– Слушай, а ты бы могла… ну… переспать с ним?
Кендра с отвращением смотрит на Стейси.
– Что за чушь! Он старый. Он… – Она замолкает и с подозрением изучает лицо подруги. – Что ты хочешь этим сказать, дурочка?
– Да он вообще-то симпотный. – Стейси пожимает плечами и добавляет: – А я бы попробовала с азиатом.
– Ну, ты же знаешь, где он живет и работает. Подойди да познакомься.
Кендра трясет головой, радуясь тому, что Стейси слишком глупа, чтобы быть злой.
– Ну почему обязательно с ним? Он и правда староват. Я говорю в общем.
Стефани зевает во всю глотку, и в синем свечении ее кожа кажется прозрачной.
– По слухам, в штанах у них, э-э, маловато.
Крессида, услышав это замечание, взвивается от злости.
Бледное овальное лицо приобретает цвет морской волны. Она оскаливает мелкие зубы, и Кендра видит, как гнев заполняет нутро и затопляет глотку.
– Только расисты верят в эту херню! Кто вам такое сказал?
У черных хер слишком большой, а у желтых – слишком маленький. А у кого тогда в самый раз? Что, мать вашу, считать нормой? Угадайте с трех раз, – усмехается она, вскакивает и уходит в туалет.
– Господи! – ахает Стефани, прикрывая рот рукой. – Я и забыла, что она встречается с Майлсом. Но я же не расистка! Вовсе нет! Я работаю со всеми видами животных, населяющими нашу планету. Разве я могу испытывать отвращение к расам внутри одного человеческого вида?
Стейси в ответ хмурит брови.
– Не обращай внимания, – фыркает Кендра. Непонятно почему, но ей неприятно видеть, что Стефани так реагирует на чужие замечания. Лучше бы она так реагировала на замечания любимых подруг. – Типично для снобов из Чикагского университета. Она трахается с чернокожим преподом, но даже временное владение большим членом не может ее удовлетворить.
Ей нравится притворяться жертвой. Как меня бесят люди, которые живут на деньги трастового фонда! Им очень стыдно, хотя мало кто признается.
Стейси понимает, что Кендра никогда не ляжет в постель с поваром, будь он хоть какой национальности, если у него нет шоу на телевидении. Она делает знак официантке.
– Принесите шоколадный мартини.
– Фу, – морщится Кендра. – А мне водки с тоником.
– И мне тоже, – поддакивает Стефани, раздумывая о резком, грозном демарше Крессиды. С ней невозможно расслабиться. Стефани мрачно сверлит подруг глазами, наклоняется к ним и говорит: – Угадайте, что я недавно услышала!
Они внимательно смотрят на нее, сдвинув выщипанные брови. Кендра проводит рукой по голове, чтобы убедиться: хвост на затылке болтается там, где нужно.
Стефания придвигается еще ближе, и они чувствуют запах ее духов.
– По-моему, Трент встречается, а может, и трахается, тут уж вы сами соображайте, с Андреа Пал л истер!
– Воттак номер! – замечает Стейси. – Ее, кажется, отчислили с факультета психологии, и она изучала искусствоведение или что-то типа того?
Кендра кипит от злости, но сдерживается, понимая, что подруги внимательно за ней наблюдают.
– У нее кошки! – верещит она, с трудом скрывая обиду и раздражение. – А я-то думала, Тренту нравятся собаки!
Крессида возвращается. Теперь от нее веет безмятежностью. Она садится, и официантка приносит напитки. Крессида заказывает водку. Кендра встает.
– Я, пожалуй, схожу в туалет, хочу увлажнить кожу. Это уже вторая порция выпивки за день.
Кендра удаляется, а Стейси объясняет Крессиде:
– Мы говорили о Тренте.
– Ах вот как! – восклицает она и, как и все остальные, злобно ухмыляется.
Кендра наносит на лицо тональный крем и думает об Андреа Паллистер. Представляю, как она набросится на него! Ей не понять, что мужчинам и правда нравится, когда женщина от них зависит, но обычно это длится несколько коротких случек. Она видит, как лицо Трента, его железная челюсть и педерастический лоск слегка искажаются: нос похож на картошку, хотя раньше ей не хотелось этого признавать, и румянец подозрительный. Глаза и рот, как у старика. Не те он средства употребляет. Так Кендра готовится к тому, чтобы вновь предстать перед подругами.
При ее появлении разговор замолкает, словно по сигналу, будто кто махнул дирижерской палочкой перед оркестром.
– Парням, которые трахаются с кошатницами, доверять нельзя! – кивает Стефани. – Нет, вы подумайте, три кошки!
Представляю, какая вонь стоит в квартире! Кто станет это терпеть? Только полный лох!
– Да, он довольно вульгарный, – соглашается Крессида.
– Интересное замечание, – холодно замечает Кендра. Она уже взяла себя в руки. – Знаете, что он однажды сказал о Тото?
«Я даже не почувствую, если споткнусь и раздавлю твоего маленького ублюдка. Мне нравятся собаки, но большие и сильные. Не хочу жить с собачонкой, которую могу случайно убить».
Стефани смотрит на подруг с таким выражением, будто прекрасно знает, что творится у них в головах. Этот взгляд появился у нее после первого же университетского семинара.
– Читайте между строк: он – жлоб. В кошачьей шерсти.
Фу! Наверняка считает, что хорошо провел выходной, если все время проторчал на трибуне стадиона.
– Мы все хотя бы раз торчали на трибуне, детка! – с виноватой радостью взвизгивает Стейси.
Она вдруг замечает за соседним столиком двух молодых парней. Симпатичные, но явно геи.
Стефани отрицательно качает головой.
– Только в исключительных случаях, да и то чтобы посмотреть на вечно истекающих слюной мальчиков из братств. Мы никогда не ходим туда, чтобы познакомиться, не то что некоторые слабоумные, отчаявшиеся шлюшки. Кто-нибудь знает Тришу Хейлс?
– А, настоящая РД! – фыркает Кендра.
Стейси непонимающе смотрит на нее, Крессида пожимает плечами, а Стефани одобрительно кивает.
– Рухнувшее Достоинство! – радостно просвещает она подруг.
– Она родила от этого неудачника. И они живут в кондоминиуме, – добавляет Кендра.
Стефани в ужасе.
– У них что, нет дома? Да, видать, предки ею ой как гордятся!
– А ты правда думаешь, что Трент неудачник? – спрашивает Стейси.
Сияющая Стефани поворачивается за подмогой к Кендре и Крессиде.
– Согласитесь, мы не новички, если речь заходит об анализе человеческой натуры…
Парни за соседним столом собираются уходить. Они про-бираются по залу, и один громко говорит другому:
– Ого, СОБАКИ вышли на охоту! Стервозные, Озлобленные, Безумные Анорексички, Кошмарные Истерички из Линкольн-парка!
Услышав это, подруги удивляются, а потом приходят в ярость. Кендра первой справляется с потрясением.
– Не смейте нас сокращать, тупые пидоры, мы никому не позволим нас сокращать! – кричит она.
– Гав! Гав! – тявкают педики, и все, кроме Стефани, вымученно улыбаются.
Бар закрывается, и они вышвыриваются в прохладный ночной воздух, пропитанный запахом нагретого асфальта и бетона. Их освещают яркие фары проезжающей машины. Мускулистые прилизанные парни, стоящие на углу улицы и под растущими у края дороги деревьями, окидывают стройные фигуры небрежными взглядами.
– Наверное, мы это заслужили, – говорит Кендра, – и теперь нужно привыкать к новому титулу. СОБАКИ. СОБАКИ из Линкольн-парка. – Она пробует слово на вкус.
– Ничего мы не заслужили, – протестует Стефани. – Просто эти парни – женоненавистники. Из тех гомиков, которые винят матерей за все говно, что на них вывалили по жизни.
– Деточка, – реагирует Крессида, – все люди винят матерей за говно, что на них вывалили по жизни. Для того и нужны матери.
Они пререкаются, а Кендра чувствует, что безумно устала. Она поворачивается, небрежно, вяло машет подругам на прощание, переходит улицу и идет домой в Халстед.
Поднимаясь по лестнице, Кендра думает о том, что третья порция водки была лишней. Алкогольный заряд принес только опустошенность и одиночество. Кендра входит в квартиру, и кондиционер высасывает из нее вечернюю жару. Она нажимает на кнопку автоответчика. Застройщик Клинттак и не позвонил.
– Тото, куколка моя! – кричит Кендра. – Где мой маленький? Ты любишь свою мамочку? Да, любишь! Да-да, ты любишь!
Странно, но в доме никаких признаков собаки. Обычно Тото сразу бросается к ней.
– Где ты прячешься? Ты что, заболел, малыш? – мурлычет Кендрат берет с кофейного столика пульт и включает телевизор.
На экране появляются участники передачи, которые приглашают друг друга на свидания. Глядя на этих неудачников, она радуется, что вернулась из бара одна. Но в квартире подозрительно тихо. Где же эта маленькая тварь? Кендра идет в одну комнату, потом в другую. Страх колет грудь. В доме не слышно ни звука, Кендра проверяет шкафы, заглядывает под кровати, где обычно прячется Тото, сердце бьется все громче.
Никого!
Собака пропала без следа. Кендра садится. На душе пустота. Кендра задерживает дыхание, встает и выходит за дверь. Может, собака выскочила в подъезд? Вряд ли. Она бы обязательно заметила. Не такая уж она и пьяная. Спустившись в садик во дворе, Кендра снова и снова зовет его: