– Меня беспокоит то, что сообщение, которое, судя но всему, было сигналом к моему убийству, было встроено в военную шифрограмму, посланную из штаба армии, а значит, что либо взломана система передачи информации, либо в штабе – не ниже чем на среднем уровне – сидит предатель. – Он помолчал, давая возможность высказаться секретарю, если тот пожелает, потом продолжил: – Король санкционировал полномасштабное военное расследование?
– Расследование санкционировано.
– На каком уровне?
– На уровне, соответствующем вашему положению, граф. На самом высоком уровне.
– С полным доступом к базам армии?
– Это невозможно. Тактические причины физически не позволяют армии без предварительной подготовки допускать к своим сетям посторонних. Необходимо все согласовать, получить разрешения в различных инстанциях, иначе будет включаться автоматическая блокировка системы безопасности. На все эти процедуры потребуется реальное время. Запросы уже посланы, однако…
– Спасибо, личный секретарь. Соедините меня с высшим военным командованием пятого уровня и заменяйтесь.
Конструкт успел напустить на себя раздраженный вид, прежде чем замениться на молодого солдата в полной униформе.
– Граф Сессин.
– Это пятый уровень? – Сессин нахмурился. – Я полагал…
Молодой солдат быстро извлек парадный меч из ножен и тем же движением полоснул им над столиком, отделяя голову Сессина от плеч.
«Что?!» – подумал тот, потом все помутилось перед его глазами.
Он проснулся в одиночестве в спальне, располагавшейся в башне Серефы уменьшенного масштаба; судя по всему, стояло превосходное весеннее утро.
Он лежал на кровати и поглядывал вокруг. Шелковые простыни, парчовые занавески, картины, написанные маслом, ковры на полу, стены, обитые деревянными панелями, высокие окна. Он чувствовал себя вымытым и обеспокоенным.
Закрыв глаза, он произнес «Speremus igitur» и снова открыл глаза.
Он улыбнулся встревоженной улыбкой. «Так-так», – сказал он.
Он поднялся с кровати, оделся в то, что было на нем раньше, и вышел на балкон.
Внимание его привлекла точка вдалеке, где-то над куртиной. Вокруг нее было что-то вроде светового ореола, тонкий, неясный след за ней…
Он видел, как точка увеличивается, потом представил себя на крепость-башне.
/Он снова стоял на ярко разукрашенной деревянной платформе, над ним на ветру развевался флаг. Он увидел, как ракета пробила кровлю крыши внизу и исчезла в башне, в которой он стоял несколько секунд назад. Башня взорвалась; на балкон вырвалось бледно-желтое пламя, разметав по всему уровню камни. Рухнувшую от взрыва крышу подбросило; словно стая вспугнутых птиц, разлетелась во все стороны черепица.
Прямо через балконные окна. Сессин был удручен и ошарашен.
Он не видел и не слышал, что ударило его сзади, лишь уловил взрыв света и оглушающий удар.
Он проснулся в кровати один; судя по всему, стояло превосходное весеннее утро.
Он полежал несколько секунд, потом представил себя на вершине крепость-башни.
/Он увидел первую ракету, пролетающую над куртиной на западе. Он повернулся и увидел другую, приближающуюся с востока. Они летели на одном с ним уровне и быстро приближались. Он вспомнил ощущение, которое испытал, когда услышал выстрелы внутри камнехода, и нырнул внутрь – узнать, что происходит. Он представил себе вид, открывающийся из внутреннего двора замка,
/потом из башни на южной куртине,
/потом на северной,
/потом из комплекса восточных ворот, /потом с низких холмов внутри замка. Все сооружение задрожало и исчезло в сотрясшей его серии взрывов, огненных вспышек. Высоко в воздух взмыли обломки камней и дерева – черные в окружающем их пламени.
– Сессин?
Он повернулся и увидел образ первой своей жены – она стояла на тропинке за ним, хорошенькая, как в день их первой встречи. Она никогда не называла меня…
Она набросилась на него с куском рояльной струны – он и двинуться не успел. Обхватила его, опутала, продемонстрировав силу, никак не свойственную человеку.
Он проснулся в кровати один. Что это? Что происходит? Кто?…
Свет в окне, что-то…
Глупец!
Потом свет повсюду.
Он проснулся на кровати.
– Аландр, – выдохнула молодая горничная рядом с ним, потянулась к нему.
Он был на палубе яхты клана, стоявшей вечером на якоре вблизи Стамбула; внизу темнел Босфор, наверху виднелись арки мостов-близнецов. Сердце его колотилось. Он быстро оглянулся. Никого. Он поднял взгляд вверх. Что-то вывалилось из-за перил моста… он стал представлять себе… потом снова весь город осветился атомно-ярким светом…
Он проснулся.
– Ала…
/Он лежал в кровати в своей квартире в штабе Аэрокосмического клана в Атлантической башне.
На него смотрел врач, лицо которого показалось ему знакомым, смотрел с сожалением. Молодой доктор разрядил пистолет, наведя его точно между глаз Сессина.
Он проснулся. – Ал…
/Он был в яслях цитадели клана Сиэтл. Над ним склонилась нянька. Его плач был вспорот ножом. И что-то внутри его вскрикнуло:
На узкой улочке внизу все было тихо-спокойно. За тенями высоких узких зданий напротив светились какие-то огни, а в самом порту он видел корабли у причалов, краны, медленно ползущие туда-сюда над ними, и некое движение в лужицах тускловатого желтого света на самих пристанях.
Он отпустил занавеску, оглядел комнату. Здесь почти ничего не было – небольшая кровать, стул, стол, ширма, шкафчик у кровати. Табличка на внутренней стороне двери гласила, что это седьмой номер на седьмом этаже гостиницы Спасения.
В ящике шкафчика он нашел бумажный конверт.
С надписью: Аландр Жованкс.
Так его звали до повышения.
Внутри лежал сложенный лист со словами: «Прочти меня».
Он прочел.
4
Баскул, йа знаю, што тибе эта тижало, но боха ради, иаринь, это всего лишь муравьишка.
Эта был неабыкновеный и уникальный муравей, мистер Золипария, гаварю йа ему, чуфствуя себя винава-тым ф том, што с ней праизашло.
Мы внутри глазнова йаблока северной горгульи Розбрит в кабинете мистера Золипарии. У мистера Золипарии в кабинети йесть такая штука называитца тили-фон куда можно гаварить (я дажи и ни знал, што у нива йесть такая, на правди гаваря, мне кажитця что он дажи смущон изза этава). Йа настаял и он свизался с ахраной штобы саапщить о праисшествии, хатя он им тока и сказал, што птица украла ценую древнюю каропку, а ни муравья. (Ваапщета каропка никакая ни древняя вофси, но эта ни имеит значения.) Йа попытался вызвать ахрану сам, как тока эта случилась, но ис прошлава опыта йа знайу што ани миня ни слушают патамушта йа маладой.
Мы надеялись, что птица, каторая украла Эргейтс была ис тех што акальтцованы с камирой и фсем таким, или ис тех за каторыми видетца пастаянае наблюдение в рамках праграмы маниторинга дикай природы или ф какихнибуть научных целях, но мы проста выдавали жилаимае за действительнае и нам канешна жи сказали што эта нитак. Ахраник спрасил коикакии дитали, но мистер Золипария ни очинь иадеитца што што-нибудь иалучитца.
Ты ни должин сибя ни ф чем винить, эта был нисчастный случай, Баскул.
Йа эта знаю, мистер Золипария, но йа мок придатваратить этат нисчастный случай, йесли бы был внимательнее, наблюдательнее и ваапще прилежнее. Ну как йа мок дапустить штобы ана йела этат хлеп так вот на пирилах? Асобина ищо и патаму што йа вить видил этих птиц вдалике. Вить падумайти – хлеп! фсе знайут што птицы любят хлеп! (Я шлепаю сибя по ладонью по лбу, подумаф, каким жи идиотам йа был.)
Это йа винават, Баскул – вить йа хазяин и ваапще эта случилась в маем доми. Йа тоже должин был быть придусматрительние, но што сделана таво ни воротить.
Правда, мистер Золипария? Вы и ф самам дели так думаити?
Што ты хочишь этим сказать, маладой Баскул?