Фэб потерлась щекой о мягкий меховой хохолок.
— При всей своей замечательной родословной ты не более чем дворняжка, не правда ли, Пу?
Внезапно Фэб поняла, что проиграла битву, которую вела весь день, и всхлипнула совершенно по-детски. Дворняжка. Это то, чем являлась она сама. Разодетая, как французский пудель.
Виктор нашел ее в библиотеке, но сделал вид, что не замечает ее слез.
— Фэб, крошка, — ласково сказал он, — пришел поверенный твоего отца.
— Я не хочу никого видеть, — фыркнула Фэб, оглядываясь по сторонам.
Виктор протянул ей свой носовой платок ярко-лилового цвета.
— Рано или поздно тебе придется поговорить с ним.
— Я уже это сделала. Он звонил мне по поводу опекунства через день после смерти Берта.
— Возможно, речь пойдет о недвижимости твоего отца.
— Меня это не касается. — Фэб шумно высморкалась в платок. Она искренне полагала, что ей плевать на ущемление ее прав, и хотела лишь избежать оскорбительных формальностей.
— Он крайне настойчив.
Виктор поднял с пола ее сумочку, щелкнул замочком. Это изящное творение Юдифь Лайбер он приобрел для Фэб в оптовом магазинчике в Ист-Виллидж. Обнаружив прилипший к подкладке сумочки батончик «Милки Уэй», венгр неодобрительно качнул головой. Отбросив мятую шоколадку в сторону, он вынул расческу и привел в порядок ее волосы. Затем подошла очередь помады и пудры. Помогая Фэб восстанавливать макияж, Виктор невольно залюбовался ею.
Эти не правильные черты лица молодой женщины казались ему куда привлекательнее стандартных кукольных физиономий рекламных моделей, с которыми ему приходилось работать. Впрочем, незаурядная красота Фэб приводила в восхищение многих, включая знаменитую владелицу модного фотоателье — мисс Эйш Белчер.
— Сними эти порванные чулки. Ты выглядишь как девица из кордебалета «Ле Мис».
Пока Фэб покорно стаскивала чулки, Виктор вновь упаковал ее сумочку. Затем, заботливо поправив золотой фиговый брелок, свисавший с пояса Фэб, он проводил ее до двери.
— Я не хочу ни с кем встречаться, Виктор.
— Ты ведь не собираешься отступать. Янтарные глаза Фэб вспыхнули темным огнем:
— Я не могу больше выносить этот бедлам.
— Фэб, крошка, — он провел большим пальцем по ее щеке, — люди не всегда столь плохи, как ты о них думаешь.
— Мне ненавистна мысль, что кто-то станет жалеть меня.
— Ты бы предпочла, чтобы тебя никто не любил? Она изобразила на лице самоуверенную улыбку и взялась за дверную ручку.
— Я чувствую себя комфортно лишь в атмосфере всеобщего презрения.
Виктор поднял с пола съежившиеся в нелепый комочек чулки Фэб и покачал головой:
— Фэб, Фэб, когда ты перестанешь ломать себя?
— Когда добьюсь совершенства, — фыркнув, ответила она.
Глава 2
Брайен Хиббард, удобно устроившись в гостиной, разложил на коленях бумаги.
— Приношу извинения за свое вторжение сразу после похорон, мисс Сомервиль, но ходят слухи, что вы собираетесь улететь из Чикаго завтра же вечером.
Адвокат оказался плотным мужчиной небольшого роста, лет сорока с небольшим, с красноватой кожей и седеющими волосами. Отличного покроя угольно-черный костюм все же не мог полностью скрыть его небольшое брюшко. Фэб разместилась напротив него в одном из широких кресел, стоявших перед огромным каменным камином. Она всегда ненавидела эту темную, обитую панелями комнату, увешанную чучелами птиц, задранными к потолку черепами убитых животных и с пепельницей, вырезанной из копыта жирафа.
Когда Фэб скрестила ноги, тонкая золотистая цепочка полукругом легла на ее колено, поблескивая на свету. Хиббард опустил глаза и откашлялся.
— У меня нет причин задерживаться здесь дольше, мистер Хиббард. Молли возвращается в лагерь завтра днем, а мой самолет отбывает несколько позднее.
— Боюсь, что ваш отъезд создаст вам определенные трудности. Завещание вашего отца имеет некоторые нюансы.
Отец ознакомил Фэб со своим завещанием полгода назад, когда врачи обнаружили у него рак печени. Она знала, что Берт утвердил трастовый фонд для Молли и что Рид унаследует его обожаемую команду «Звезды».
— Вам известен тот факт, что у вашего отца были некоторые финансовые затруднения в последние годы?
— Без особых подробностей. Мы редко общались. Отец и дочь не общались друг с другом в течение десяти лет. Только после смерти Артуро они изредка стали встречаться, когда Берт бывал в Манхэттене по делам. Но Фэб к тому времени уже выросла из детских штанишек, и их встречи скорее походили на стычки.
Старина Берт содержал стайку любовниц и имел обыкновение выбирать подруг жизни из состава кордебалета, однако его провинциальное воспитание давало себя знать. Душа Берта страстно жаждала респектабельности, и потому стиль жизни дочери раздражал его чрезвычайно. Он являлся, по сути, воинствующим мещанином и к тому же презрительно относился к любому виду искусства. Берт Сомервиль ненавидел газетные и журнальные публикации, в которых упоминалось имя Фэб, он заявлял, что блудная дочь выставляет его дураком в глазах партнеров по бизнесу. Снова и снова он предлагал ей вернуться в Чикаго и скромно и благопристойно вести домашние дела. Если бы эти его предложения были продиктованы родительской любовью, Фэб откликнулась бы на них, но Берт просто-напросто хотел наложить на нее лапу, как накладывал лапу на каждого, кто с ним общался.
Он до конца оставался жестким и бескомпромиссным жлобом, используя даже свою скоротечную болезнь в качестве моральной дубины, чтобы лишний раз уязвить Фэб. Он, лежа на смертном одре, не позволил ей приехать в Чикаго, прохрипев, что не желает видеть возле себя никаких чертовых сиделок. В последнем телефонном разговоре Берт заявил дочери, что она была его единственной жизненной неудачей.
Пока Фэб моргала глазами, чтобы не разреветься, до ее сознания вдруг дошло, что Брайен Хиббард продолжал говорить.
— …поэтому состояние вашего отца не так велико, как это было в восьмидесятые годы. Он распорядился продать этот особняк, и вырученные за него деньги отписать в пользу вашей сестры. Однако его шале не станет выставляться на продажу в течение по крайней мере года, поэтому ваша сестра и вы можете им сейчас пользоваться.
— Шале? Я ничего о нем не знаю.
— Этот… гм… коттедж расположен неподалеку от спортивного комплекса «Чикагских звезд». Мистер Сомервиль… гм… держал его для личного пользования.
— Для своих любовниц, — решительно уточнила Фэб.
— Да, в общем, наверное, это так. Шале пустует уже в течение полугода. К несчастью, это единственная собственность мистера Сомервиля, не связанная напрямую с футбольным бизнесом. Впрочем, финансовая ситуация складывается не так уж плохо…
— Я и думать не думала ни о каких шале. Одна футбольная команда, я полагаю, должна была стоить отцу миллионы.
— Футбол — весьма надежное помещение денег, мисс Сомервиль, хотя тут, как и во всяком деле, имеются свои сложности…
Заметив странное выражение лица Фэб, Хиббард внезапно наклонился к ней и доверительным тоном спросил:
— Вам не нравится футбол?
— Нет. — Фэб произнесла это с излишней горячностью, и адвокат с любопытством взглянул на нее. Она сделала рукой отстраненный жест:
— Я скорее принадлежу к типу людей, болтающихся по картинным галереям и закусывающих в харчевне «Цирк» перед вечерним посещением экспериментального театра. Я лакомка, мистер Хиббард Она мысленно порадовалась своему остроумию, но мужчина даже не улыбнулся.
— Трудно поверить, что дочь Берта Сомервиля не любит футбол.
— Практически невозможно, — небрежно бросила Фэб. — Но тем не менее это факт. Меня тошнит от запаха пота — собственного или чьего-либо еще. К счастью, мой бесподобный кузен Рид невероятно потеет, поэтому фамильной футбольной династии ничто не грозит.
Адвокат поколебался, лицо его приняло откровенно кислое выражение.
— Боюсь, что вы чего-то недопонимаете, мисс Сомервиль.
— Что вы имеете в виду?
— За несколько месяцев до смерти мистер Сомервиль составил новое завещание. Говоря короче, ваш кузен Рид, во всяком случае, не имеет на команду никаких прав.
Несколько секунд Фэб переваривала полученную информацию. Она припомнила, как спокойно держался ее кузен на похоронах.
— Рид, очевидно, не подозревает об этом?
— Я настаивал, чтобы Берт сам сообщил ему о своем решении, но он отказался. Моему партнеру и мне достался незавидный удел сообщить эту новость вашему кузену. Не думаю, что он с пониманием отнесется к тому факту, что Берт временно переадресовал команду своей дочери.
— Своей дочери! — Фэб тут же представила себе строптивую девчонку, корпящую над томиком Достоевского в спальне наверху, и невольно заулыбалась. — О, моя сестричка войдет в историю профессионального футбола!
— Боюсь, что не совсем понимаю вас.
— А много ли вы знаете пятнадцатилетних соплюшек, владеющих командами НФЛ? Хиббард разволновался:
— Прошу меня извинить, мисс Сомервиль. День был таким трудным, и я не сумел точно выразить свои мысли. Ваш отец вовсе не завещал команду вашей сестре.