Эрин сосредоточенно смотрела на мужа. Ее обеспокоило состояние, в которое он постепенно погружался. Она видела, он теряет обычно присущее ему спокойствие и холоднокровие.
- Я сказал: «Возьми себя в руки, Райф». Я говорил, мол, от разбитого сердца еще никто не умирал. Я считал, рано или поздно он сможет выкинуть свою жену из головы. Я был уверен: жизнь не заканчивается, когда уходит любовь. Именно это я и сказал своему брату… Ненавижу себя за эти слова!
- Но ты все сказал верно. И ты не мог знать, в каком состоянии он находится. Что еще, по-твоему, надо было сделать?
- Райф пришел ко мне за помощью, хоть и не сказал об этом прямо. Мой брат открыл мне свою душу вовсе не для того, чтобы получить порцию нравоучений. Он нуждался в чуткости и поддержке, которую мог получить только в семье, а я отделался банальными словами. Я сказал ему: «Что ты сидишь и ноешь? Ты же мужик! Пойди и возьми свою жену, если любишь ее больше самой жизни».
- И как же он поступил?
- Этот идиот сделал все в точности, как я ему посоветовал.
- Объясни, Франческо, что конкретно случилось?
- Он пришел к этой… А она сказала ему, что любит другого.
- Представляю, как это подействовало на него, - тихо произнесла Эрин.
- Да, но убил он себя сам, - сурово произнес Франческо.
- Я не представляю, как такое можно пережить. Я искренне сочувствую тебе, Франческо.
- Удовлетворила свое любопытство? - резко бросил он ей. - Ты вовсе не обязана разыгрывать сочувствие, Эрин. История повторяется. Я, конечно, не собираюсь решать проблему столь радикальными способами, как это сделал мой брат Нет…
- Что ты хочешь этим сказать, Франческо? - испуганно воскликнула Эрин.
- Только то, что история повторяется, - мрачно повторил он. - Я просыпаюсь по утрам с четкой мыслью: выхода нет. Я до сих пор не могу поверить: я больше никогда не увижу своего брата. Для меня он по-прежнему жив, но недосягаем, и эта недосягаемость меня убивает. Я не прекращаю думать о нем, когда остаюсь один… Если бы он болел и умирал медленно и мучительно, я бы, возможно, даже радовался такому для него избавлению.
- Считай, что он болел, Франческо. Ты сам говорил, он мучился четыре года. Все это время у него болела душа.
- Я не понимал этого тогда, когда еще мог помочь, а он метался, как дикий зверь в клетке, и был совершенно один. Я не могу понять этого и теперь, я считаю, он поступил глупо. Но его больше нет… Если бы я знал, что творится в его душе… Если бы только знал…
- Что бы ты сделал?
- Если бы я знал… - задумчиво повторил Франческо.
- Чужая душа - потемки, как известно.
- Никто бы никогда не узнал, почему Райф поступил именно так. Но ведь он пришел ко мне и все рассказал! Он сделал это, когда уже не мог держать в себе свое страдание, а я этого не понял. Господи, если бы я знал! Ведь есть же всевозможные медикаментозные способы вывода людей из депрессии. Я бы тогда не стал пичкать Райфа пустыми советами, а предпринял бы все от меня зависящее, чтобы оказать ему поддержку. Не будь я таким ослом, мой брат был бы сейчас жив.
- И ты постоянно об этом думаешь, Франческо? - ужаснулась Эрин. - Ты же умный человек! Ты сам должен понимать, ничто не разрушает человека больше, чем мысли о том, что могло бы случиться, но по какой-то причине не произошло. Это же прямой путь к безумию! Видимо, Рафаэль не мог поступить иначе, поэтому он выбрал добровольный уход из жизни. Но ты не мог этого знать, пока он был жив и производил впечатление вполне благополучного человека, и ты не можешь винить себя в черствости. Ты был верен себе, своему оптимизму и жизнелюбию. Ты считал, что и твой брат в конце концов снова научится радоваться жизни. В этом нет твоей вины. Это твой, между прочим, весьма правильный, взгляд на мир. Ошибся Райф, когда переоценил свою беду.
- Практически то же самое сказали и доктора. Депрессия, химический дисбаланс… Но не химический дисбаланс убил Райфа, его убило отчаяние. Оно убивало его годами, а я стоял в стороне и наблюдал.
- А вот это уже абсолютный бред! - возмутилась Эрин. - Скажи мне, Франческо, разве твой брат убил себя для того, чтобы ты до конца жизни себя терзал?
- Что за странный вопрос, Эрин? Конечно же, нет! Я сомневаюсь, что он вообще думал обо мне, когда решился на это.
- Потому что ты ему был безразличен или по какой-то другой причине? - настаивала она.
- Потому что был сосредоточен только на своих переживаниях.
- Ты хочешь повторить его подвиг? Именно это и произойдет, если ты будешь постоянно винить себя в том, в чем на самом деле не виноват?
- Я не способен на такое, - твердо произнес Франческо.
- Приятно слышать, - подытожила Эрин. Она провела рукой по густым волосам Франческо и сказала: - Мне кажется, такая короткая стрижка тебе не очень идет, равно как и всякого рода сожаления о прошлом. Прости, но я думаю, ты достаточно сильный, чтобы справиться со всем этим.
- Проблема в том, что я именно такой, какой есть, дорогая.
- Нет, проблема не в этом. Она в том, что ты сам изводишь себя этими терзаниями, зная, что уже ничего не изменишь.
- По-твоему, я жалок?
- Я ничего подобного не говорила.
- Но подумала… Я не хочу пользоваться твоим хорошим ко мне отношением. Я не нуждаюсь в сочувствии, а рассказал о Райфе только потому, что ты меня об этом попросила. Не думай, будто мои переживания о его смерти как-то связаны с переживаниями по поводу нашего с тобой разрыва, это не так. Я могу отделять проблемы друг от друга. Некоторые вещи я вообще умею игнорировать, если знаю, что так будет лучше для меня…
- Тогда тебе ничего не помешает принять мои соболезнования, Франческо, - тихо произнесла Эрин. - Но я должна была раньше узнать об этом, ведь я твоя жена.
- Я так не считаю. К нашей семейной жизни это не имеет никакого отношения, - заявил он.
А вот моя мама очень страдает. У них с Райфом были самые что ни на есть доверительные отношения. Она очень постарела после его смерти.
- Но у нее есть ты.
- Ну, милая, это не одно и тоже. Я ведь не Райф.
- Ты лучше. И прости мне эти слова! - Эрин обняла мужа. Ее мнение было искренним. Она не хотела осуждать Рафаэля и людей, выбирающих подобный способ решения проблем, но не считала их путь достойным сочувствия. Борцы, подобные Франческо, нравились ей гораздо больше. Она сама относила себя к их числу.
- Для чего ты мне это сказала, Эрин?
- Чтобы ты понял, вместе мы со всем справимся.
- Вместе? Ты вернешься ко мне?
- Ты ведь хочешь, чтобы у нашего ребенка был отец? Но, милый, умоляю тебя, больше никаких секретов, если, конечно, ты решил и впредь оставаться моим мужем и мечтаешь о крепкой семье. Перестань вести себя как холостяк. Я согласна забыть прошлые обиды. Когда мы поженились, мы только и делали, что дразнили друг друга и лгали, настало время положить этому конец.
- Я не хотел, чтобы ты знала о Райфе.
- Но почему, Франческо? Он же был огромной частью твоей жизни и навсегда останется в твоей памяти.
- С тобой я мог не говорить о брате, не вспоминать, не думать о нем. С тобой я отдыхал от этих переживаний, любимая.
- Давно ты потерял его?
- Полгода назад.
- Всего полгода! - вздрогнув, воскликнула Эрин.
- Тебе холодно? - спросил Франческо, обнимая ее за плечи.
- Немного, - призналась Эрин. На минуту она задумалась.
- Что с тобой? - спросил Франческо.
- Пойду переоденусь, - ответила она, вставая с кровати.
Только что Эрин услышала то, что ей еще предстояло обдумать.
Прошло шесть месяцев с момента гибели брата Франческо и три месяца, как мы женаты. Получается, мой муж пытался заглушить свое горе новой привязанностью. Что станет с нашей любовью, когда его скорбь утихнет? Он говорил, что здесь нет никакой связи… Но…
Эрин понимала: она надолго лишилась покоя. Ей еще очень во многом предстояло разобраться.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Эрин не терпелось остаться одной и все обдумать. Она с детства привыкла тщательно анализировать каждый свой шаг, просчитывать все «за» и «против». За любую свою ошибку она подвергала себя безжалостной самокритике.
Единственным случаем, когда Эрин поддалась порыву, было ее скоропалительное замужество, и не прошло еще ни дня, чтобы она не пожалела об этом поступке.
Эрин не верила в женскую интуицию. Она предпочитала по нескольку раз перепроверять факты, не доверяла инстинктам, осуждала импульсивные поступки.
Оказавшись в своей комнате, Эрин устало опустилась в кресло.
Боже, неужели я могла что-то пообещать Франческо? Бес меня попутал сказать, будто я вернусь с ним в Италию. Как я могла сделать столь необдуманный шаг?
Она знала, что никто, кроме нее самой, не сможет ответить на эти вопросы.
Больше всего на свете Эрин ценила способность трезво мыслить, но после нескольких часов беспрерывных занятий любовью ее голова отказывалась нормально работать. Она решила принять прохладный душ.