Внезапно на землю обрушился сильный штормовой ветер, принесший пелену дождя, хлынувшую на лобовое стекло, ухудшая видимость, не смотря на максимальные усилия дворников. Порывы ветра бились о грузовик, и Джону требовались все силы, чтобы ровно держать его на дороге. Видимость была настолько плохой, что он чуть не пропустил поворот к ранчо Кэботов, хотя знал эти дороги как свое собственное лицо.
Он был мрачным и раздраженным, когда подъехал к дому Кэботов, и его отвращение возросло, когда он оглянулся вокруг. Даже через дождь, было видно, что место пришло в упадок. Двор порос бурьяном, амбар и конюшни имели несчастный вид, пустые и заброшенные. Пастбища, которые когда-то были усеяны элитным брахманским рогатым скотом, были теперь пусты. Маленькое царство распадалось на глазах у его королевы...
Хотя Джон подвел грузовик прямо к дому, дождь лил так сильно, что он промок насквозь пока добежал до веранды. Он похлопал своей соломенной шляпой по ноге, чтобы отряхнуть с нее воду. Джон поднял руку, чтобы постучать, но дверь открылась, прежде чем он успел это сделать. На пороге стояла Мишель, смотря на него с привычным презрением в холодных, зеленых глазах. Она колебалась всего мгновение, как будто бы раздумывала, стоит ли пускать его в дом, или поберечь ковер. Наконец она толкнула сетчатую дверь и резко произнесла:
- Входите.
Джон представил, как она внутренне сжимается от необходимости быть с ним любезной из-за того, что должна ему сотню тысяч долларов.
Он прошел мимо, отметив, что она отодвинулась так, чтобы он не смог задеть ее. Погоди, подумал он в ярости. Скоро он больше чем просто заденет эту гордячку, он сделает то, черт возьми, что ей определенно понравится. Пусть сейчас она воротит от него свой нос, но все изменится, когда она окажется под ним голой, когда будет биться в экстазе, обхватив ногами его талию. Он не хотел просто использовать ее тело. Ему было нужно ответное желание, он хотел увидеть ее такой же жаждущей и одержимой, как и он. Это было бы верхом справедливости, после всех мужчин, которых она использовала.
Он почти хотел, чтобы она нагрубила ему, чтобы у него был повод ненавидеть ее. Принудить Мишель сделать то, что совершенно точно ей не понравится. Он хотел ее, и все остальное было не важно, хотел чувствовать ее тепло и нежность, хотел заставить ее отвечать ему тем же.
Но она не отбрила его своим едким языком, как обычно делала. Вместо этого она сказала:
- Пройдемте в папин кабинет, - и повела за собой по холлу, оставляя за собой дразнящий аромат духов. Она выглядела недотрогой в строгих белых брюках и белой шелковой блузке, нежно облегающих ее соблазнительную фигуру, но ему все равно нестерпимо хотелось коснуться ее. Блестящие светло-золотистые волосы были откинуты назад и сколоты на затылке широкой золотой заколкой. Утонченная безукоризненность Мишель была прямой противоположностью его собственному грубому внешнему виду, и он задался вопросом, что бы она сделала, если бы он дотронулся до нее, притянул к себе, намочив и запачкав ее шелковую блузку. Он был грязным, потным, воняющим скотом и лошадьми, да еще и мокрым в придачу. Скорей всего, не было и шанса, что она позволит ему это прикосновение.
- Присаживайтесь, - сказала она, показывая рукой на одно из кожаных кресел в кабинете. - Думаю, вы знаете, почему я позвонила.
Выражение его лица стало еще более саркастическим.
- Думаю, знаю.
- Я нашла документ о ссуде, когда разбирала папины бумаги позапрошлой ночью. Я не хочу, чтобы вы думали, будто я пытаюсь увиливать от оплаты, но у меня сейчас нет денег…
- Не тратьте зря мое время, - посоветовал Джон, резко прерывая ее.
Мишель пристально посмотрела на него. Он не сел на предложенное кресло и стоял слишком близко, возвышаясь над ней. Взгляд его черных глаз вызывал у нее дрожь.
- Что?
- Это отговорки, и я не собираюсь тратить время на ваши выдуманные оправдания. Я знаю, что вы собираетесь предложить, и согласен. Я давно хочу забраться в ваши штаны, голубушка. Только не обольщайтесь, надеясь отделаться потрахавшись пару раз по-быстрому. Так не выйдет. Я собираюсь полностью оправдать свои затраты.
Глава 2
Мишель словно окаменела от его слов, краска отхлынула от ее лица, и оно стало белее снега. Его внешность, рост, мускулатура, запах его сильного тела смущали ее, а смысл его слов ускользал от затуманенного сознания. Он был слишком близко! Но вот, наконец, его слова выстроились по порядку, и значение произнесенной им фразы изо всех сил хлестнула Мишель по лицу. Паника и ярость уступили место шоку. Она отодвинулась от него и прошептала:
- Это что, шутка?
Его слова были отвратительными, жестокими. Сейчас она не могла себе позволить даже ответить на это оскорбление. Ей нужны его помощь, сотрудничество, если она хочет спасти ранчо, но гордость все же одержала верх. Мишель почувствовала, как внутри все застыло, подбородок задрался вверх. Она понимала, что играет с огнем. Рафферти и при более благоприятных обстоятельствах не стоило бросать вызов.
Джон выглядел безразличным, и, тем не менее, его глаза прищурились, наблюдая за нею. Мишель чувствовала, что он из последних сил контролирует себя, чтобы не сдвинуться с места.
- Похоже, что я шучу? – Спросил он обманчиво мягким, и тем не менее опасным как кинжал тоном. - При вас всегда был какой-нибудь сосунок, который содержал вас, исполнял ваши прихоти. Почему бы и мне не попробовать? Правда, у вас вряд ли получится манипулировать мной, как другими бедолагами, но вряд ли сейчас у вас есть возможность быть слишком разборчивой.
- Что Вы знаете о разборчивости? - Мишель побледнела еще сильнее, продолжая отступать назад. Джон приблизился к ней почти вплотную, так что она могла ощущать его дыхание на своей коже.
У него было очень много женщин, Мишель даже не хотела думать насколько много, потому что размышление об этом глубоко внутри причиняло острую боль. Те другие женщины тоже чувствовали эту беспомощность, вызванную его горячим телом, и неуемной сексуальностью? Она не могла управлять своими инстинктами и ответом собственного тела на него. Она всегда ощущала слабость, там, где дело касалось Рафферти, и именно это пугало ее, заставляло бороться с ним все эти годы. Она просто не могла позволить себе оказаться в одном ряду со всеми его любовницами, позволить ему использовать себя подобно жеребцу, покрывающему кобылу. Это слишком много значило бы для нее, и слишком мало для Джона Рафферти.
- Прекратите пятиться назад, - услышала она его голос, мягкий, как прикосновение бархата.
«Эту интонацию он использует ночью» - неожиданно, эта мысль пришла в голову Мишель, и в ее голове помимо воли пронеслась картина: вот Джон накрывает обнаженное женское тело своим, поджарым, сильным телом, и шепчет ей на ухо неприличные вещи. Рафферти вряд ли был утонченным любовником. Он был сильным, почти диким, разрушающим любые женские барьеры и штучки. Мишель из последний сил заставила свое воображение уняться, отвернувшись от своего собеседника.
Когда Мишель отвернулась от него, Джона захлестнула волна гнева. Она отвернулась с таким видом, словно ей было противно смотреть на него, словно сама идея разделить с ним постель вызывала у этой выскочки тошноту. Кипя гневом, он обошел стол, и, схватив Мишель за руки, притянул к себе. Но, даже будучи в бешенстве, он мог думать сейчас только о том, что впервые касается ее, ощущает в своих руках ее мягкое хрупкое тело. Его руки еще сильнее прижали Мишель к себе, пальцы ныли от желания задержаться в таком положении подольше, изучить, потрогать, погладить. Желание обладать ею вернулось снова, возобладав над гневом.
- Нечего задирать нос и строить из себя «Ледяную принцессу», - произнес он хрипло. – Ваше маленькое королевство развалилось ко всем чертям, детка, если вы случайно этого не заметили. Ваши бывшие приятели отвернулись от вас, когда узнали, что денежек больше нет. Уверен, они и не подумали предложить вам помощь, не так ли?
Мишель выпрямилась и попыталась отстраниться.
- Я не просила их о помощи! – Выкрикнула она. – Я не хочу ничьей помощи, и меньше всего, Вашей!
- Почему? Он слегка встряхнул Мишель, его глаза были сужены и пылали гневом. – Я могу себе позволить вас, детка.
- Я не продаюсь!
Мишель попыталась отступить, но не смогла даже пошевелиться, ей не справиться с его стальными мышцами.
- А меня не интересует покупка, - пробормотал Джон, опуская голову. – Всего лишь аренда, на некоторое время.
Из горла Мишель вырвался протестующий крик, она еще раз попыталась вырваться из его рук, но Джон запустил руку в ее волосы, захватил их в кулак и притянул к своему лицу. Она увидела темные зрачки его глаз, пылающие неутолимой жаждой, и задрожала, словно испуганное животное. Ее ресницы затрепетали, глаза закрылись, когда она прижалась к нему, сдаваясь. Много лет она мечтала о его поцелуе, о том каким он будет на вкус, представляла прикосновение его губ: будут ли они мягкими и нежными, или жесткими и требовательными. Наслаждение взорвалось в ней подобно шаровой молнии, заполняя с ног до головы горячей лавой.