаша; вели закладывать.
— Сейчас,сейчас,— подхватилотец.— Эй, Петр, слышишь? Распорядись, братец, поживее.
Петр,которыйвкачествеусовершенствованного слуги не подошел к ручке барича, а только издали поклонилсяему, снова скрылся под
воротами.
— Я здесь с коляской, но и для твоеготарантаса есть тройка,— хлопотливо говорил Николай Петрович, между темкак Аркадийпил воду из
железного ковшика,принесенного хозяйкой постоялого двора, а Базаровзакурил трубку и подошел к ямщику, отпрягавшему лошадей, — только
коляскадвухместная, ивотя не знаю, как твой приятель...
— Онв тарантасепоедет,— перебилвполголоса Аркадий.— Ты с ним, пожалуйста, не церемонься. Он чудесный малый, такой простой — ты
увидишь.
Кучер Николая Петровича вывел лошадей.
— Ну, поворачивайся, толстобородый! — обратился Базаров к ямщику.
— Слышь,Митюха,— подхватилдругойтутже стоявший ямщик с руками, засунутыми в задние прорехитулупа,— барин—то тебя как прозвал?
Толстобородыйи есть.
Митюха только шапкой тряхнул и потащил вожжи с потной коренной.
— Живей, живей, ребята, подсобляйте,— воскликнулНиколай Петрович,— на водку будет!
В несколькоминутлошадибыли заложены; отец с сыномпоместились вколяске; Петрвзобралсяна козлы; Базаров вскочил в тарантас,
уткнулся головой в кожаную подушку — и оба экипажа покатили.
III
— Так вот как, наконец ты кандидат и домой приехал, — говорил Николай Петрович, потрагивая Аркадиято по плечу, то по колену.— Наконец!
— А что дядя?здоров? — спросилАркадий, которому,несмотря на искреннюю, почти детскую радость, егонаполнявшую,хотелосьпоскорее
перевести разговорс настроения взволнованного на обыденное.
— Здоров. Он хотел было выехать со мной к тебе навстречу, да почему-то раздумал.
— А ты долго меня ждал? — спросил Аркадий.
— Да часов около пяти.
— Добрый папаша!
Аркадий живо повернулся к отцу и звонко поцеловалего в щеку.