Смерть Мура отнесли на счет пьяной драки с неизвестным противником. Видимо, постаралась миссис Фроггат, и Кристиан был благодарен ей за это. Никто в полку не усомнился в этой истории. Все решили, что это дело рук родственников девушки. А узнав, что ей только четырнадцать, все одобрили это.
Четырнадцать!
Смутно поговаривали о какой-то свадьбе, но решили, что на девушке женился Мур и его смерть положила всему конец. А через несколько дней полк начал готовиться к отъезду, и история забылась.
Потом был долгий морской рейс, и Кристиан полпути провалялся больной, а затем начались треволнения новой жизни и наука сражений. Как-то он получил письмо от тетушки, сообщавшей, что Доркас умерла. Он сожалел о ее короткой жизни, но не испытал никакого волнения.
И после об этом не задумывался. До сих пор.
Что, если письмо Абигейл Фроггат было ложью и его невеста жива?
Он не хотел быть женатым. Отрочество в скромном поместье с полным домом младенцев излечивает от желания жениться. Единственное преимущество в наличии семи здоровых братьев состояло в том, что отец никогда не настаивал на его женитьбе.
До сих пор. Сейчас он заговорил об этом не ради продолжения рода, но чтобы гарантировать благополучие семьи через брак с богатой леди.
Кристиан знал, что отца волнуют не только деньги. Когда граф приезжал в Лондон, в парламент, он только головой качал по поводу «одиночества» сына. Разве его радует казарменная жизнь и отсутствие женской ласки? Кристиан сомневался, что его отец настолько наивен и верит в целибат сына, скорее всего он имел в виду домашнюю жизнь. И детей.
Кристиан вздрогнул.
Его родители были любящей парой. И постоянно производили на свет потомство. После него родились Мэри, Сара, Том, Маргарет, Энн, Элизабет и Кит. Потом появились Мэтью, Марк, Лук, Джон и, наконец, надеялся Кристиан, последний — Бенджамин. Его мать теперь уже, вероятно, вышла из детородного возраста.
Он не помнил никаких привилегий старшего сына. Каждую пару лет появлялся новый младенец, требовавший внимания. Неудивительно, что Кристиан с радостью сбежал, едва представилась такая возможность.
Ему было десять, и Лайза орала в колыбели, когда к его отцу явились опекуны юного герцога Иторна, один из которых приходился Кристиану дядей. Отец Иторна умер до его рождения, так что он родился герцогом и был единственным ребенком. Его опекуны с опозданием поняли, что ребенку нужна компания ровесника, и Кристиан был удачным выбором.
Он помнил слезы родителей, но они сознавали ценность такой возможности для сына. Кристиан же с типичной детской бессердечностью лишь предвкушал приключения. Он отправился в Иторн-Касл, чтобы стать названым братом юного герцога. В его распоряжении было все, что только можно пожелать, — великолепное поместье, лошади, лодки, оружие, путешествия.
Торн.
Он сейчас в Лондоне, и его умная голова может пригодиться. Можно нанести ему завтра визит и все обсудить. Вопрос Делахью, должно быть, какое-то дикое совпадение.
— Эй, Хилл! — Кто-то сильно толкнул его. — Просыпайся.
— Во-первых, я не сплю, а во-вторых, я Грандистон.
— Ладно, прошу прощения, ваше сиятельство! Черт, это Поли, и он пьян.
— Все в порядке, Поли. Я действительно задремал, и мне грезилось, что я женат.
Карета покачнулась от тревожных криков, а когда она остановилась, молодые холостяки со смехом отправились по домам.
Глава 2
На следующий день Кристиан отправился в особняк Торна рядом с Сент-Джеймс-сквер. Он все еще числился членом семьи и прошел в кабинет герцога, где Торн отдавал распоряжения трем измотанным клеркам.
Кристиан оглядел сцену:
— Какое счастье, что я не герцог.
— Посмотрим, как ты заговоришь, когда станешь графом. — Торн отдал еще несколько приказаний и провел Кристиана в маленькую библиотеку. — Проблемы, или ты просто зашел позлорадствовать над моим рабством? Вино, чай, кофе?
— Чай, — сказал Кристиан.
Как обычно, ему пришлось выслушать краткую оду новому сорту и наблюдать приготовление. Кристиан отхлебнул чай. Достаточно приятный, но на вкус не отличался от тех сортов, которые он здесь уже пробовал.
— Ну? — Торн откинулся в кресле.
Было трудно облечь проблему в слова.
— Я, возможно, женат, — выдавил Кристиан.
Торн застыл с чашкой у рта.
— В таком деле никаких «возможно» не бывает. Человек либо женат, либо нет.
— Ты так считаешь? Ты, случайно, не знаешь тонкостей брачных законов приблизительно десятилетней давности?
— Акт Хардуика? — Торн поставил чашку с нетронутым чаем. Это из ряда вон. — Нет, за исключением того, что, согласно этому акту, тайные браки недействительны. Ты совершеннолетний, так что это не проблема, но акт также диктует, что брак должен быть заключен по лицензии или с объявлением имен вступающих в брак и почти всегда в церкви, между девятью утра и полуднем. Так что если ты вчера ночью спьяну в какой-нибудь гостинице обвенчался, то скорее всего ты свободен.
— Хороший закон. Но ты не о том подумал. Я действительно однажды участвовал в свадебной церемонии.
— Только однажды?! Поразительно.
— Я имел в виду «когда-то», — стиснул челюсти Кристиан. — Незадолго до того, как полк отправился в Канаду. Не было никаких имен вступающих в брак, и это происходило не в церкви, так что если акт был в силе…
— Но черт возьми, Кристиан, акт появился больше десяти лет назад. Думаю, в 1753 году. Тебе было шестнадцать!
— Церемония состоялась в 1754-м. Это означает, что акт уже действовал?
— Законы не всегда вступают в силу немедленно. — Поднявшись, Торн дернул шнурок колокольчика. — Пригласите Оверстоуна, — приказал он вошедшему лакею.
Секретарь Торна быстро появился.
— Брачный акт 1753 года, — сказал Торн. — Когда точно он вступил в действие?
— Позвольте свериться с документами, ваша светлость?
Торн махнул рукой, отпуская секретаря.
— Если акт действовал, ты чист и свободен.
— Благослови Господь лорда Хардуика!
— Закон не слишком благочестивый. Раньше мужчина, давший обещания и совративший девицу, обязан был жениться.
— Я не давал никаких обещаний, черт побери, и, уж конечно, никого не совращал!
Торн вернулся к своему креслу и чаю.
— Тогда почему бы тебе не рассказать, что произошло?
Кристиан, вздохнув, пересказал странные события десятилетней давности.
— Вот это да! Но почему ты влип в эту историю?
— Ты же знаешь, в шестнадцать лет любой юнец чувствует себя мужчиной, непобедимым, неуязвимым и бессмертным. Я был едва оперившимся лейтенантом армии его величества, хозяином мира и, соответственно, галантным спасителем благородных дев.
Торн фыркнул от смеха:
— Благородная дева по имени Доркас Фроггат.
Насмешка в голосе Торна искушала Кристиана защитить худенькую испуганную девушку, но друг продолжил:
— Если бы я не от тебя услышал эту историю, то не поверил бы ни единому слову. Ты все эти годы хранил это в тайне?
— Какой смысл рассказывать?
— Из-за некой клятвы, — сказал Торн.
— Вот об этом-то я и не подумал.
Кристиан за прошедшие десять лет дважды возвращался в Англию. В последний раз — недавно, — чтобы доставить донесения и залечить рану плеча.
В то время война еще не кончилась, и Торн на своей яхте «Черная стрела» занимался каперством. Торн и Робин взяли себе вымышленные имена. Кристиан объявил себя Пиратом-язычником.
Однажды вечером за вином Торн запротестовал против постоянного давления на него по поводу женитьбы. Товарищи решили поддержать его сопротивление. Они составили и подписали клятву, что не женятся до тридцати лет.
Дабы укрепить свою волю, они решили, что нарушивший клятву отдаст тысячу гиней на самое недостойное, по их мнению, дело — в «Фонд моральных реформ лондонского общества», который возглавляла леди Фаулер.
Эта угрюмая дама требовала закрыть театры, запретить танцы и особенно балы-маскарады, преследовать по суду каждого, кто на деньги играет в карты и кости.
Отдать деньги этой безумной — настоящая анафема, но бедняге Робину уже пришлось это сделать. Как следует помучив его, Кристиан и Торн сжалились и позволили приятелю сделать взнос анонимно. Но поскольку Кристиан был уже женат, когда подписывал клятву, неудивительно, что Торн его расспрашивает.
— Если помнишь, я составил тот документ, будучи тогда самым трезвым. Среди цветистых фраз я вставил слова о том, чтобы не жениться со дня подписания.
— Это низко!
— У меня не было другого способа вступить в игру.
— Ты мог бы рассказать нам историю. Мы бы позабавились.
— Было достаточно причин молчать. Я чувствовал себя одураченным и всегда жалел о смерти Мура. Он, конечно, подлец, но не должен был умереть. Будь я постарше, я бы лучше с этим справился. В любом случае к моменту подписания клятвы меня уже известили, что моя жена умерла и дело закончено.