Габриэль с облегчением всхлипнула. Последние дни она пребывала в жутком напряжении. И на радостях написала Генриху нежнее, чем когда-либо, торжественно поклялась, что будет верна ему до конца жизни.
Генрих остался доволен ее письмом, однако отдал Бельгарду распоряжение, пренебречь которым было невозможно. Он должен был покинуть двор и не появляться при нем без жены.
Король решил, что с него хватит.
Габриэль любила, чтобы кто-то принимал за нее решения. Теперь она не задавалась вопросом о своем счастье с Бельгардом. Он был навсегда удален из ее спальни, и она посвятила себя задаче угождать королю.
Король стоял перед Парижем. Он вызвал к себе самых надежных советников, в том числе Агриппу д'Обинье и герцога де Сюлли.
Генрих объяснил, что эта война бессмысленна и что, покуда он гугенот, в стране вряд ли воцарится мир.
— Я видел парижан, едва стоящих на ногах от недоедания. Они терпят голод, потому что не хотят принимать короля-гугенота. К Генриху IV у них претензий нет. Они только не желают, чтобы королем стал Генрих-гугенот. Друзья, этот великий город перестал быть великим. Все промыслы там остановились. Горожане не могут больше зарабатывать на пропитание семьям; они только сражаются, чтобы корона не досталась гугеноту. Я люблю этот город. Люблю эту страну. Это мой город, моя страна. Я хочу, чтобы вновь заработали кожевенники, а торговцы вновь заключали сделки. Чтобы каждый человек в моем королевстве каждое воскресенье ел суп с курицей. Поймете вы меня, если я скажу, что Париж стоит мессы?
Советники поняли.
Париж готов был погибнуть, но не сдаться. Но король Франции любил его и не мог допустить смерти жителей.
Они не хотят принимать короля-гугенота, значит, у них будет король-католик.
ТРАГЕДИЯ ГАБРИЭЛЬ
Июльское солнце припекало блестящую процессию, во главе которой король Франции ехал к церкви Сен-Дени.
В храме его ждали архиепископ Буржский, девять епископов и множество других священников.
Архиепископ громко спросил короля, представшего перед ним:
— Кто ты?
— Король, — ответил Генрих.
— Почему ты здесь и что тебе нужно?
— Хочу быть принятым в лоно римской католической апостольской церкви.
— Ты искренне желаешь этого?
— Да, искренне.
— Тогда опустись на колени и прочти вслух символ веры.
Генрих повиновался.
Выйдя из церкви, он с радостью увидел парижан, толпящихся на улице, чтобы взглянуть на него.
— Vive le Roi! — кричали они. — Vive Henri Qvatre!
Да, подумал Генрих, Париж поистине стоит мессы.
Король слегка опечалился. Всегда горько узнавать, что кто-то собирался убить тебя. «Сколько же людей в стране, — думал он, — шепталось, строило заговоры, подбирало убийц. Моего предшественника заколол сумасшедший монах. Когда настанет мой черед?»
В то время быть королем Франции означало навлекать на себя беду.
— Расскажите мне об этом человеке, — спросил Генрих.
— Это бедный лодочник, сир. С Луары. Скудоумный. Явно был орудием честолюбцев. Его задержали с ножом, и на допросе он признался, для чего приобрел этот нож.
— Чтобы вонзить в это сердце?
— Увы, сир, это так. Но мы, к счастью, схватили его, пока он не добрался до вас.
— Это первый из многих. Править Наваррой безопаснее, чем Францией. Говорите, он признал свою вину?
— Да, сир.
— Под пыткой?
— Самой суровой, какую можно изобрести.
Король печально кивнул.
— И был осужден умереть… медленно. Но он столько перенес и такой простак, что его поспешили удавить.
— Рад этому. Если бы этого человека привели ко мне, я бы его помиловал.
— Сир, помиловали бы того, кто собирался убить вас?
— Да, потому что он простак и, несомненно, верил, что совершает богоугодное дело, избавляя мир от меня.
Наступило молчание. Потом Генрих улыбнулся друзьям.
— Долой печаль, — сказал он. — Я пока жив. Кажется, это само по себе немалый подвиг для короля Франции.
Генрих короновался в Шартре, так как Реймс до сих пор находился в руках врагов. Но положение его и после этого оставалось нелегким. Владыками Парижа по-прежнему являлись члены Лиги. Правда, Лига постепенно теряла власть над городом; люди устали от лишений, они слышали, что король стремится возродить былое процветание, и хотели мира.
Генрих знал, что дела его меняются к лучшему. Хоть кто-то и покушался на его жизнь, тысячи людей желали видеть короля спокойно восседающим на троне.
В скором времени Париж сдался окончательно, за ним Руан, Нормандия, Пикардия, Шампань, Пуату и Овернь вернулись под власть монарха.
Габриэль ждала ребенка, и Генрих этому радовался. Чего ему больше всего хотелось — так это жениться на ней, чтобы дети ее были законными Сыновьями и Дочерьми Франции. Препятствием к женитьбе являлись Марго и месье де Лианкур. Каким безрассудством было выдать за него Габриэль! Повинна в этом ревность к Бельгарду. Чего только не натворишь под влиянием этого чувства. Надо внушить Габриэль, чтобы она больше не давала ему поводов для ревности. Избавить ее от мужа будет несложно, гораздо труднее развестись королю с королевой.
Бельгард женился на Анне де Бюэль, дочери губернатора Сент-Мало, и Генрих больше не ждал от него неприятностей. Однако ему не давала покоя мысль: что, если Габриэль ждет ребенка от бывшего любовника?
Габриэль лежала в замке де Курси. Близилось время родов, и она молилась, чтобы родился мальчик. Мадам де Сурди не отходила от племянницы, боясь, что та выкинет какую-нибудь глупость и утратит положение королевской любовницы.
Склонясь над кроватью, мадам де Сурди утерла лоб Габриэль.
— Если родится сын, требуй, чтобы король немедленно избавил тебя от Лианкура, а потом пусть сам разводится с королевой. Как он может дать Франции наследников трона, если не видится с супругой? Ему требуется новая жена. Постарайся, чтобы ею стала ты.
Габриэль устало кивнула. Она слышала все это уже много раз.
— Когда понадобится, Генрих сделает все, что нужно.
— Его надо поторопить.
— Дорогая тетя, позовите моих служанок. И врача. У меня началось.
Мадам де Сурди поспешила исполнить ее просьбу, и через несколько минут в спальню вошел королевский врач месье Эльбу.
— Как я рада видеть вас! — воскликнула мадам де Сурди. — У моей племянницы начинаются роды.
Врач был не лишен высокомерия. И дал понять, что привык ходить за персонами королевской крови, а Габриэль к ним не принадлежит.
Лицо обидчивой мадам де Сурди вспыхнуло от гнева.
— Это самый значительный ребенок в стране, — заявила она. — Не забывайте, что его отец — король.
Месье Эльбу выразительно приподнял брови. Мадам де Сурди, хоть ее и душила злоба, смолчала. Бросит ли когда-нибудь ее племянница свои глупости? Этот человек намекает ЕЙ, что отцом ребенка может быть Бельгард; тогда что же он ГОВОРИТ другим?
В спальне раздался крик младенца.
— Мальчик — крепкий, здоровый мальчик!
Габриэль слабо улыбнулась, а мадам де Сурди возликовала. Какая радость для семьи! Габриэль показала королю, что способна рожать сыновей. Теперь недолго ждать, чтобы он сделал ее королевой Франции.
— Моя племянница королева… — пробормотала она.
И оглядела ребенка в колыбельке. Надо немедленно послать кого-то за королем.
Король вошел в спальню с Агриппой д'Обинье. Мадам де Сурди обрадовалась. Обинье сопровождал короля только в самых важных случаях.
Генрих подошел к Габриэль, обнял ее, сказал, что она доставила ему громадную радость; потом повернулся к колыбельке и взял ребенка на руки.
— Только посмотрите, — воскликнул он, — какой крепыш! Где Эльбу? А, вот вы. Скажите, видели вы хоть раз такого замечательного ребенка?
— Прекрасный, здоровый мальчик, ваше величество.
— Еще бы. Еще бы! Разве это не мой сын?
Эльбу кашлянул с легким неодобрением, но мадам де Сурди уловила в этом открытый намек.
— Не находите в нем сходства со мной? — спросил Генрих.
— Пока что рано говорить об этом, сир, — ответил врач. — Время покажет.
«Ну погодите же, месье Эльбу», — подумала мадам де Сурди.
Генрих остался недоволен ответом, но не рассердился. Он не осуждал людей за откровенность, даже когда ему не нравилось то, что они говорят.
— Обинье, — позвал он, — иди, посмотри на ребенка.
Агриппа задумался. Прекрасный ребенок. Мальчик. Если б только можно было назвать его дофином. Франции нужен сильный король, и она его получила. Но стране нужен и наследник трона. Он часто думал об этой женщине, Габриэль д'Эстре. Да, она изменяла королю с Бельгардом, но Бельгард был женихом Габриэль, пока король не отнял ее. А поскольку этот герцог был удален от двора и вернулся к нему женатым, Обинье не сомневался, что Габриэль оставалась верна Генриху. Она не из тех женщин, что заводят многочисленные связи.