Узнав о таком весьма прискорбном обстоятельстве, Треверс решил, что англичанин никогда не пасует перед трудностями. Уж если он десять лет прослужил у лорда Бассета, а характер у того был прескверный, то уж русского барчука он как-нибудь вытерпит.
В соответствии с английскими традициями мистер Треверс величал своего прежнего хозяина не иначе как: «ваша светлость». Так же, впрочем, он звал и молодого повесу, сына лорда Бассета, даже когда тот не мог встать с постели после очередного кутежа.
Он всегда приходил в спальню молодого наследника огромного поместья и говорил:
— Доброе утро, ваша светлость. Как спали, ваша светлость? Что желаете на завтрак, ваша светлость? — и так далее в таком же духе.
И даже тогда, когда старший Бассет хотел лишить наследства своего единственного сына в пользу племянника, даже тогда мистер Треверс сохранял невозмутимое спокойствие.
Таким образом, используя свой богатый жизненный опыт, он, к радости графини, Ремизовой и на посрамление французов-гувернеров, быстро нашел общий язык с избалованным юным графом.
Для начала мистер Треверс начал обращаться к своему подопечному «ваше сиятельство». Они стали следующими после «русской барышни» словами, которые он выучил на языке своей новой хозяйки. Остальной прислуге невольно пришлось обращаться к вредному барчуку точно так же. Затем такое обращение вошло в традицию.
И вдруг в лесу при встрече с соседским помещиком гордость англичанина была уязвлена. Да еще как!!! Каким-то господином, даже не имеющим титула!
Утром мистер Треверс надел коричневую охотничью куртку, кепи, так как шапка пострадала от пули майора и потерялась в лесу, и направился в сторону Митрофаново, чтобы отомстить. Правда, в чем именно отмщение будет заключаться, он еще не решил.
— негодовал он.
Полина наблюдала, как Анна Петровна ухаживает за Сержем на правах хозяйки. Бедняжка, обуреваемая ревностью, едва сдерживалась и сокрушалась, что ничего не слышит из их разговора.
Мистер Треверс также ничего не слышал, зато отлично видел своих обидчиков, обдумывая план действий. Неожиданно его осенило.
— Есть такая ваша пословица: хорошо смеется тот, кто смеется последним. Мы еще посмотрим: кто кого! — прошептал он по-русски и ретировался прочь, обратно в Милошенково.
Полина простояла в укромном месте вплоть до конца завтрака и, когда мужчины начали читать газеты, ощутила приступ голода, вспомнив, что с раннего утра ничего не ела.
— Нет, это явно не та женщина… Скорее она — супруга хозяина… Ничего завтра разберусь, ради кого он меня бросил, — решила она.
* * *
Вернувшись в Милошенково, мистер Треверс, воспользовавшись тем, что его сиятельство юный граф Ремизов изволил поздно завтракать, удалился в свою комнату под предлогом написания срочного письма.
Еще в Англии гувернер понял, что правильно написанное письмо или грамотно, по всем правилам составленная официальная бумага есть половина успеха задуманного предприятия.
Мистер Треверс знал, что последней фразой он попал прямо в цель: что такое закон в сравнении с материнским сердцем?!
Он уже предвкушал, как Ольга Викторовна прочтет письмо, осыпая Завьялова проклятиями: как он посмел поднять руку на ее обожаемого сына?! Даже гувернер этого себе не позволяет! А тут всего-навсего какой-то майор!
7
Ольга Викторовна сидела перед туалетным столиком и расчесывала волосы. Вошла горничная.
— Ваше сиятельство, только что прибыл нарочный от вашей кузины госпожи Милошенковой.
— Что-то случилось, Даша?
— Нет ничего, ваше сиятельство. Он передал письмо от мистера Треверса. Возможно, он написал отчет о времяпрепровождении молодого графа.
— Хорошо, я прочту. Распечатай конверт.
Даша взяла ножичек для бумаг и, аккуратно распечатав письмо, протянула его барыне. Ольга Викторовна бегло просмотрела послание.
— Какой кошмар! Это просто чудовищно — избивать беззащитного ребенка! Даша, вели заложить карету, я направляюсь во Владимир. На поезде не поеду! Во Владимире я немедленно направлюсь к господину Боголюбскому и потребую управы на этого наглеца. Устроить выволочку моему сыну! — возмущалась графиня. — Слава Богу, что граф не дожил до такого позора. Уж он-то сумел бы приструнить какого-то майора!
После завтрака Ольга Викторовна приказала Даше собрать вещи и приготовить карету.
Во Владимир графиня прибыла поздно вечером, совершенно измученная дорогой и в скверном настроении. Она приказала кучеру направить карету к самой лучшей гостинице в городе — «Ренессансу».
Как только карета остановилась перед входом в «Ренессанс», к ней подбежал предупредительный портье и помог графине и ее горничной выйти.
— Номера люкс к вашим услугам, сударыня. Все самое лучшее!
Ольга Викторовна молчала, покуда портье регистрировал ее в книге для гостей, а коридорный перенес ее вещи в номер и подготовил его для высокой знатной гостьи.
— Вы, верно, устали и желаете отужинать? — поинтересовался портье.
— Да, с удовольствием, хоть уже и позднее время для ужина.
— Прикажете подать в номер или спуститесь в ресторан?
— Конечно, в номер. Я устала, хочу принять ванну и лечь спать.
Портье поклонился.
На следующее утро Ольга Викторовна надела строгое темно-зеленое платье, которое прекрасно оттеняло ее глаза, и направилась к господину Боголюбскому, имевшему чин коллежского асессора и служившему во Владимирском суде.
Графиня оказалась ранней посетительницей.
— Боже мой! Ваше сиятельство, графиня! Это вы?! Какая честь для меня! — залебезил судья.
— Да, господин Боголюбский, мне нужна ваша помощь.
— О сударыня, я к вашим услугам! Все, что в моих силах я непременно сделаю. Ведь я так уважал вашего покойного супруга. Царствие ему небесное. — Судья перекрестился. — Прекрасный был человек.
— Да… — графиня пустила слезу.
— Ах, ваше сиятельство, я никоим образом не хотел расстроить вас!
— Пустое, голубчик. Лучше поговорим о деле, которое меня привело к вам. — Графиня извлекла из сумочки письмо и передала Боголюбскому.
По мере чтения лицо чиновника вытягивалось все более и более.